Белинский - Евгения Филатова

Б. Ф. Егоров, открывший в 1973 г. в наших журналах полемику о русских революционных демократах, утверждает, что Белинский после путешествия по России в 1846 г., убедившись в неподготовленности крестьян к активной борьбе, снова пережил «переворот» в своих воззрениях. Этот переворот во взглядах критика состоял, по мнению Егорова, во-первых, в возникновении критического отношения к утопическому социализму и, во-вторых, в «отчаянной вере в то, что если в настоящее время в правительственных кругах обсуждается вопрос об отмене крепостного права… то законодательные меры „сверху“ могут быть единственной в данный момент реальной возможностью освобождения крестьян» (23, 122).

С этим утверждением Егорова согласиться нельзя. Достаточно вспомнить, что именно в этот период написано «Письмо к Гоголю», которое уж никак не вяжется с верой его автора в царское правительство. Он действительно внимательно следит, насколько это возможно, за правительственными проектами, но он относится к ним довольно скептически, называя уже принятые правительственные постановления о крестьянах «робкими и бесплодными полумерами в пользу белых негров» (3, 10, 213). Попытка Егорова приписать Белинскому веру в правительство уже подвергнута критике в нашей литературе (см. 39). Что же касается критического отношения к западному утопическому социализму, то Егоров правильно отмечает наличие его у Белинского в последние годы жизни. Однако критик пришел к этому не в результате «переворота»; оно постепенно утверждалось у него со времен отказа от «абстрактного идеала». Кроме того, антиутопическая направленность взглядов Белинского касается не существовавшего тогда в России крепостного права, в реальности уничтожения которого он не сомневался, а социалистических идей.

Достоевский называл Белинского «самым торопившимся человеком в России». Действительно, критик весь был устремлен в будущее, боролся за него, жил для него, верил в грядущий социализм. Но это не значит, что он пытался забежать вперед, опередить эпоху, не считаться с реальными возможностями. Признавая последовательность и постепенность в развитии общества, он еще в прежние годы заявлял, что посредством химического раствора можно ускорить развитие растений, но для гражданственности и общественности такого раствора нет. Эта мысль в последний период приобретает для него особое значение. «…Я люблю русского человека и верю великой будущности России. Но… я ничего не строю на основании этой любви и этой веры, не употребляю их, как неопровержимые доказательства» (3, 12, 433), — пишет он в ноябре 1847 г. К. Д. Кавелину и добавляет с горечью: нам хочется поскорее, а России торопиться нечего.

Размышления Белинского на эту тему были вызваны, в частности, его полемикой со старым другом-противником Бакуниным, считавшим возможным осуществить тогда в России социалистическую революцию. Белинский с его «чутьем гениального социолога» (Плеханов) предугадывал тот вред, который может принести преждевременный переворот. Характерно, что в 1850 г., т. е. почти в то же время, что и русский критик, на вред преждевременной революции указал Энгельс в своей работе «Крестьянская война в Германии». Он писал о трагедии вождя, который окажется у власти еще до того, как для этого созреют условия: такой вождь не сможет выполнить то, что обещал своему классу, а вынужден будет поступать в интересах чуждого ему класса, для господства которого уже создались необходимые предпосылки, и «отделываться от своего класса фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными» (1, 7, 423). По существу эти высказывания были направлены и против Бакунина, хотя непосредственно против него Энгельс выступил перед этим в другом своем произведении — «Демократический панславизм», показав там, что в концепции Бакунина «о действительности… вообще нет речи» (1, 6, 291).

У Белинского же реалистический подход к действительности, который всегда преобладал, в последние годы еще усилился. Значение вопроса о готовности революции Белинский не мог раскрыть с такой глубиной, как Энгельс, но он решал его правильно. Он понял, что для России социализм еще преждевременен и что непосредственной, вполне назревшей ее задачей является ликвидация крепостничества. В понимании вреда переворота, для которого еще не созрели условия, Белинский опередил Герцена, который только 20 лет спустя пришел примерно к такому же выводу, что и критик, вступив по этой проблеме в полемику не только с Бакуниным, но и с Огаревым. Представление, которое разделял и Плеханов (см. 37, 4, 493), будто Белинский в последние годы жизни возложил все надежды на реформы сверху, связывается обычно с последним письмом критика к Анненкову, где он писал, что Бакунин и славянофилы помогли ему «сбросить с себя мистическое верование в народ» и что «России нужен новый Петр Великий» (3, 12, 467–468). Для того чтобы правильно понять эти слова Белинского, надо обратиться к его взглядам на роль народа и выдающихся личностей в истории.

Решающую роль в историческом процессе критик, безусловно, отводит народным массам. Он называет народ почвой, которая порождает все общественные явления, в том числе и выдающихся деятелей. Последним он тоже придает большое значение, но рассматривает их как выразителей стремлений народа, хотя бы эти стремления и были еще скрытыми. Он заявляет, что имя гения — миллион, потому что в груди своей он носит страдания, радости и надежды миллионов. Белинский показывает, что народные массы имеют несравненно большее значение, чем личность, хотя бы и гениальная. «…Как бы ни велик был человек, народ всегда выше его, и соединенные усилия многих людей всегда превзойдут в своих результатах его усилия» (3, 8, 279).

Вместе с тем русский мыслитель не идеализирует народ. Он хорошо знает крестьянские массы России, глубоко сочувствует им и считает, что они являются «стержнем» русской жизни. Белинский отмечает прекрасные задатки в русском народе и называет его «гениальным ребенком».

Но одновременно он видит характерные для крестьян того времени забитость, отсталость, невежество, неорганизованность. Особенно удручает критика косность крестьян, и он пишет, слишком расширительно толкуя это их свойство: «Масса всегда живет привычкою и разумным, истинным и полезным считает только то, к чему привыкла» (3, 10, 31). Еще задолго до путешествия по югу России Белинский высказывается об отсталости крестьян с беспощадной резкостью, видя в этом общественную трагедию (см. 3, 11, 148). И вот он встречается со славянофильской версией о стремлении русских крестьян самостийно перейти к общинному строю и с теорией Бакунина об их готовности к социалистической революции. Критик видит абсурдность обеих точек зрения; отсюда его слова о том, что Бакунин и славянофилы помогли ему сбросить «мистическое верование в народ» (3, 12, 467).