Wunderland обетованная - Петр Заспа

Что сейчас делает «Дмитрий Новгородский», не найдя их в условленном месте? Понятно, что будет ждать, но сколько?

Старпом вздохнул и пошёл назад к костру.

— Старлей! — окликнул его командир. — Тебя, кажется, Арнольдом Филиппычем зовут? Ты возьми своих и моих ребят, и пройдитесь по берегу. Надо дров собрать и гусей подстрелить, хотя бы пару. Будем к ночи готовиться. Похоже, что сторожевик завтра придёт.

Долгов кивнул и спустился в овраг к костру.

— Вставай, народ! Пойдём охотиться.

К вечеру тучи сгустились, и возникла иллюзия полноценной южной украинской ночи. Низко висящее над горизонтом солнце скрылось в тяжёлых грозовых облаках, а с ним исчезли и контуры холмов с прибрежными скалами. Внизу, под обрывом, на берегу смутно угадывались очертания самолёта. Прохладный ветер потянул с моря сырость, и костёр, почувствовав свежий приток воздуха, вспыхнул с новой силой. Командир подбросил в огонь сухих веток и, поднявшись на ноги, сказал:

— Мы пойдём в самолёт, а вы здесь заночуйте. Нужно костёр поддерживать, чтобы с моря было видно.

— Вы что, собираетесь в нём спать? — удивился Артём. — Там же присесть даже негде!

— Это вам негде. А нам он как дом родной. Да и не положено оставлять самолёт без охраны. А вы смотрите, чтобы сторожевик мимо не прошёл. Огонь не загасите.

— А если дождь пойдёт?

— Нет, — посмотрев в небо, уверенно заявил командир, — мимо протянет. Если хотите, спускайтесь, дадим чехлы. Постелите — мягче будет.

— Не нужно, — за всех ответил Долгов. — Как-нибудь ночь перекантуемся.

Экипаж отошёл от костра и исчез в темноте. Некоторое время ещё слышался шум осыпающихся под ногами камней. Затем внизу, у самолёта, раздались приглушённые голоса, и всё стихло. Долгов посмотрел на освещенные костром лица старшины, Артёма с Максимом, и на правах старшего приказал:

— Назначим дежурство. Поддерживать огонь и выглядывать сторожевик. Первым дежурю я, затем доктор.

Он посмотрел на Максима, и, подумав, что для эстонца он по-прежнему пленник, а потому назначать его дежурить было бы по меньшей мере странно, ткнул пальцем в старшину и закончил:

— Потом ты! А сейчас всем спать.

— Связать? — Велло кивнул на Максима.

— Нет. Некуда ему здесь бежать.

Эстонец безразлично пожал плечами и лёг, демонстративно положив кобуру с наганом под живот.

Долгов подбросил в огонь новую порцию дров и, обхватив руками колени, задумался. Первым уснул доктор и, выгнувшись спиной к костру, громко засопел. Старшина лежал, подложив под голову подушку изо мха, и непонятно было, спит он или только делает вид. Максим поворочался и, не выдержав, сел рядом со старпомом.

— Здесь что-то не так, — шепнул он Долгову на ухо. — Задницей чувствую.

Максим пощупал карман в широких штанах. Ещё в самолёте ему весь полёт что-то давило на ногу, но, прижатый к борту, он никак не мог разобраться, в чем тут дело. Теперь сквозь ткань угадывались спаянные в клубок радиодетали. Это была приставка к радиостанции, о которой он совсем забыл.

— Мне тоже всё это не нравится. Но что делать? Будем ждать. Только бы наши не ушли. А ты спи, завтра, наверное, тоже день нелёгкий будет.

— Не могу.

Максим произнёс это обеспокоенным голосом, но при этом так зевнул, что старпом улыбнулся и добавил:

— Ничего, ты справишься.

Дрова потрескивали, нагоняя ощущение безмятежности и оторванности от реальности. Темнота вокруг стояла непроглядной стеной, и, почувствовав себя отрешённым от всего мира, Максим вскоре уснул. Что ему снилось, он бы пересказать не смог, и даже понять, что ему виделось, тоже не получилось бы. Но свои сновидения он уверенно охарактеризовал бы двумя словами: цветные кошмары. Сквозь сон донеслось, как старпом разбудил доктора. Артём зевал жутко громко и, с шумом подняв в воздух облако пепла, шуршал в костре палкой. Затем Максим провалился на более глубокую ступень беспамятства, и разбудить его теперь смог бы разве что грянувший над ухом ружейный выстрел.

Артём с завистью посмотрел на растянувшегося Долгова и оглянулся вокруг. От непроглядной темноты по телу поползли мурашки. Он подтянул поближе к ногам увесистую ветку с обугленным концом и прислушался. Где-то рядом беспокойно вскрикивали птицы. Тихо стонал ветер в щелях изрезанного обрывами берега, да шумело невидимое море. Успокоившись, доктор уткнулся лицом в колени и почувствовал, как прерванные грёзы накатывают новой волной, заставляя глаза слипаться. Он вновь громко зевнул и попытался стряхнуть сонное оцепенение. Рядом заворочался старшина и вдруг сел. Артём удивлённо спросил:

— Ты чего? Тебе ещё рано.

— Не спится. А ты можешь лечь, я посижу.

