Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах - Антон Чехов

1242. Л. С. МИЗИНОВОЙ 2 декабря 1892 г. Мелихово. 2 дек. Милая Лика! Миша торопится ехать в Москву, чтобы побывать в Казенной палате. Если эта казенная палата - брюнетка и в красной кофточке, то кланяйтесь ей, так как сегодня она будет у Вас обедать. Лика, скоро лето! Будьте здоровы, не хандрите и приезжайте поскорее; я соскучился по своей казенной палате. Европа. Ваш А. Чехов.

{05137}

1243. М. О. МЕНЬШИКОВУ 3 декабря 1892 г. Мелихово. 3 дек. Многоуважаемый Михаил Осипович! У меня многое начато, но ничто не дотянуто даже до середины. Я не умею быть исправным. У меня семь пятниц на неделе, я то начинаю, то бросаю, работаю медленно и неуверенно, иногда по целым дням ничего не делаю, а при таких условиях мои обещания прислать рассказ к такому-то сроку - пустой звук! Простите, пожалуйста. Так как в Петербург я едва ли попаду раньше 28-го декабря, то Вам самим придется взять на себя труд и хлопоты (буде Вам не лень возиться с моей особой) по части карточки и т. п. При свидании поблагодарю. Желаю Вам всего хорошего. Преданный А. Чехов. На конверте: Петербург, Михаилу Осиповичу Меньшикову. Ивановская, 4, в редакции "Недели".

1244. А. С. СУВОРИНУ 3 декабря 1892 г. Мелихово. 3 дек. То, что у позднейшего поколения писателей и художников нет целей в творчестве,- явление вполне законное, последовательное и любопытное, и если Сазонова ни с того ни с сего испугалась жупела, то это не значит, что я в своем письме лукавил и кривил душой. Вы сами прочли неискренность уж после того, как она написала Вам, иначе бы Вы не послали ей моего письма. В своих письмах к Вам я часто бываю несправедлив и наивен, но никогда не пишу того, что мне не по душе. Если Вам хочется неискренности, то в письме Сазоновой ее миллион пудов. "Величайшее чудо это сам человек, и мы никогда не устанем изучать его"... или "Цель жизни - это сама жизнь"... или "Я верю в жизнь, в ее светлые минуты, ради которых не только можно, но и должно жить, верю в человека, в хорошие

{05138}

стороны его души" и т. д. Неужели всё это искренно и значит что-нибудь? Это не воззрение, а момпасье. Она подчеркивает "можно" и "должно", потому что боится говорить о том, что есть и с чем нужно считаться. Пусть она сначала скажет, что есть, а потом уж я послушаю, что можно и что должно. Она верит "в жизнь", а это значит, что она ни во что не верит, если она умна, или же попросту верит в мужицкого бога и крестится в потемках, если она баба. Под влиянием ее письма Вы пишете мне о "жизни для жизни". Покорно Вас благодарю. Ведь ее жизнерадостное письмо в 1 000 раз больше похоже на могилу, чем мое. Я пишу, что нет целей, и Вы понимаете, что эти цели я считаю необходимыми и охотно бы пошел искать их, а Сазонова пишет, что не следует манить человека всякими благами, которых он никогда не получит... "цени то, что есть", и, по ее мнению, вся наша беда в том, что мы все ищем каких-то высших и отдаленных целей. Если это не бабья логика, то ведь это философия отчаяния. Кто искренно думает, что высшие и отдаленные цели человеку нужны так же мало, как корове, что в этих целях "вся наша беда", тому остается кушать, пить, спать или, когда это надоест, разбежаться и хватить лбом об угол сундука. Я не браню Сазонову, а только хочу сказать, что она далеко не жизнерадостная особа. По-видимому, она хороший человек, но все-таки напрасно Вы показали ей мое письмо. Она для меня чужая, и мне теперь неловко. У нас уже ездят гусем и варят постные щи со скидками. Была два раза сильная метель, которая попортила дороги, а теперь тихо и пахнет Рождеством. Читали ли Вы в "Русской мысли" статью В. Крылова о заграничных театрах? Этот человек любит театр, в я верю ему, хотя я не люблю его пьес. Кажется, я немножко виноват перед Вами. Я искусил единого из малых сих, а именно Ежова, известного беллетриста. Как-то я говорил с ним об издании его книги и переписывался об этом предмете, но в неопределенной форме, а сегодня я вдруг получаю от него письмо, в котором он пишет, что уже послал Вам свои рассказы для набора. Название книги "Облака и другие рассказы". Облака! Это похоже на яблоки.

{05139}

Говорят, что 12 московских литераторов послали Вам протест против Амфитеатрова. Правда ли это? Будьте здравы и никогда не пишите мне, что Вы откровеннее, чем я. Желаю всех благ. Ваш А. Чехов.

