Вилла «Роза» - Альфред Мейсон

– Я не видела в этом ничего плохого, – рассказывал! Селия следователю, не пытаясь оправдываться. – Мне и в голову не приходило, что мы кому-то приносим вред. Людям было интересно. Они должны были изобличить нас, если сумеют, – они пытались, но это им никогда не удавалось. Я смотрела на это просто: это была моя профессия, и я принимала ее как данность. До приезда в Экс я ни о чем не беспокоилась.

Но сенсационное разоблачение спиритизма, сделанное в Кембридже, подкосило капитана Харланда. Он с дочерью переехал во Францию, проделал разорительный тур по стране, просадил в казино в Дьеппе последнее и там же умер. Оставшихся денег хватило лишь на скромные похороны и на билет третьего класса до Парижа.

Там она жила честно, но бедно. Изящная фигура и врожденная грация позволили ей стать манекенщицей у одной модистки. Она снимала комнату на верхнем этаже дома на Сен-Оноре и вела полуголодное существование.

– Не было ни радости, ни удовлетворения, – решительно и искренне продолжала Селия. – Долгие часы в закрытом помещении вызывали головную боль, я стала нервной. У меня не было для этого закалки. Я была очень одинока, моя жизнь круто изменилась. Раньше был свежий воздух, красивые наряды и свобода, теперь все стало иначе. По вечерам я плакала в своей комнатушке, пока не засыпала в слезах, и гадала, будет ли у меня когда-нибудь любовь. Знаете, мне было всею восемнадцать лет, и я хотела жить счастливо.

Через несколько месяцев случилась трагедия. Модистка разорилась. Селия осталась без работы и никак не могла найти другую. Она стала отдавать в заклад свои платья, и вот однажды утром у нее на руках остались последние пять франков и долг за квартиру за месяц. Целый день Селия искала работу, совершенно голодная, но не трогала эти пять франков. Только вечером она зашла в магазин купить еды. Продавец взял ее монету, постучал ею о прилавок и со смехом перегнул пополам.

– Послушай, крошка, свинцом за хорошую еду не расплачиваются, – сказал он и швырнул ей злополучную монету.

Селия в отчаянии поплелась на улицу. Ее мучил голод. Домой идти она не решалась – боялась консьержки, которая станет требовать деньги за квартиру. Она стояла на тротуаре, и слезы катились по ее щекам. Иногда прохожие останавливались, смотрели и шли дальше. В конце концов полицейский велел ей уйти.

Девушка покорно ушла, глотая слезы. Она не знала, что делать дальше. У нее не было никого на свете. Никого.

– Я решила броситься в Сену, – продолжала рассказывать Селия, – подошла к реке, но вода показалась такой холодной, такой ужасной, а ведь я была молода. Я так хотела жить! Наступил вечер, зажглись фонари, город расцветился огнями, а я устала, я была такой жалкой…

Словом, девушка поднялась на Монмартр со всей скоростью, на какую были способны ее усталые ноги, робко прошлась вдоль ресторанов и наконец в один из них зашла в надежде, что кто-нибудь ее пожалеет и накормит ужином. Она остановилась в дверях зала. Мимо проходили мужчины в смокингах, женщины в роскошных платьях и драгоценностях, ее толкали, но никто не замечал. Она забилась в уголок, чтобы ее не увидели. Но понемногу новизна окружающего притупилась, и она понимала только одно: что от голода почти теряет сознание. Там были Две девушки, которые должны были танцевать между столами, пока люди ужинали; на одной было атласное голубое платье, на другой – наряд испанской танцовщицы. У девушек оказалось доброе сердце, они предложили Селии танцевать вместе с ними. Но на нее так никто и не обратил внимания. Не было у нее ни красивого платья, ни украшений, ни шика – трех непременных атрибутов парижской женщины. У нее была только молодость и красивое лицо.

– А в Париже без красивого платья, украшений и шика делать нечего, – сказала Селия. – Но наконец в ресторан пришла из театра мадам Довре с приятелями; она заметила, как я несчастна, и накормила меня. По ее просьбе я рассказала о себе. Она была так добра, что пригласила меня к себе домой, и я проплакала всю дорогу. Я пробыла у нее несколько дней, а потом она сказала, что я должна с ней жить, что ей тоже часто бывает одиноко и, если я соглашусь, со временем она найдет мне хорошего мужа и даст приданое. Казалось, закончились мои несчастья? – Селия улыбнулась.

Через две недели мадам Довре поведала Селии, что в Париж приезжает известный предсказатель судьбы; глядя в кристалл, он сообщает удивительные вещи о будущем; глаза старухи при этом разгорелись. На следующий день она взяла Селию с собой к предсказателю судьбы, и та поняла, какой страсти подвержена приютившая ее женщина. Очень скоро Селии стало ясно, как легко одурачить мадам Довре и как беззастенчиво ее грабят. Селия обдумала эту проблему и нашла выход.

