Наследник для чемпиона (СИ) - Тодорова Елена

26

Птичка

Я понимаю, что у Тихомирова есть все причины злиться. Возможно, даже ненавидеть меня… Однако я не собираюсь на это реагировать. И вовсе мне не больно! Просто нервы шатает. Это пройдет. Я все переживу. Главное, не раскисать. С эмоциями можно справиться.

Все эти мантры я прорабатываю, стоя под душем. Как только Тимур освободил ванную, я, конечно, попыталась хорошенько вымыться, но, учитывая то, как он залил меня своим семенем, остается надеяться только на то, что мой организм окажется умнее и не примет эту медвежью подачку. Я очень люблю Мишу, но второй раз беременеть от Тихомирова не собираюсь. Ни за что на свете!

Что он намеревается этим добиться? Привязать нас с Мишей к себе? Зачем? Или это просто жестокая месть? Да ну… Кто так поступает?

Когда я занимаю свободную половину кровати, Тимур еще не спит. С трудом подавляя желание снова раскричаться на него, демонстративно отворачиваюсь. Нервное истощение играет в этом плане на руку. Я так выдыхаюсь, что с засыпанием проблем не возникает. Проваливаюсь практически мгновенно. Лишь через несколько часов подскакиваю, будто меня кто-то палкой ткнул. Не глядя на Тихомирова, крадусь к Мише. Проверяю его и так же тихо возвращаюсь. Если бы температура поднялась, можно было бы остаться с ним. Но с сыном все хорошо. И это, безусловно, важнее моего личного желания сбежать от его отца.

Второй раз уснуть рядом с Тимуром оказывается сложнее. Я напряженно вслушиваюсь в его дыхание и тяну носом любимый запах. Хорошо, что в спальне темно. Нет соблазна его рассматривать или, упаси бог, прикасаться к нему.

Под утро Тихомиров, прежде чем подняться на тренировку, будит меня. Прижимаясь к спине, целует шею и плечо. Гладит мое тело руками. Я теряюсь от непривычного напора. Решаю, что это сон, поэтому практически не противлюсь. Позволяю себе насладиться грубоватыми ласками. А когда сознание проясняется, по каким-то причинам не получается его оттолкнуть. Тимур ничего не говорит, но, как в тот момент кажется, буквально горит от потребности во мне. И я не могу не откликнуться. Он долго трогает мою грудь, бесконечно целует меня и, задирая сорочку, притискивается к моим обнаженным ягодицам напряженным членом. Охаю, когда он поддевает свои боксеры и, спустив их, вжимается, обжигая мою голую кожу раскаленной плотью.

Я тотчас начинаю мелко дрожать. Настолько, что икры сводит и ступни дергаются. Вытягиваюсь, словно струна, не осознавая до конца, чего пытаюсь достигнуть. Внизу живота стремительной волной разливается чувственное и болезненное возбуждение. Тихомиров еще меня не трогает между ног, а я уже ощущаю, как там все разбухает и увлажняется. Тянет, покалывает и напряженно слабо-слабо пульсирует. А уж когда Тимур скользит туда ладонью, проникает пальцами между мокрых, жаждущих удовольствия складок, мое тело пробивает током, и с губ срывается стон.

Тихомиров хрипло выдыхает мне в шею и тут же разворачивает меня, подминая под себя. Встречая его взгляд, я ожидаемо начинаю паниковать.

— Только не в меня, — шепчу, пока Тимур едва не до самой шеи задирает мою сорочку. — У тебя есть презервативы?

Полумрак спальни оттеняет жгучее мерцание его глаз. Не могу понять, что за чувства они выражают. Он игнорирует мой вопрос и после непродолжительного давления у входа врывается в мое тело резче, чем я рассчитывала. Вскрикиваю так громко, что мелькает даже испуг разбудить Мишу. Мелькает и гаснет. Точнее, Тихомиров выбивает все мысли. Хватаюсь за его плечи, неосознанно скребу по ним ногтями и что-то непрерывно мычу, пока он раз за разом загоняет в меня свой член. Сам Тимур тоже недолго остается немым. Вскоре протяжно выдыхает и наполняет пространство теми самыми короткими и резкими грубоватыми вздохами-рыками. Он издает их с каждым толчком. И меня они почему-то еще сильнее распаляют.