1245. А. С. СУВОРИНУ 8 декабря 1892 г. Мелихово. 8 дек. Возвращаю Вам рукопись П. Боткина. В ней следует всё вычеркнуть или же ничего. Я бы не напечатал такого рассказа. Это потуга на обличительную сценку и довольно плохая. Теперь просьба. Будьте добры послать прилагаемую при сем накладную Д. В. Григоровичу. Напомните ему, что однажды, когда он водил меня по музею на Б. Морской, я обещал ему выписать для музея хохлацкие гончарные изделия, которые мне когда-то нравились. В Полтавской губерн(ии), Миргородском уезде, в селе Хомутец есть гончар, знаменитый в своем муравейнике; он делал очень красивые и характерные вещи, но скоро, понюхавши образцов, стал сбиваться на казенщину: делал двуглавых орлов, вензеля и т. п. Не знаю, что он прислал теперь, так как вещи пошли прямо в Петербург. Попросите Д(митрия). В(асильевича) послать человека на вокзал (не знаю, какой), на товарную станцию; если придется заплатить какие-нибудь копейки, то при свидании я заплачу. Если вещи сгодятся, то очень рад, если же окажутся дрянными - то пусть Д(митрий) В(асильевич) извинит великодушно. Я заслуживаю тем большего снисхождения, что не сам выбирал вещи. Ах, если б Вы знали, как я утомлен! Утомлен до напряжения. Гости, гости, гости... Моя усадьба стоит как раз на Каширском тракте, в всякий проезжий интеллигент считает должным и нужным заехать ко мне и погреться, а иногда даже и ночевать остаться. Одних докторов целый легион! Приятно, конечно, быть гостеприимством, но ведь душа меру знает. Я ведь и из Москвы-то ушел от гостей. А сейчас приехала астрономка и осталась ночевать... Вот язык!

{05140}

А мне надо писать, писать и спешить на почтовых, так как для меня не писать значит жить в долг и хандрить. Пишу вещь, в которой сотня действующих лиц, лето, осень - и всё это у меня обрывается, путается, забывается... Тьфу ты пропасть. В Питер ехать? Но в Питере я работаю вяло и мало. В Москву податься и взять там номер? Но в Москве в номере я издохну от скуки. Должно быть, кончу тем, что приеду в Петербург, не написав даже пол-листа и рассыпавши по пути всё, что было в голове. Завидую Вам, имеющему квартиру в Ц(арском) Селе, но не верится, что Вы там будете одиноки. Вас и там сыщут. У меня в голове брезжит дерзкая мысль: не нанимать ли мне ежегодно по зимам комнаты две-три на даче Громова, т. е. не соделаться ли мне Ясинским в миниатюре? Там и деревня, и от Вас близко. Как Вы думаете? Всё хочется мне устроить свою внешнюю жизнь, я и так и этак, и вся эта возня с собственной особой кончится тем, что какой-нибудь строгий Икс скажет: как Вы ни садитесь, а всё в музыканты не годитесь! Астрономка была на Кавказе и теперь едет в Петербург заниматься математикой. Хочет она заняться литературой - давать компиляции, каких еще никогда не бывало в русских журналах, но говорит, что тотчас же приступить к этому нельзя, так как на подготовительные работы нужно minimum 4 года. Эта особа, очевидно, думает, что она будет жить 386 лет. Вы кончили свое письмо с шиком: "Morituri te salutant!" Все мы morituri, потому что никто из нас не может сказать про себя: naturus sum. Одначе будьте здоровы и благополучны. Сие письмо повезет на почту астрономка. Всего хорошего. Ваш А. Чехов. А то еще лучше: если можно, пошлите Василия за гончарными вещами на Николаевский вокзал (в накладной назван именно этот вокзал), посмотрите их, коли охота, и отошлите Григоровичу. А то он, пожалуй, рассердится за хлопоты.

{05141}

1246. А. И. СМАГИНУ 14 декабря 1892 г. Мелихово. 14 дек. Ст. Лопасня. Наконец-то Вы отозвались! Наконец-то! Наконец-то мы можем привлечь Вас, милостивый государь, к ответственности! Обвиняем мы Вас в следующем: 1) Вы до сих пор еще не получили с нас за овес, который был посеян, взошел, претерпел засуху, уродился сам-друг и уже съеден нашими пегасами и буцефалами. Сколько Вам следует? 2) Вы обещали побывать у нас летом и не сдержали обещания. 3) Вы не только не писали нам, но даже лишали нас возможности писать Вам, не сообщая своего адреса. Одни говорили, что Вы в Крыму, другие, что Вы в Испании, третьи - что Вы в Чикаго. Я послал одно письмо в Севилью, но, очевидно, Вы его не получили. 4) Вы прислали гончарные вещи, которые, вероятно, уже получил Григорович, но не пишете ни о цене их и ни о том, когда Вы приедете к нам, чтобы я мог поблагодарить Вас лично. 5) Свое письмо Вы адресовали не в Мелихово, а в Москву, на имя Гиляровского, отчего оно было получено на целые две недели позже. Очевидно, Вы дерзнули подумать, что Мелихово уже продано с аукциона и что мы уже изгнаны из него. Вот Вам краткое содержание обвинительного акта. А вот и приговор: предписать земскому начальнику А. И. Смагину препроводить дворянина А. И. Смагина этапным порядком в село Мелихово Серпуховского уезда и продержать его здесь 45 дней под надзором литератора А. П. Чехова. Напугав Вас строгостями, перехожу к текущим делам. По-прежнему все мы живы и здравы. В моей личной жизни перемен никаких не произошло: пишу, лечу, мечтаю о путешествиях, не женат, денег нет и нет надежды, что они когда-нибудь будут. Новых привязанностей нет, а старые ржавеют мало-помалу и трещат под напором всесокрушающего времени. Осенью потерял Свободина. Прочие же стареют, брюзжат, хандрят...