Зато он очень любил свою маму. Жизнь и преступления еврейских гангстеров - Роберт Рокауэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запрос Гацика был отклонен. Но это не помешало его друзьям буквально завалить комиссию по досрочному освобождению письмами с просьбой выпустить их друга. Как правило, они мотивировали свои просьбы семейными обстоятельствами.
Родители Джека, Макс и Фанни, переехали в Лос-Анджелес в конце 20-х годов, чтобы быть с их другими детьми. Мать Джека умерла там в 1931 году от сердечного приступа. Когда Джека отправили в тюрьму, старший Гацик писал в комиссию по досрочному освобождению и попросил сделать то же всех приятелей Джека.
«Я прошу вас пожалеть старого больного человека, — писал Макс, — мне 84 года. Здоровье и зрение меня подводят. Я уже подхожу к концу своей жизни, и мне бы хотелось увидеть сына перед тем, как со мной что-нибудь произойдет. Джек был добр ко всем, особенно к своим больным родителям. Его мать умерла, узнав, что ее сын пойдет в тюрьму. У нее от таких вестей приключился сердечный приступ».
Отец Гацика объяснял, что его сын поддерживал стариков и снабжал их всем необходимым в течение многих лет. «Сейчас я держу для него свободную квартиру, чтобы жить вместе в одном доме», — писал он и обещал комиссии, что Джек исправится, если его освободят.
«Ваша честь, — писал Макс, — я обращаюсь к вам вот уже второй раз и готов писать вам еще не однажды. Пожалейте больного, почти слепого человека. Пожалуйста, не выбрасывайте это письмо в мусорную корзину, а помогите мне вернуть домой моего сына, мою опору».
Друзья Макса также пытались разжалобить комиссию своими письмами. Доктор Герман Ландо, друг семьи, лечивший старшего Гацика, тоже обращался в комиссию. «Всю свою жизнь я знаю Джека и его семью. Он всегда был хорошим мужем, отцом и просто замечательным сыном. Он никогда ни в чем не отказывал своей семье, всегда приходил им на помощь».
Доктор просил освободить Джека ради его отца, которому вот-вот исполнится восемьдесят четыре года и который быстро теряет как здоровье, так и зрение. Также он написал, что может поручиться за Джека в любой момент.
Раввин М. Коэн из общины «Сыны Иакова» — синагоги, которую посещал Джек, тоже обращался с просьбой освободить Джека ради его отца. Раввин написал, что отец Джека пообещал ему, что, если его сын выйдет из тюрьмы, он никогда не вернется к прошлому, а будет жить с отцом.
Еще один житель Лос-Анджелеса, Майк Лиман, писал, что он вырос вместе с Джеком и они были друзьями. Он убеждал комиссию, что Джек был достойным человеком и заслуживал освобождения. Лиман верил, что Джек способен исправиться. Более того, Лиман дал гарантию, что если Гацика освободят, то он возьмет его в свой бизнес и Джек никогда не нарушит закон.
Один из друзей Джека из Янгстауна, Огайо, попробовал другой подход: «Когда я думаю о новом курсе нашего президента Ф. Рузвельта, я вспоминаю Джека», — писал Фред Колер в октябре 1933 года. Затем он хвалил Джека как человека очень преданного своей семье, дому, детям.
Колер верил, что, если бы Джеку дали еще один шанс, он бы доказал, что заслуживает досрочного освобождения.
Первая петиция Джека была отклонена по причине того, что он представляет угрозу для общества и является опасным преступником, который вернется на прежнее поприще, как только выйдет на свободу.
Предположения комиссии по досрочному освобождению были оправданны. Джека освободили из тюрьмы в декабре 1935 года после того, как он отсидел три года из положенных четырех. Джек немедленно вернулся к своей прежней деятельности, но никогда больше не попадал в тюрьму.
Гацик умер от сердечного приступа в возрасте шестидесяти девяти лет в 1956 году во время обеда. Друзья устроили ему роскошные похороны. Только бронзовый гроб стоил 5000 долларов. Один гангстер, который присутствовал на похоронах, заметил, что за те же деньги они могли похоронить его в «кадиллаке».
Как и Уэйкси Гордон, Джейкоб «Гурра» Шапиро, закадычный друг Лепке Бухалтера в течение многих лет, умер в тюрьме. Шапиро родился в России в 1885 году и переехал в Штаты, когда ему было двенадцать. Будучи одним из девяти детей, Джейкоб бросил школу в раннем возрасте и так и не научился правильно читать и писать. Это было одной из причин выбора им профессии вора и вымогателя.
Кличка Джейкоба (Гурра) произошла от его трудностей с английским языком. Когда он злился на кого-то, кричал: «Gurrah here»[11] — «Убирайтесь отсюда!» Джейкоб обычно сопровождал это восклицание кулаком или пинком. Для его приятелей и для полиции он был «Гурра Джейк».
Джейкоб был уродом: пять футов ростом, вес двести фунтов, сплющенный нос, толстые губы и толстые пальцы, коричневые вьющиеся волосы и большие глаза.
У него был дурной характер. Ему еще не исполнилось восемнадцати, когда он стал вором и хулиганом. Будучи подростком, Джейк встретил Лепке в Нижнем Ист-Сайде, они вместе занимались грабежами. Вместо того чтобы соперничать, они решили объединить свои силы. Лепке понял, что может использовать силу Джейка, а Джейк сообразил, что ему не помешают мозги Лепке. Этот дуэт прославился как «Л и Г», или просто «ребята».
Оба начинали с работы на главаря нью-йоркского преступного мира Арнольда Ротстейна. Поначалу других занятий у них не было, но ситуация изменилась во время забастовки в швейном центре Нью-Йорка в 1926 году. Обе противоборствующие стороны использовали гангстеров для выяснения отношений. Ротстейн отправил своих людей, и среди них Лепке и Гурру, на помощь профсоюзам. Когда забастовка закончилась, Лепке и Гурра взяли профсоюзы под свой контроль. После 1926 года Лепке и Гурра работали не на Ротстейна, а вместе с ним.
Как только ребята получили контроль над профсоюзами, они стали брать взятки и требовать дань с членов профсоюзов. В то же время они выколачивали крупные суммы из владельцев швейных предприятий, желавших избежать забастовок.
С 1915 по 1933 год Гурру арестовывали пятнадцать раз по обвинению в краже со взломом, нападении, похищении людей, незаконном ношении оружия, воровстве и нарушении федерального закона об антимонопольной политике. Он отбыл пять недолгих сроков заключения. И хотя по слухам в преступном мире и согласно информации полиции он был замешан в убийствах, в частности в убийстве Джейкоба Оргена по кличке Малыш Оги, для обвинительного приговора никогда не хватало доказательств.
Гурра был просто счастлив, когда ему удавалось применить силу. Он считал, что удар в челюсть лучше резкого слова, а пуля или бутылка кислоты интереснее, чем драка.
В 1936 году