Артём не сумел скрыть радость от такого предложения, но для приличия немного поломался:

— Я, конечно, и сам бы. Впрочем, если ты настаиваешь, и тебе не спится… Но если вдруг чего, ты сразу буди.

И, торопясь, чтобы старшина не передумал, тут же рухнул на траву и, засыпая, довольно проворчал:

— Конечно, ты же госбезопасность, а я всего лишь доктор. Тебе и дежурить.

Проснулся он от того, что по ушам ударила прокатившаяся над берегом взрывная волна. Стряхнув остатки сна, Артём удивлённо оглянулся: приснилось это ему или рядом действительно что-то взорвалось? С тех пор, как он заснул, явно прошло несколько часов. Тучи из чёрных превратились в серые и поднялись выше. Над горизонтом пробилась узкая полоска света, и стало видно море.

Артём посмотрел на вскочивших Максима с Долговым и спросил:

— Что это было?

— Где старшина?! — дёрнул его за ворот старпом.

— Не знаю.

Удивлённо озираясь, Артём поднялся и тут увидел осветившее берег зарево. От самолёта остались лишь разлетевшиеся по берегу дымящиеся обрывки фанеры и обломки скелета под обгоревшей перкалью. Горящее пятно бензина расползалось по воде, раскачиваясь в такт волн. На камнях, фонарём вниз, лежала и дымилась оторванная кабина, выставив в небо лодочное днище.

— А где лётчики? — ещё не совсем осознавая, что произошло, растерянно спросил Артём. — Бежим вниз! Им нужно помочь!

Долгов с Максимом молча смотрели на то, что осталось от самолёта, и на их лицах отсвечивались сполохи взлетавшего ввысь пламени. Они переглянулись и, посмотрев на доктора, повторили вопрос:

— Где эстонец?

— Да не знаю я! Объясните, что стряслось?

Вдруг на насыпи послышались шаги.

— А вот и экипаж! — радостно крикнул Артём и побежал к обрыву.

Но, сделав несколько шагов, он отшатнулся назад и оторопело замер. Из-за его спины появился Долгов. Мгновенно справившись с секундным замешательством, старпом дёрнул крышку кобуры.

— Не делайте глупостей, Арнольд Филиппыч!

В альпийскую резиденцию Гитлера Оберзальцбург Генрих Гиммлер добирался долго и утомительно. Петляющие виражи на горном серпантине держали рейхсфюрера СС в постоянном напряжении. Он молча поглядывал то на нервозные движения рук водителя, то за окно в открывавшуюся на очередном повороте пропасть. От усталости под глазами залегли чёрные круги, но когда личный адъютант, отвечающий за распорядок и программу фюрера, Фриц Даргес провёл Гиммлера в кабинет, он, сверкнув белизной зубов, изобразил на лице энергичную улыбку. Фюрер сидел в красном, в тон кабинета, кресле и почесывал за ухом прижавшуюся к ногам двухгодовалую немецкую овчарку.

— Присаживайся, Генрих, — кивнул фюрер на кресло напротив. — У тебя есть двадцать пять минут. Затем у меня совещание с командующими армий. Ты ведь хотел конфиденциальной встречи?

Гиммлер оглянулся. Фюрер указал глазами ожидавшему приказаний адъютанту на дверь.

— Ты свободен, Фриц. — Затем запустил ладонь в густую шерсть на загривке овчарки и улыбнулся:

— При Блонди ты можешь рассказывать любые секреты. Я ей доверяю.

Гитлер наконец оставил собаку в покое и спросил:

— Так о чём ты хотел поговорить?

— Мой фюрер, я просил аудиенции, чтобы доложить об операции «Wunderland»!

— Ах, об этом, — поморщился Гитлер.

В последнее время фюрер начал охладевать к вынашиваемой Гиммлером теории мистического происхождения германских ариев. Не завораживали его теперь и рассказы о таинственной Шамбале. Хотя раньше Гитлер сам при каждом удобном случае старался завести разговор об этой загадочной стране. Но не вспоминал фюрер и о присланном Великим Ламой монахе, способном предвидеть будущее. И о тысяче прибывших с Тибета фанатично преданных рейху буддистов-монахов, из которых Гиммлер хотел сделать личную охрану Гитлера. Всё это рейхсфюрер переживал очень болезненно. Процент поражений на всех фронтах начал расти и уже приближался к проценту побед, и это волновало Гитлера куда больше, чем красивые, но пока что бесполезные теории Генриха. И тогда Гиммлер решил идти ва-банк. В его лежавшей на коленях папке был собран весь материал по объекту, найденному Шеффером на Новой Земле. Если раньше рейхсфюрер не раскрывал всех карт и преподносил другу Адольфу информацию очень дозировано, в объеме, достаточном лишь для того, чтобы поддерживать интерес и выкачивать на эту операцию деньги, то теперь Гиммлер понял: нужно действовать решительно и доказать фюреру, что ключ к победе в этой войне не на полях сражений, и сила не в стальных танковых кулаках, а кроется она там, в загадочных землях Севера, а может, в недрах Гималайских гор или даже вот в этом саркофаге, фотографии которого он сейчас держит на коленях. Это козырь. Гиммлер прекрасно это понимал и был уверен, что в борьбе за расположение фюрера сегодня он одержит уверенную победу над прагматичными, но ничего не смыслящими в мистических и таинственных силах генералами.