Глаза тьмы - Светлана Зорина

Эриндорнские женщины находили его грубоватым, но им это даже нравилось. Пресыщенные валлонские красотки не искали в любовных играх ничего, кроме новых ощущений. Марвидки воспринимали грубость мужчины как должное. Женщины пустыни не имели права не то что на протест, но и вообще на своё мнение.

«Она бы не позволила так с собой обращаться», — думал Диннар, представляя себе мать — гордую, прекрасную, далёкую и недоступною. Во сне он хватал её за руки и насильно вытаскивал из портрета на стене. Иногда он делал её из камня и оживлял. Он хотел, чтобы она была его пленницей, но она всё равно ускользала. Ему хотелось унизить её. Порой он представлял себе такое, что просыпался в холодном поту, а потом долго не мог смотреть на женщин, не прикасался к камню и по несколько дней бродил в аюмах.

Ему было тринадцать лет, а он был сильнее всех. Он ходил по городу, преображённому его руками, и перед ним все расступались. Его называли Аль-Марран и говорили, что он прекрасен, как звезда. У него было около сотни наложниц. Женщины боялись и обожали его, а мужчины боялись и ненавидели. Особенно Фарат и его прихвостни.

Эта трусливая, подлая свора всё же нашла способ причинить ему боль. Однажды Диннар вернулся с охоты, а Сатха не встретила его, как обычно. В доме её не было. Её нигде не было. Никого ни о чём не спрашивая, Диннар отправился на поиски. Дурные предчувствия не давали ему покоя.

Он нашёл её на каменистых холмах, где песчаные гинзы устраивали себе норы на период смены кожи. Сатха часто туда ходила. Всё было обставлено так, будто она, случайно упав, разбила голову об острый камень, но Диннар сразу понял, что она убита. И сразу понял, кем.

Как побледнел Фарат, когда Диннар положил перед ним безжизненное тело Сатхи.

— Я знаю, что это сделал ты, — сказал он. — Или кто-нибудь из твоих. Не лги мне. Ты забыл, кто я такой? Почему ты убил её?

— Я не…Я… Она была очень дерзкой… — пятясь, залепетал сын атхана. — Я не хотел… Так вышло. Аль-Марран, она была всего лишь маркан…

Фарат не договорил. Сильные пальцы Диннара сомкнулись на его шее. Хрустнули позвонки, изо рта Фарата хлынула кровь. Толпа сдавленно ахнула. До захода солнца оставалось совсем немного, и на центральной площади, как это обычно бывало по вечерам, собралось почти всё племя. Лучи заката окрасили пустынный город в лиловато-багровые тона — словно только что пролитая кровь растеклась по всей площади. Диннар смотрел на изваянные им статуи. Они обступали его со всех сторон — крылатые демоны, звери и зверолюди. Чудовища, обагрённые кровью… И не насытившиеся ею. Кровь, кровь… Она ударила ему в голову, оглушила и ослепила его. Вокруг него в багровом тумане плясали черные тени. Сначала молча. Потом они зароптали. Всё громче и громче…

— Это неслыханно! Убить марвида… Полноценного человека!

— Да ещё из знатного рода! И из-за кого? Из-за этой уродины…

— Ему жаль эту марканскую рухлядь?

— Он чужак! Откуда его привели? Он всех здесь ненавидит!

— Да! Он с самого начала презирал наш народ! Он сразу отказался чтить наши законы… Убийца! Он жалеет уродов и убивает нормальных людей!

— Он всем тут внушил, что он бог, но боги так не поступают!

— Убейте его! — перекрыл многоголосый гомон резкий, пронзительный крик.

Кровавый туман рассеялся, чёрные тени обрели знакомые лица. Атхан Саттам стоял на коленях перед телом сына и, потрясая кулаками, кричал:

— Убейте его! Вас много! Чего вы боитесь? Камнями его не убьёшь, но у вас есть железо — копья, ножи… Вас много, и у вас есть оружие… Кто вам сказал, что он бессмертен? Убейте его!

Толпа двинулась на Диннара. Алые и багровые блики зловеще засверкали на стальных лезвиях и остриях копий.

«Трусливые твари, — подумал он. — Как бы мне хотелось, чтобы все статуи здесь ожили и растоптали вас, как жалких свидов…»

Земля дрогнула. Странный скрежет и грохот заставили всех на какое-то время оцепенеть от изумления и страха. Диннар и сам не сразу понял, что происходит. Все изваяния на площади пришли в движение и стали медленно наступать на толпу, которая уже кольцом сомкнулась вокруг Диннара…

У него получилось! Они послушались! Он действительно бог, повелитель камней. Когда-нибудь он сможет сдвинуть даже горы… Диннар расхохотался.

— А ты что стоишь? — он протянул руку к огромной фигуре посреди площади. — Иди сюда! Ты стоишь уже почти сто сорок лет… Подвигайся, дружище! Иди ко мне!

Восьминогое чудовище покачнулось и немного подалось вперёд. Площадь огласили вопли ужаса. Люди кинулись прочь, но ожившие статуи бродили по всему городу.

— Эй вы, дерьмо свидов! — крикнул Диннар. — С чего вы взяли, что боги так не поступают? И вам ли судить о богах?! Боги поступают так, как им хочется.

Обезумевший город накрыла тьма. Диннар оглох от грохота и воплей. Потом всё стихло. Люди спрятались в подземельях, а статуи остановились! И сам он словно превратился в изваяние. Он не помнил, сколько простоял на площади в глубоком оцепенении. Когда к нему вернулась способность думать, уже светало. У ног его лежали два тела — Сатхи и Фарата. Рядом возвышалось каменное чудовище, застывшее в странной позе — три из восьми его лап были приподняты. На том месте, где оно стояло почти полтора больших цикла, осталась яма.

— Ну вот, Сатха, могила для тебя уже готова…

Диннар отправился в дом Саттама. На улицах никого не было, а в подземелье, едва увидев его, все в ужасе убегали и прятались. Он взял в своих «покоях» несколько красивых циновок, сплетенных из стеблей ульвараса, и длинный плащ с капюшоном, который Сатха совсем недавно сшила ему из гинзовой кожи. Диннар брал его с собой, когда надолго уходил в аюмы. Этот плащ защищал от жгучих лучей солнца в особенно жаркие дни и согревал в прохладные ночи.

Диннар завернул в него тощее уродливое тельце. Сатха была очень лёгкая. Она вдруг показалась ему совсем маленькой. Как ребёнок. И лицо у неё было словно у спящего ребёнка — невинное и безмятежное. В серебристом свете занимающегося дня она была красива какой-то странной, неземной красотой. Да она же всегда была красива, при всей своей уродливости. Противоречие, которое не раз повергало его в смятение. Сколько он уже бьётся в поисках совершенных форм, а ведь совершенная форма — это ещё не всё. Есть нечто, наполняющее форму совершенством. Нечто неуловимое… Возможно, сейчас ему удалось что-то такое увидеть. И помогла ему в этом Сатха. Опять она. Сатха была единственным существом, которое он терпел рядом с собой. За это они её и убили.

— И ты считаешь, что я должен их жалеть?

Диннар знал, что она не ответит. И ещё он знал: если бы она могла ответить, то сказала бы то, что думает, а не то, что ему хочется услышать. Она была здесь единственным человеком, который его не боялся. А ведь он так часто бывал угрюмым, раздражительным и грубо с ней разговаривал. Наверное, он просто не умеет быть добрым, но он был по-своему привязан к ней. Диннару хотелось верить, что она это понимала.