Кажется, что я теку обильнее, чем это можно считать нормальным, и ко всем тем звукам, что из нас льются, добавляются мокрые шлепки. Наверное, в другой ситуации я бы устыдилась, но сейчас мне попросту не до этого. Я пытаюсь сдерживаться и хоть в этот раз не выглядеть как нимфоманка, которой меня и без того Тихомиров считает. Стараюсь не идти на поводу у своего удовольствия.

Взглядами мы с Тимуром будто сражаемся. Ему явно нравится наблюдать за мной. Видеть, как меня поглощает наслаждение. И как я ему сдаюсь, кончая. Только после этого он прижимается к моему рту своим и выбивает из моего тела свое удовольствие.

Таким образом я снова, невзирая на сопротивление, оказываюсь постсчастливой, злой и нафаршированной его биоматериалом. После он так же молча поднимается и направляется в ванную.

Не удержавшись, догоняю его у двери и луплю кулаками по каменной спине. Что делает этот Медведь? Ловит мои запястья и затаскивает меня с собой в душ, где настойчиво доводит нас до новой фазы исступления.

— После завтрака я поеду в аптеку и куплю таблетки экстренной контрацепции, — сообщаю, пока он вытирается.

Сама тереться рядом с ним не собираюсь. Слишком личный этот процесс. Стою, прикрывшись большим полотенцем, и жду, когда он закончит и уйдет.

Взгляд, который Тихомиров на меня направляет, опаляет до костей.

— Только попробуй.

— А ты прекрати так делать, — выпаливаю я в ответ.

Не понимаю, что его так злит в этом вопросе? Мы друг другу никто!

Господи, я же с ним сойду с ума… Пусть остановится…

— Я прекращу, — сдается Тимур после небольшой паузы. Но голос еще жестче становится. — Если ты не будешь ничем травиться, — выдвигает ответное требование.

— Предлагаешь довериться случаю?

— Предлагаю довериться судьбе. Хотя даже если пролетим, это тебя от меня не спасет, — заявляет и уходит.

А я в замешательстве еще несколько минут смотрю на закрывшуюся дверь. С опозданием осознаю, что не спросила самого главного. Когда он собирается со мной поговорить насчет Миши?

Несмотря на то, что я не работаю, день проходит в суматохе. Тимур приходит и уходит. Ни разу нам не удается оказаться наедине. После завтрака он забирает сына на прогулку, и мне, скрепя сердце, приходится отпустить их вдвоем. Больше часа они отсутствуют, а я все это время места себе не нахожу. Пытаюсь позже Мишу расспросить, где они были и о чем говорили. Однако, как ни странно, малыш ничего мне не рассказывает.

— Это секрет.

— От меня секрет?

— Да. Я обещал не говорить тебе.

— Кому обещал? — задаю вопрос, на который и без того знаю ответ.

Сдержать волнение не получается. А Миша, продолжая смотреть в экран телевизора, спокойно подтверждает мои опасения:

— Тимуру.

— Вы делали что-то, что я не разрешаю?

— Нет, мамочка. Мы просто разговаривали, — поворачивая ко мне личико, серьезно и вместе с тем как-то непривычно укоризненно смотрит на меня. — Это был мужской разговор.

В следующий раз Тихомиров приходит перед своей последней тренировкой, чтобы уложить Мишу спать. Я, как и вчера, застываю на пороге и стараюсь контролировать растущее сердцебиение.

— Тебе нравится моя мама? — неожиданно спрашивает сын у Тимура. Тот вскидывает взгляд ко мне, прищуривается, но ничего не отвечает, даже когда возвращает внимание к Мише. Неужели думает, что это я его подговорила задать такой вопрос? Да я от стыда едва дышу! Потому и сказать ничего, чтобы остановить Мишу, не могу. — Ты кладешь ее с собой спать, а так делают, только если кто-то очень сильно нравится. Очень-очень сильно, — старательно акцентирует сын.

Меня разбирает ужасное смущение, и, наконец, я его одергиваю:

— Миша, прекрати. Ты некрасиво себя ведешь. Нельзя приставать к взрослым с такими вопросами. Тебя не касается, кто кому нравится или не нравится, — выдыхаю и понимаю, что на эмоциях перегнула палку.

Еще и Тихомиров…

— Пусть говорит, что хочет, — резким тоном уничтожает все мои слова. — Продолжай.

— Я просто подумал, — мнется вдруг Миша. Будто то, что он собирается сказать, его самого как-то смущает. — Если ты женишься на моей маме, ты станешь моим папой?