Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Отсмеявшись, Ельцин заметил, что теперь уж точно кое-кому придется себе подъем пораньше устраивать.

Между тем гитарист и вокалист ресторанного ансамбля Андрей Козырев объявил в микрофон:

– Дорогие друзья! Сегодня в этом зале присутствует, не побоюсь этого слова, настоящая знаменитость не только Свердловска, но и всего Советского Союза! Олимпийский чемпион по боксу, недавно победивший в Америке самого Мухаммеда Али – даже я знаю, кто это, – улыбнулся Козырев. – Знаменитый композитор и автор песен, которые поёт вся страна, и которые исполняет так же наш ансамбль, причём некоторые песни с позволения автора мы исполнили первыми, чем весьма гордимся. Вот он, скромно сидит за дальним столиком, Евгений Покровский! Давайте поприветствуем нашего дорого гостя!

Что-то мне это напомнило. Ну да, когда мы тут с Полиной свадьбу нагуляли, Серёга меня так же представлял публике. Правда, тогда я ещё был просто чемпионом Европы. Но и тогда собравшиеся аплодировали, и сейчас зал взорвался овациями. Ну Козырь, ну подставил… Я поднялся си с вымученной улыбкой одарил собравшихся парой лёгких кивков, после чего уселся обратно на мягкую сидушку стула.

– Женя… Извини, что вот так на «ты», мы с тобой не первый год знакомы, – улыбнулся Козырев, – Сегодня в твою честь мы хотели бы исполнить написанную тобой же песню «Поверь в мечту».

Хм, так-то, конечно, она не моя, а Антонова, если не брать в расчёт слухи, что все свои хиты написал не он, а просто купил чуть ли не за бутылку водки тетрадочку с песнями у одного спившегося музыканта… Как бы там ни было, а всё равно приятно.

За ужином говорили о многом. В частности, затронули вопрос производства джинсов в Свердловске и области. Ельцин в общем-то по строительству, но ведь помог же когда-то студию обустроить. И в деле пошива джинсов проявил понимание.

– Можно загрузить нашу швейную фабрику, для начала выпустить небольшую партию и посмотреть, как разойдутся, – сказал он. – Поговорю завтра с начальником отдела лёгкой промышленности, он мужик нормальный.

В половине десятого, взглянув на часы, Ельцин вздохнул.

– Пора уже и честь знать. Моя просила долго не задерживаться. Да и с утра у меня завтра совещание на выезде с прорабами, нужно быть в форме.

После чего полез во внутренний карман пиджака за кошельком.

– Борис Николаевич, ну что вы… Мой первый день, я угощаю.

– Ну, коли так, тогда ладно, – он с улыбкой убрал кошелёк обратно.

А я полез за своим:

– Я своей тоже обещал сильно не засиживаться.

Из ресторана вышли вместе. К этому времени администратор вызвал такси, которое нас и развезло по домам. Сначала Ельцина, затем меня, тут я снова платит сам. Ну так не на последние гуляем.

В воскресенье, когда Полина с утра отправилась записывать альбом на студию со своими музыкантами из «Свердловчанки», я уединился в зале, и сел за пишущую машинку. Решил, что пора очередные свои мысли отправить Судоплатову, а тот уж пусть думает, что с этим делать. Собравшись с мыслями, приступил:

«Когда в моём будущем писали, что в СССР имелись уникальные компьютерные наработки (какая-нибудь Сетунь с троичной логикой от 1959 или аналоговые вычислительные блоки с километрами золотой проволоки внутри), то предполагают, будто СССР конкурировал с США на равных, но из-за вредительства, из-за управленческих ошибок или из-за других досадных неурядиц вынужден был сойти с дистанции. Боюсь, что проблема гораздо глубже. Развитый социализм был обречён на технологический проигрыш, так как в нём отсутствовало важнейшее инженерное звено. Техническое образование в СССР было отличным. К 1917 Российская Империя делила с США первое место по числу студентов технических вузов и, несмотря на огромную потерю кадров в ходе революционной разрухи, СССР унаследовал от Империи значительную долю её инженерной мощи. Так как техническое образование в Союзе считали более важным, нежели любое другое, и так как интеллектуалы в советскую эпоху мало где могли себя применить, самые умные ребята шли учиться именно на инженерные специальности. По этой и по некоторым другим причинам лучшие советские инженеры как минимум не уступали своим немецким или американским коллегам, а кое в чём и превосходили их. С академической наукой в СССР тоже было всё хорошо. Не так хорошо, как с инженерами, так как учёным для работы нужно и оборудование, и обмен опытом с заграницей, и ещё много чего, но достаточно хорошо, чтобы мы стремительно продвигались, например, в освоении космоса и в строительстве АЭС. Чего у нас не было – вот просто начисто не было, ноль баллов из десяти – так это среднего звена. Процитирую Генри Форда, построившего для Сталина Горьковский автомобильный завод. Это из книги 'Сегодня и завтра»: «Мы никогда не занимаемся тем, что иногда амбициозно зовётся исследованиями, если это не связано с нашей единственной целью: делать моторы и ставить их на колёса. Всё остальное – за пределами наших интересов, и делать что-либо там означает не сделать чего-то здесь. Наша лаборатория в Дирборне оборудована всем, что может понадобиться для экспериментов… Наша главная обязанность, как мы её понимаем, – не удивляться разным сюрпризам на нашем пути, а осваивать производство одной вещи как можно лучше. Этот процесс выводит нас во многие сферы…»

