Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  Надо признать, что Людмила Павловна сильно изменилась с тех пор, как очаровательную головку Людочки посетила Первичная Мысль. Однажды начав развиваться, ее интеллект не останавливался, тем более, что деятельность всестороннему развитию всячески способствовала. К этому моменту ее не назвал бы дурой даже враг, а "наив" приходилось включать, предварительно вспомнив, что это такое, и сосредоточившись. Кроме того у нее накопился очень солидный чисто профессиональный опыт. В ее словах относительно "стандарта 28 - 30" много справедливого. Согласись Дитрих, и сговорчивый человеческий мозг не отметил бы ничего особенного, выдав успокоительный вердикт: "В прекрасной форме, исключительно сохранившаяся, не имеющая возраста" - поистине Вечная Звезда, - и не более. Уважение и восхищение с завистью. Получив то, что просила, она, безусловно, вызвала фурор, но фурор с сильной примесью позора. В Европе молодящийся старик служил традиционным объектом осуждения и насмешек, так что и женщина, выглядящая моложе собственной внучки, в ту эпоху тоже выглядела дурой. Уж заодно.

  Зато с точки зрения рекламы ничего более действенного просто невозможно было выдумать, и пришелся случай как нельзя более кстати. Раньше клиника, пожалуй, не справилась бы с такими требованиями к дальнейшему расширению масштабов деятельности.

  Дальнейшее известно. На каждом острове, арендованном "Панакеей" есть входящая в нее "организационно и методически" КДЛК: клиника Дерматологии и Лечебной Косметики, и это никак не самая мелкая из клиник. В плане, так сказать, деловом клиники образуют дочернюю компанию "Панакеи", общеизвестную, как "Первая Броня".

  Очередной южный мужчина не только был сражен наповал щедрой внешностью Людмилы Павловны, но и смог покорить ледяное сердце неприступной красавицы, так что в тридцать лет она стала Людмилой Кортес. Ближайшие предшественники супруга, - а их общее число значительно увеличилось, - утверждали, что у нее более не было нужды имитировать бурную страсть: к моменту замужества с темпераментом там все было в порядке. Кроме того, она стала одной из самых богатых и влиятельных женщин мира, хотя на родине это особо не афишировали. Еще добавим, к богатству и влиянию, - одной из самых злопамятных женщин, что, безусловно, усилило влияние и, косвенно, увеличило богатство.

  Вы спросите, - почему же тогда тут запросто упоминаются не самые лестные случаи из биографии и не самые лицеприятные характеристики великой женщины? Это просто. Семидесяти восьми лет от роду она выдала замуж вторую внучку, погляделась в зеркало и, увидав там юную блондинку с золотистыми волосами, безукоризненно-свежей нежно-розовой кожей и глазами, как голубая эмаль, решила, что с нее - хватит. После чего исчезла. Оставила обширное наследство тому существу, в которое превратилась, и исчезла. Где она и кто она, знают считанные люди, а прямо доказать, что это именно она, и вообще невозможно. Не то, что отпечатки пальцев и рисунок сетчатки, генетический анализ даст спорный, сомнительный результат. Никогда не следует забывать, что таких людей за все время деятельности "Панакеи" набралось довольно много. Затевая роман со свежей, как бутон, совсем юной, очаровательной девушкой, вы можете даже и не заподозрить, что на самом деле она старше вашей прабабушки. Кстати, среди тех, кто оценивает кожу с точки зрения эстетики, очень высок процент пидоров. Это не в осуждение, и не в плане гомофобии, а просто констатация факта: похоже, кое-какие вещи лучше всего чувствуют все-таки именно они. Люди с этакой "промежуточной" психикой. И терпентин на что-нибудь полезен.

  Мизгирь

  Наш обзор ни в коем случае не мог бы претендовать на полноту без упоминания товарища Петрова. Бывшего студента, а ныне кандидата медицинских наук Р.В. Петрова.

  Никакой диссертации он, понятно, не писал, и кандидатом его сделали по причинам субординации: ну, невозможно, чтобы докторами-членкорами руководил уж вовсе неостепененный молокосос, а вот руководить им, составляя планы исследований, и указывая, что и как делать, было некому. То есть, поначалу были такие, кто пытался, но долго такие попытки не длились. Дураки в высших структурах "Панакеи" держались несколько недель, от силы - месяц. Костоправ мог под горячую руку от души вломить кому то "дюже вумному", ежели уж слишком достанет своим особым мнением, потом - жалеть об этом, потом (не скоро и не всегда) мог даже первым помириться, но с дураками его позиция была неизменной, однозначной и неукоснительной, как Судьба. Другой бы отодвинул потихонечку, сунул в какой-нибудь угол, на должность, где трудно чему-нибудь навредить, но только не он. Разобравшись, называл вещи своими именами соискателю прямо в глаза и убирал без перспективы когда-нибудь устроиться обратно.

