Аксенов - Александр Кабаков

А.К.: И в шестьдесят пятом, и в шестьдесят третьем «политических» тоже сажали, но только масштабы уже не те были, что при Усатом.

Е.П.: А вот с Бровастым, то есть с дорогим Леонидом Ильичом Брежневым, у Васи практически уже не было таких тесных отношений.

А.К.: С Брежневым, я считаю, у него вообще никаких отношений не было.

Е.П.: Как так? А письма жалобные мы кому писали в разгар «дела “МетрОполя”»? Обрати внимание, дорогой Леонид Ильич, какие безобразия творит Союз писателей, позоря наше советское царство-государство!

А.К.: Это были отношения не с Брежневым, а с брежневской властью. А с Хрущевым у него были личные ужасные отношения.

Е.П.: Согласен. Однако ты не хуже меня знаешь, что после хрущевского погрома нашего Васю вместо того, чтобы арестовать на Красной площади, через три дня отправили в Аргентину с делегацией.

А.К.: Вот это и есть пример амбивалентности хрущевского правления. Никита «пидарасов и абстрактистов» терпеть не может, но, с другой стороны, понимает, что они — еще не самое страшное по сравнению с его товарищами, «соратниками». И Вася тоже понимал, что Никита — уже не самое страшное по сравнению со Сталиным, например.

Е.П.: Мне Вася говорил, что в тот осенний день 1964 года, когда Никиту выперли из начальников страны, он встретил в ресторане ВТО хрущевскую внучку Юлу и попросил ее передать дедушке, что он ему сочувствует и кланяется. Юла потом рассказывала, что дедушка был очень растроган и сказал: «Вообще-то я зря тогда на этих ребят попер, мне их эти сволочи подставили». Как ты думаешь, действительно подставили?

А.К.: С одной стороны — подставили, с другой — он сам бунта боялся, хорошо помня, что в Венгрии все началось в 1956 году с «Кружка Петефи». А вообще-то, конечно, подставили — «ильичовская» эта компания в Политбюро и подставила.

Е.П.: Да, я помню из газет. Хруща завела коммунистическая прекрасная полячка писательница Ванда Василевская, трижды лауреат Сталинской премии, пожаловавшаяся на Аксенова, что он дал на Западе антисоветское интервью.

А.К.: Ясно, что все это было организовано. Что, сама бы она полезла выступать? Ей это нужно было?

Е.П.: Да не сама она вызвалась, все по сценарию шло. Ну, ты понимаешь, в чем дело, я хочу тебе сказать, что никакого шанса не было тогда у Василия Аксенова слиться в экстазе с Никитой Хрущевым.

А.К.: Не было.

Е.П.: Равно как и не было у него шанса стать противником Хруща, понимаешь?

А.К.: Да. Для Аксенова Хрущев все равно был лучше, чем Сталин. Хрущев миллионы из лагерей выпустил, прежде чем снова начать сажать. Однако уже совершенно не в тех пропорциях, что раньше.

Е.П.: Ну да. Василий это всегда ценил. Отсюда и его знаменитый ответ Никите, когда тот завопил: «Мстите за смерть ваших родителей, Аксенов!» Василий Павлович ему скромно ответил, что Вождь ошибается: родители живы, реабилитированы — и что это в их семье с благодарностью приписывают Никите Сергеевичу Хрущеву.

А.К.: И хотя при Брежневе он прожил здесь порядочно, война, которую он вел за «МетрОполь», была не с Брежневым. И выпихивал Васю из страны не Брежнев, а Союз писателей, КГБ, кто угодно, но только не лично дорогой Леонид Ильич.

Е.П.: Совершенно верно. В «Бумажном пейзаже» Брежнев — Лёня, Лёка, Лентяй, Бровеносец, Мистер Броу, как его придумал называть Аксенов, — изображен даже, я бы сказал, саркастически-добродушно. Помнишь, он получает жалобу от персонажа Велосипедова, написанную одними глаголами или существительными, не помню, после чего изрекает: «А что, парень вроде неплохой, хорошо пишет». — «Да он — антисоветчик», — ему отвечают. «А-а, антисоветчик? Ну, тогда нужно ему дать лет пятнадцать. Ничего, молодой еще выйдет, когда отсидит…» То есть он не злодей, а такой это… коммунистический сибарит, имя которого совершенно ничего не значит, но вовсю используется.

А.К.: Вот я и говорю: Аксенов воевал уже не с Брежневым, а с Союзом писателей, ГБ, с системой, с инструментами системы, которой и сам Брежнев в какой-то степени подчинялся. И вот пришел Андропов…

Е.П.: Ну уж с Андроповым у него отношений вообще не было, потому что, когда Андроп пришел к власти после смерти Лени в 1982-м, Аксенов уж два года был в эмиграции, знакомил любознательных американских студентов с поэзией Серебряного века и прочей русской декадентщиной. Последнее, что я изложу по теме «Леня и Вася», это то, что у меня после обысков случайно сохранилась Васина открытка, где он описывает день и час, когда он узнал о смерти Брежнева. Это было в Нью-Йорке, он был приглашен на какой-то авангардистско-диссидентско-антисоветский спектакль, где актер в маске Брежнева неуклюже двигался на сцене под шаманскую этническую музыку. Пораженный этим зрелищем Вася пришел домой, включил радио и узнал, что Брежнев вот-вот, только что умер. Бывают же такие странные сближения!

А.К.: Бывают. А вот какие отношения были у Василия Павловича с новым начальством страны, не забоимся мы с тобой рассуждать?

Е.П.: Поздно нам, ветеранам, бояться. Значит, так: товарищ Горбачев, дай ему Бог здоровья, он ведь примерно одного возраста с Аксеновым, чуть-чуть его постарше, на годик всего, тоже шестидесятник, говорил мне, когда я делал с ним беседу для «Огонька», что сильно был увлечен Аксеновым как писателем, очень сильно. Я рассказал об этом Василию, а тот в ответ мне поведал дивную историю. На Северном Кавказе давным-давно он однажды кутил в горной гостинице для альпинистов с местным поэтом и прозаиком Валентином Гнеушевым, который вдруг вспомнил, что пригласил к ним в гости славного парня, первого секретаря Ставропольского крайкома КПСС Мишу Горбачева — тот просил познакомить его со столичной знаменитостью…

А.К.: Что хорошо говорит о Михаиле Сергеевиче.

Е.П.: Согласен. Но Аксенов знакомиться с видным коммунистом совершенно не пожелал, да к тому же были они с Гнеушевым в… определенном состоянии, вследствие чего из гостиницы смотались другой дорогой. Аксенов утверждал, что они видели как на ладони горбачевский кортеж черных машин, поднимавшихся по серпантину.

А.К.: Горбачев по возрасту вполне мог бы стать персонажем «Ожога», понимаешь?

Е.П.: Да, в «Ожоге» у героя есть знакомый иностранец, венгр, который потом участвует в Венгерской революции-56. И у Горбачева был такой иностранец, с которым они жили в одной комнате, но только чех. Звали его Зденек Млынарж, и он тоже участвовал в революции против коммунистов, но в чехословацкой, 1968 года, получившей название «Пражская весна».