Ничего подобного в СССР не было, так как не было в СССР и аналогов Генри Форда: советский инженер не мог открыть свою мастерскую или завод, чтобы делать там, например, автомобили или, может быть, радиоприёмники, или хотя бы комплектующие для них. Таким образом, советская техническая отрасль выглядела как изувеченная пирамида: умные инженеры были, научные лаборатории были, а частные мастерские и частные заводы отсутствовали. С точки зрения советских властей проблемы это не представляло. Государственными заводами управляли номенклатурные работники, зачастую также с инженерным образованием, при заводах имелись всякие экспериментальные цеха, существовала целая система изобретательства и рацпредложений. Однако в условиях административно-командной экономики все эти костыли работали плохо. В первую очередь по той причине, что увлечённый своим делом инженер не мог получить у начальства достаточно ресурсов, чтобы производить, к примеру, двигатели для автомобилей или хотя бы нормальные наборы гаечных ключей. Как итог, несмотря на наличие собственных мозгов, СССР вынужден был покупать заводы и современное оборудование для них на Западе. К примеру, в конце 1960-х итальянцы продали нам АвтоВАЗ, а в 1987, незадолго до развала страны, разразился большой скандал с закупкой Советским Союзом мощных японских фрезерных станков. Да, мы живём в глобальной экономике, и все страны, включая Италию с Японией, многое импортируют. Разница в том, что для Италии с Японией импорт был вопросом экономии, тогда как для СССР – вопросом необходимости. Условный Иван Иванов не открыл в 1930-е мастерскую по выпуску коловоротов, не перешёл позже на сверлильные станки, не развернул к 1987-му производство огромных фрезерных станков для обработки винтов подводных лодок. Как результат, пришлось сначала покупать нужные станки в Японии, а потом, когда детали сделки стали известны американцам, искать для импорта какие-то другие подпольные пути. СССР пытался перескочить через этап, через который перескакивать было нельзя: сразу купить завод, чтобы он делал готовый высокотехнологичный продукт. Но в атмосфере бюрократической суеты инновации внедрялись медленно, нормальных комплектующих было не достать, поэтому итоговое качество продукции получалось недопустимо низким. Когда началась компьютерная гонка, проблема стала особенно наглядной. В США был, например, Майкл Делл, сын зубного техника. В 1984, в возрасте 19 лет, он начал собирать компьютеры из комплектующих и продавать их всем желающим. Когда заказов стало больше, нанял ещё трёх студентов с отвёртками себе в помощь. Вскоре корпорация Делл стала компьютерным гигантом. В моём будущем там работали 160 тысяч человек, выручка за 2021 год была почти 100 млрд долларов. В Британии был, например, Клайв Синклер. Инженер в третьем поколении, он открыл в 1962 маленькую компанию по производству радиодеталей, через 10 лет переключился на электронные часы и маленькие телевизоры, а в 1980 создал знаменитый компьютер «Синклер ZX80», более известный в моём прошлом-будущем как «ZX Spectrum». В США был, например, Гэри Килдалл, преподаватель математики. В 1972 он купил за 25 долларов процессор Intel 4004 и начал писать для него программы для судовой навигации. Позже он разработал язык программирования PL/M, а ещё чуть позже написал на этом языке операционную систему СР/M, которая вдохновила Билла Гейтса на создание DOS, предшественника знакомой всем системы «Windows». Идея такова, что деятельный капиталистический инженер мог заняться производством чего-нибудь технологичного немедленно, и с годами развивать своё детище, постепенно выпуская всё более качественный и сложный продукт. Советскому инженеру для реализации инициативы снизу нужно было пройти семь кругов бюрократического ада, получая отказы от всё более и более важных чиновников. Как зовут советского инженера, которого можно сравнить Клайвом Синклером или с Майклом Деллом? Мы не знаем. Потому что в моём 1980 году, когда советские инженеры пришли к замминистра радиопромышленности СССР с предложением выпускать персональные компьютеры, тот ответил им знаменитой репликой: «Ребята, хватит заниматься ерундой. Персонального компьютера не может быть. Могут быть персональный автомобиль, персональная пенсия, персональная дача. Вы вообще знаете, что такое ЭВМ? ЭВМ – это 100 квадратных метров площади, 25 человек обслуживающего персонала и 30 литров спирта ежемесячно!». Подытоживая вышесказанное, именно частники – передний край науки, так как, напомню, станки для обработки лопастей подводных лодок СССР повторить даже в единичном экземпляре не мог. Во-вторых, бесчисленные частные заводы и мастерские – это база для промышленности, и без этой базы не мог бы открыться ни один современный завод, так как ему пришлось бы или заранее мириться с низким качеством продукции, или делать самому абсолютно всё, начиная от тех самых отвёрток и заканчивая привитием производственной культуры работникам. В-третьих, развитая промышленность – это необходимая питательная среда для академической науки, так как промышленность даёт учёным и ценные кадры, и лабораторное оборудование, и материал для исследований – не говоря уже про частные институты с университетами, которые «проклятые буржуины» традиционно строят в избытке. Надеюсь, эта информация попадёт в нужные руки, где сумеют сделать необходимые выводы'.