Осколок солнца - Владимир Немцов

Молча Курбатов перевернул тяжелую плиту, и она, как показалось Лиде, тут же превратилась в дикобраза с мягкими проволочными иглами.

- Видите? Пришлось распилить. Провода я целый день припаивал. А много ли сделал? Трудно. Слой серебра очень тонкий. Ничего не выйдет, Лидия Николаевна.

Он пожелал ей спокойной ночи, попросил запереть лабораторию и, понурившись, пошел к двери.

- Кстати, - сказал он, обернувшись у порога. - Наш разговор о новой лаборатории считайте несостоявшимся. Простите за легкомыслие.

В другое время Лида бы не удержалась от насмешки. Какой же он ученый, если в себя не верит? А еще мужчина! Разнюнился - проводнички не припаиваются! Но сейчас промолчала, понимая, что дело не в проводничках, а в чем-то гораздо более сложном. Мечта о многих зеркальных полях становилась призрачной, эфемерной. Для Курбатова это было полной неожиданностью и крушением всех надежд. С какой радостью и юношеским задором говорил он Лиде, что в московской лаборатории уже работают над новым применением его фотоэнергетического слоя...

- Представьте себе, Лидия Николаевна, - рассказывал он, прикалывая к чертежной доске бумажный лист и рисуя на нем толстым синим карандашом. - Это вот вагончик трактористов. Видали, наверное, такие? Трактористы привезли с собой большой рулон специально обработанной ткани или пленки, на которой напечатаны - да, да, напечатаны! - фотоэнергетические ячейки со всеми необходимыми соединениями. Рулон этот разматывается прямо на земле - и, пожалуйста, походная электростанция готова к работе! Она заряжает аккумуляторы, питает радиостанцию, электроприборы, все что хотите. Такую пленку можно разостлать возле избушки лесника, бакенщика, высокогорной обсерватории, у зимовщиков Арктики, где угодно. Из этой ткани можно шить палатки. Вот она, свернутая, за плечами альпиниста... Поймите, что это значит, когда мы получим миллионы метров фотоэнергетической ткани! В магазинах ее будут резать ножницами, как простую клеенку. Заплатили за десять метров - и у вас уже собственная электростанция, без всяких бензиновых движков и генераторов. Разве это не чудо?

Конечно, чудо. И Курбатов рисовал уже не на бумаге, а взволнованно-восторженными словами близкую возможность создания такой пленки. Правда, трудности огромны: пока еще не удается получить прочный фотослой, чтобы он не ломался при свертывании рулона; потом придется повысить полезную отдачу его, - ведь в ячейках не будет термоэлементов, как в плитах "К-8". Но все это не принципиально. Еще два-три года работы, и первые десятки метров фотоэнергетической ткани можно будет послать, скажем, на дрейфующую льдину для практических испытаний.

- А пока займемся ими на снежных полях возле Высокова. Вас это интересует? - спросил он у Лиды в заключение разговора.

Потрясенная оригинальностью и смелостью его идеи, Лида тогда пробормотала что-то невнятное и весь день ходила под впечатлением курбатовского изобретения. Удивительный он человек! Все ему мало, все он торопится. Ну, подождал бы, пока не решится судьба здешнего зеркального поля. Так нет, он загорелся мыслью о северных полях, и пока рассматривается проект высоковской лаборатории, уже мечтает о рулонах фотоэнергетической пленки.

Сейчас Лиде казалось, что стоит лишь открыть загадку испорченные ячеек, как все мечты Павла, Ивановича превратятся в реальную действительность.

Тишина. Все окна закрыты. Уже давно выключена холодильная установка. Жарко. Лида ходила тяжелыми шагами. Тоненько позвякивали пробирки на столе. Подошла к другому, где лежала плита с ослепшими ячейками, и, рассматривая тонкий серебряный узор, подумала: "Неужели все зависит от какой-то чепухи, от проволочек, которые не припаиваются? Надо попробовать".

Она поискала в шкафу осколок испорченной плиты, включила самый маленький паяльник и, когда он нагрелся, притронулась залуженным концом к канифоли. Голубоватая струйка дыма заметалась над столом. Подцепив крохотный кусочек олова, Лида попыталась связать его с серебряной полоской на плите, но, сколько ни водила паяльником, так ничего и не добилась. Серебряный слой протерся, пластмасса под ним вспучилась, а капелька олова упрямо не хотела прилипать.

С присущим ей упрямством, высунув кончик языка, будто так легче работать, Лида пробовала сначала расплавлять канифоль на серебре, потом класть на него крупинку олова и, лишь чуть тронув паяльником, сразу же отдергивать руку. Ничего не получалось. Олово отскакивало. А если чуть перегреешь, тонкая полоска моментально прогорала. Лида выключила паяльник, подождала, чтобы он немного остыл, и начала снова. Но пайка не получалась.

Только дьявольское терпение, воспитанное на сложных и очень тонких лабораторных анализах, удерживало Лиду за столом. Она во что бы то ни стало хотела изучить незнакомую ей технологию припайки выводов к тончайшему металлизированному слою, чтобы найти новый способ, который бы дал возможность быстро и надежно припаять тысячи проводников. Иначе загадка умирающих ячеек никогда не будет разгадана.

Чего только Лида не делала! Это было настоящее планомерное исследование. Мешала повышенная нервозность. За окном уже светлело, скоро начнется трудовой день, когда Лида должна заниматься своими основными делами. Возиться с паяльником никто ей не поручит. Но сейчас это было нужно. Очень нужно.

Легкая, пока еще неуверенная радость закралась в сердце. Уже получается, уже успех: капелька прочно держится на серебряной полоске. Теперь к ней нужно припаять тонкую проволочку. Новая беда - слишком тонкий проводничок обламывается, а возьмешь чуть потолще - отрывается вместе с полоской.

С холодным ожесточением Лида продолжала поиски. Наконец нашла и лишь тогда убедилась, что если бы она захотела вывести проводнички от всех ячеек только одной плиты, ей пришлось бы потратить целый рабочий день. Но даже не в этом дело. При всей ее аккуратности не меньше одной трети соединительных полосок, которые идут к выводным шинкам, безнадежно портились.

Надо придумать что-то другое.

Лида распрямила уставшую спину, погасила свет и лишь тогда заметила, что утро уже наступило.

Глава 8

ПЯТНА НА ЗЕРКАЛЕ

На испытательной станции работала самая несчастная девушка в мире. Такой считала себя Нюра Мингалева. И к этому у нее были все основания.

Странности любви встречаются в жизни нередко, однако Нюре от этого не легче. Почему бы, скажем, двадцатидвухлетней Нюре, девушке если не очень красивой, то довольно привлекательной, не обратить благосклонного своего внимания на симпатичного, веселого студента Жору Кучинского или на восторженного Багрецова? На испытательной станции были и другие мужчины. Как бы ни подсмеивался Жора Кучинский, что женихов в пустыне не сыщешь, он все же преувеличивал. Прекрасный парень шофер Алимджан: человек с образованием окончил техникум, - мастер на все руки, умен, красив и вечерами появляется в белой крепдешиновой рубашке, перетянутой лакированным ремнем. И Нюра замечала, что Алимджан вздыхает по ней.