Вечный день - Эндрю Хантер Мюррей

началом второго краха. Западноафриканская миссия прекратила свое существование трагично: последними звуками перед потерей связи были канонада да невнятные призывы о помощи. А в последующие шесть лет, в период растянувшейся гибели материка, британские колонисты спасали остатки французской миссии, поэтапно эвакуируя ее из небольшой гавани неподалеку от Дюнкерка.

Тем не менее даже зачарованная своей внезапно обретенной значимостью Британия потребовала изрядную плату за предоставляемые территории. Остатки американского ВМФ перешли в британское подчинение. Корабли со значительными повреждениями затапливали, день за днем расширяя окружавшую острова зловещую отмель из ржавого металла. На нынешний момент только военный флот Британии имел право считаться океанским. Новый Свет вернулся, униженный, к сосуществованию со Старым.

Главной ценностью американцев — и единственным, полагала Хоппер, что удерживало Давенпорта от вторжения в южные графства, — был гигантский арсенал ядерного оружия, с величайшей осторожностью доставленный в страну нового пребывания вместе со средствами запуска. Вот только переселенцы не располагали собственной Житницей, равно как и огромным складом припасов, которые позволили бы им продержаться в неблагополучные для Британии годы. А уж слухи о неурожаях на собственных территориях в течение двух лет подряд достигли даже платформы Элен. По-видимому, американцы оказались в отчаянном положении, раз помышляли о передаче оружия.

А что осталось от США? Освещаемая оконечность страны — окраины метрополии Новой Англии, гигантские башни Нью-Йорка, теперь погребенные под сугробами или промерзшие до арматуры. Солнце там едва-едва выглядывает из-за горизонта. Несколько лет после Остановки еще ходили толки о группировках выживших, скитающихся по восточному побережью, однако двадцать лет назад даже самые неправдоподобные истории о них перестали кого-либо занимать.

Дальше же, в регионах, обращенных больше к самой Вселенной, нежели к солнцу… Тысячи километров промерзших полей, гор и долин, с редкими городами и деревнями, полными замерзших трупов.

Автобус, на который Хоппер села у «Таймс», резко сбавил ход на подъезде к бетонным заграждениям в восточной оконечности Оксфорд-стрит, установленным пятнадцать лет назад после серии нападений с использованием заминированных автомобилей. После их сооружения атаки буквально за ночь переместились в другие места, однако заграждения убрать даже не подумали.

Она нажала на кнопку остановки. Можно выйти и здесь. Размышления о Холодной стороне — как ее называют в тех редких случаях, когда все-таки упоминают, — на этот раз расстроили Элен больше обычного. Для нынешних школьников это едва ли не вымышленное царство ледяной тьмы, что-то за пределами понимания. Земля в сознании юных британцев обретает форму полусферы, а в такой концепции мира нет места Холодной стороне. Только ее и предыдущие поколения знают, что когда-то и там Землю озарял солнечный свет. Только предпочитают об этом не вспоминать.

Последнее время Хоппер частенько ловила себя на том, что задумывается о миллионах — зачем юлить, миллиардах — несчастных в Азии, Австралии, обеих Америках, замерзших в своих домах и на дорогах, ныне освещаемых лишь мертвым светом звезд. Об их застывших телах — возможно, даже не начавших гнить, — выглядящих так, будто люди проснутся и снова задвигаются, если их вновь согреет тепло Солнца. Колоссальная армия мертвецов, мобилизованная и приговоренная слепым капризом замедления вращения планеты.

В воображении Элен ледяная смерть настигала несчастных прямо в разгар обычного дня: в очереди на кассу в супермаркете, на работе или после трудового дня — их руки сжимают рычаги подъемных кранов или игровых автоматов, на кухне возле полного льда чайника… Порой, впрочем, она размышляла о более правдоподобной альтернативе — о толпах беженцев, собравшихся на дорогах или в портах, где их и объяла тьма. О жмущихся друг к другу бедолагах в местах, где свет исчез в последнюю очередь, вроде школ или спортивных залов. Где водворение вечного мрака смогли оттянуть хотя бы на несколько часов.

Подобными мыслями она ни с кем не делилась. У нее не было ни малейшего желания обсуждать их, пускай даже некая зловещая и непостижимая сила и влекла ее разум к этим жутким образам чуть ли не каждый день. Внимание обитателей живой части планеты поглощали их собственные страдания, а не те, что выпали на долю других. Тем не менее порой Хоппер задумывалась, часто ли ее сослуживцы просыпаются от снов о расползающейся по их коже корке льда, о заперших их на холоде замерзших дверях или как они пробираются сквозь мрак к стальной стене, которая призвана положить конец их страданиям с помощью яда или иной разновидности смерти.

Такие акции действительно имели место, как ей доводилось слышать: остатки китайского правительства намеренно облучили наземные южные ограждения Холодной стороны, осуществив ограниченный радиоактивный выброс в целях защиты от собственного народа и огромного числа беженцев из Юго-Восточной Азии. Британия же полагалась на холодное море, утесы, затопленные суда да оружие.

Хоппер вышла из автобуса и огляделась — толпы прохожих заполняли тротуары. До скверов набережной Виктории, прикинула она, минут пятнадцать ходьбы. Там будет потише. Огибая квартал Кингсвей, она устремилась к южной окраине британской столицы. Со всех сторон ее окружали хмурые обожженные лица. Люди, погруженные в собственные невеселые мысли, спешили по своим делам.

Впереди, прямо посреди тротуара, проповедовал «болтун»[7] — высокий, с мощным торсом, с загорелым шелушащимся лицом, одетый лишь в изорванные штаны и босой. По его всклокоченной бороде струился пот, грудь покрывали солнечные ожоги.

Прохожие аккуратно обходили его, не обращая на истошные вопли никакого внимания. Так вода обтекает настырный валун, торчащий посреди стремнины.

Слов, кроме «крови» и «Христос», было не разобрать. Излишний эмоциональный накал лишал проповедь какого-либо смысла. Как правило, полиция полагала, что «болтуны» возни не стоят, и вмешивалась лишь в том случае, если те начинали бросаться на людей или крушить имущество.

По-видимому, многие из них все-таки неплохо себя контролировали. Их тирады, обрушивавшиеся на слушателей каскадами воплей, рыданий и молитв о «целительной плети», представляли собой прежде всего игру на публику. Господь перестал прислушиваться, а значит, человечество должно взывать к нему все громче и громче, привлекая внимание посредством перформансов с членовредительством. Идея эта казалось Хоппер отвратительной до тошноты.

Тридцать лет назад «болтунов» было изрядно. В царившем после Остановки хаосе они сбивались в группы и совместно выходили на улицы, распевая, рыдая и заклиная Господа обратить взор на их презренную плоть. А полиция в те времена, по сути, являлась лишь одной из множества бандитских группировок, наряду с армией. И как-то раз Хоппер увидела целую гроздь «болтунов», повешенных на фонарном столбе. На стене за ними чем-то темно-коричневым было выведено: «Болтуны, берегитесь!» Вокруг стояли, с любопытством таращась на трупы, кучки людей — эдакие посетители художественной выставки.

Теперь почти