  - Если дерьмо не выгребать, а распихивать по углам, то оно накапливается. Ахнуть не успеешь, как тебя самого выкинут.

  Справедливости ради надо сказать, он и сам не пробовал Петровым - руководить, зато командовать - командовал. А тот его, одного из немногих, слушался. Так, кстати, вышло и с диссертацией.

  - Значит, так: через месяц у тебя защита. Изволь выучить, что там в твоей, с позволения сказать... написано. И уж по крайней мере не забудь на защиту явиться.

  - Да я...

  - Так надо. Без бумажки ты, как известно, известно - что.

  - Да я не про это! Откуда она взялась-то? Ведь ее же, как минимум, кто-то написал? Неудобно как-то...

  - Забудь. Фашисты, конечно, звери, но эта фраза у них правильная. "Каждому - свое" - знаешь?

  - Да уж слыхал...

  - Во-во. Одному рассчитывать сеть "Id" - анти-"Id", а другому обеспечивать условия его работы. В том числе и таким способом. Есть у нас аспиранты, которые больше особо ни на что не годятся, так хоть так... Да не волнуйся ты, он свое получит. Еще благодарить будет.

  И с должностью у него с определенного момента обстояло примерно так же: числился заведующим Контрольной Лаборатории, и получал зарплату. Нет, до этого момента имел прямое отношение, без него не было бы большей части того, что сейчас приходилось контролировать. Но теперь ему просто не позволили бы заниматься рутинными операциями контроля за продукцией и результатами лечения. Так что сплошной обман трудящихся и нарушение трудового законодательства.

  Лабораторный Комплекс, по сути, - конгломерат исследовательских центров медико-биологической направленности стал одним из первых мест, где специалисты "Стыка" организовали что-то вроде локальной сети. Вот он и сидел день-деньской за терминалом.

  "От 611. Привет. Срочно выясните разброс экспрессии рецепторов к ИК-12 на пре-л четвертой стадии..."

  "От 611. Данные о контактном торможении в ОЛ поджелудочной Рассмусена получил. Для сравнения пришлите десяток таких же от десятка здоровых. Выборка произвольная, только чтоб возраст близкий."

  "От 611. Не пытайтесь снизить секрецию, запутаетесь на внутриклеточном уровне. Сократите саму ткань. Сначала апоптоз. Потом процентов на пятнадцать увеличьте к-во рецепторов к любым альфа-д с тройки по одиннадцатый. Предложите гарантию на год, но, думаю, все будет нормально."

  Он получал результаты, обдумывал их, прогонял через свою модель, и снова обдумывал. Отсылал рекомендации или запрашивал новые уточнения. Тоже с указаниями, как именно уточнять.

  У него теперь было две модели: цифровая и аналоговая, хотя понятие "аналоговая" здесь можно употреблять только достаточно условно: нормальная такая адаптивная сеть на МЭ с хорошим коммуникатором. Программу для цифровой написал сам: научился, теперь потихоньку доводил. Пользовался то тем, то другим вариантом, в зависимости от конкретной задачи. На тот момент, по собственным оценкам Петрова, модели выполняли процентов восемьдесят работы. Остальное все-таки приходилось доделывать "вмозговую", собственной головой, но бывало и так, что модель, придя к равновесию, давала лучшее решение, чем он сам. Все чаще бывало.

  Он почти перестал бывать в лабораториях, почти не видел больных. Временами ему становилось совестно, и он куда-то вроде отправлялся. Глядел на подопытных животных, на аппаратуру, на то, как тот или иной объект в этой аппаратуре выглядит, - и потихоньку впадал в раздражение, как писатель, которого вынудили читать азбуку с картинками. Смотрел на больных и маялся, поскольку "визуальная картина целостного организма", как он изволил выражаться, была не тем материалом, с которым он работал.

  И одинаково, и там, и там, он почти физически ощущал бездарную трату времени. И представлял себе только, как в его отсутствие копятся запросы и ответы на то, что спрашивал он сам, начинал нервничать и рвался назад, к терминалу и моделям. Надевал свободную рубаху навыпуск, и садился.

  "От 611..."

  И организм толстого, рыхлого бедолаги переставал блокировать собственный инсулин, так что через недельку диабет "второго типа" благополучно исчезал в неизвестном направлении.