– Мадам была очень добра ко мне, – говорила Селия, и в ее голосе слышалась искренняя любовь. – Она была простодушная и добрая женщина. Знакомые над ней смеялись и вели себя неблагородно. Но ведь на свете много женщин куда хуже, чем бедная мадам Довре, а люди их уважают. Мне было ее жаль; я предложила проводить сеансы, где сама буду вызывать людей из потустороннего мира. Я знала, что смогу позабавить ее гораздо более интересными и умными вещами, чем предсказатели судьбы. И в то же время избавлю от мошенников, которые всячески ее грабили. Это все, чего я хотела.

Да, больше она ни о чем не задумывалась. Она не приняла в расчет Элен Вокье и не могла даже представить, какой эффект окажут сеансы на мадам Довре. Селия и не подозревала, какие чувства испытывает к ней Элен. Если бы в то время кто-нибудь сказал ей, что эта почтенная пожилая женщина, которая всегда так внимательна, аккуратна, так признательна за любое проявление доброты, на деле пылает к ней злобой и ненавистью, она бы только посмеялась. Но Селия явилась в дом с Монмартра, за это Элен ее презирала. А потом Селия заняла ее место при мадам Довре, вытеснила ее, пусть и не желая этого. Элен была подругой хозяйки, а стала обычной служанкой. За это Элен ненавидела Селию. Ее ненависть распространилась и на старую суеверную дуру, которую так легко прельстить хорошеньким личиком. Элен презирала их обеих, обеих ненавидела, но должна была молча и бесплодно лелеять свою злобу. А потом начались сеансы, что подлило масла в огонь ее ненависти. Она обнаружила, что ее ободрали как липку, – прекратились подарки и комиссионные, которые она получала от толпы заурядных мошенников, привыкших выманивать деньги у мадам Довре. Элен Вокье была скупой и жадной, это в характере французских крестьян. Ее ненависть к Селин дошла до исступления, но у нее хватало хитрости скрывать это. Изнемогая от злобы, внешне она сохраняла полное спокойствие.

Селия не могла предугадать, что станет причиной ненависти; и совсем не ожидала, что на мадам Довре так подействуют эти сеансы. Раньше она была далека от своих доверчивых зрителей.

– Нас всегда разделяла рампа, – рассказывала она. – Я на сцене, зрители в зале, а если это делалось дома, то все устраивал отец. От меня требовалось только в последний момент выйти, отыграть свою роль и уйти. Мне в голову не приходило, что некоторые искренне верят в наши фокусы. Я об этом никогда не задумывалась. И когда увидела, что творится с мадам Довре, как искренне она убеждена, что все эти знаменитые дамы действительно являются с того света, чтобы с ней поболтать, я пришла в ужас. Я вызвала страсть, о существовании которой не подозревала. Я попыталась прекратить сеансы, но мне не позволили. Я пробудила страсть, которую уже не могла контролировать. Я боялась, что вся жизнь мадам Довре… это покажется абсурдным тому, кто ее не знал, но кто знал, поймет меня: вся Жизнь мадам Довре, все ее счастье могло рухнуть, если бы она обнаружила, что все эти разговоры – всего лишь трюк.

Селия говорила с искренним сожалением и простотой, так что трудно было ей не поверить. Следователь Флерио, Убедившись, что здесь не пахнет «делом Дрейфуса», слушал с симпатией.

– Таково ваше объяснение, мадемуазель, – проговорил он. – Но у нас есть и другое.

– Да, мосье?

– Данное Элен Вокье.

Даже спустя столько дней Селия не могла спокойно слышать это имя. Она вздрогнула, кровь отлила от лица, губы пересохли.

– Мосье, я знаю, что Элен мой враг. Это был жестокий урок.

– Вот послушайте, – сказал следователь и зачитал выдержки из показаний Элен Вокье: – «Она бы устраивала сеансы каждый день, но мадемуазель Селия артачилась, говорила, что они ее изнуряют. И вообще эта ловкачка умела все делать по-хитрому». И далее, рассказывая о неистовом желании мадам Довре вызвать дух Монтеспан, Элен Вокье говорит: «Этого она так и не дождалась, хотя все время надеялась. Мадемуазель Селия постоянно дразнила ее надеждой… Хитрая девчонка не хотела, чтобы ее трюки выглядели слишком доступными». Итак, Элен объясняет ваше нежелание проводить свои эксперименты чаще тем, что вы, как деловая женщина, надеялись получить больше выгоды.