Город имени меня - Тори Ру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чувствуешь вину, да? Постоянно возвращаешься к тому дню и придумываешь его заново... — Элина верно считывает все, что многие годы меня мучительно гложет, и я застываю, осмысливая простейшую, но доселе толком не обдуманную истину. Вина...
Да, так и есть. Именно ее я чувствую каждую гребаную секунду.
— Наверное... Ты права. — Вырвавшийся из груди тяжкий вздох прерывается спазмом и всхлипом. — Я виню себя за то, что моей любви не хватило... За то, что вообще родилась...
— Не надо, Кир! Серьезно. Не надо... — Элина нервно поправляет голубые волосы, выбившиеся из резинки и, закусив губу, упорно качает головой. — Что мог сделать пятилетний ребенок с грозной болезнью, когда никто из взрослых не сумел распознать ее и победить? — она замораживает меня прозрачными как лед глазами и еле слышно шепчет: — Мой первый парень тоже... покончил с собой. За эти годы я перебрала миллионы мыслей, вопросов, возможных выходов, но... Мы можем изменить только будущее. А работать над этим надо сейчас, в настоящем. Например, помогать тем, кому еще можно помочь...
Кожаный ремешок, обвивающий ее тонкое предплечье, задирается, я вдруг замечаю под черными завитками тату страшные шрамы — продольные и поперечные борозды разных оттенков, давние и не очень — но ни о чем не спрашиваю. Между нами возникает невидимая, но прочная связь — с Элей круто даже молчать. Бывают люди, рядом с которыми монохромный беспросветный мир по умолчанию обретает краски.
К тому же она только что слово в слово повторила мой план по спасению папы...
Я открываюсь, как шкатулка с потайной кнопкой: Элина ее обнаружила, и теперь невозможно скрыть то, что копилось внутри годами. Впервые в жизни выговариваюсь, и получаю массу дельных советов, слов сочувствия и ободряющих улыбок.
Раздается шарканье шагов, в гостиной нарисовывается заспанный Ярик — зевает, трясет красными взлохмаченными патлами, трет татуированной рукой лицо и, узрев меня, выдает искреннюю радость:
— Привет, малая! — он садится в кресло возле Элины, забирает со столика банку и с щелчком вытягивает колечко. — Говорил я девчонкам, что все с тобой будет окей: ты знаешь, как выживать, и, в случае чего, применишь навыки на практике. Тебя не свалить просто так.
Он поправляет мешковатую толстовку, вливает в рот энергетик и удовлетворенно откидывается на обитую гобеленом спинку.
Незаметно щипаю себя за локоть: живая рок-звезда, запросто повелевающая потоками неизвестной науке энергии, вот так запросто, по-дружески, болтает со мной... Пропускаю петлю и хмыкаю:
— Откуда такая уверенность?
Ребята многозначительно переглядываются, и Ярик, дернув губой, улыбается:
— Сам был таким. В пятнадцать меня чуть не убил отчим. Я сбежал из дома и три года жил вне его стен.
Я впадаю в ступор, но стараюсь не показывать, насколько сильно поражена — киваю и принимаюсь за фигурку Ками, но в душе растет и крепнет стойкое уважение и собачья признательность к обоим моим собеседникам.
Они офигенные. Мудрые и спокойные. Просветленные...
Элина и Ярик увлеченно обсуждают концерт и планы на ближайшее будущее, глушат свой энергетик, разводят демагогию по поводу разбора какой-то песни... Превращаюсь в слух в упрямой надежде поймать хоть крупицу информации о Юре, однако ребята о нем не упоминают — видимо, он не стал обо мне трепаться.
На сердце теплеет, глаза жжет, хотя это поистине глупо.
Завязываю узелок, отрезаю лезвием нитку и невольно наблюдаю за взаимодействием влюбленной парочки: намертво сцепленные руки, покрасневшие щеки, расширенные зрачки — между ними искрит воздух, возникает химия, от которой те буквально пьянеют. Некстати вспоминаются слова Светы про то, что Юра никого не возьмет за руку...
Боль вот-вот настигнет меня и отшвырнет с занятых позиций, и я сконфуженно кряхчу:
— С вами неловко... — Ребята наконец обо мне вспоминают, разжимают пальцы и прячут руки в карманы.
Довожу до ума последние мелкие штрихи, кладу "Ками" рядом с собратьями по группе и провозглашаю:
— Готово!
Элина и Ярик приходят в полный восторг — вертят обмякшие тельца в руках, отпускают понятные только им шуточки и весело хохочут.
А я внезапно обнаруживаю, что ночь наступила слишком уж быстро — в полосе между плотными шторами виднеется непроглядная чернота. Страх и удрученность давят на грудь — я не подумала о месте ночевки, хотя в моей реальности нельзя без запасного плана.
Есть вариант забуриться к тете Вале — та не откажет, примет как родную и постелет на диване. Но вопли, доносящиеся из-за стенки, все равно не дадут уснуть. Да и как уснешь, осознавая, что папа специально — упорно и изощренно — губит себя.
Можно вернуться к стерве Свете, но злость на нее все еще сильна. Это она виновата в моей неуместной решительности и полнейшем провале с Юрой.
— Оставайся у нас! — Элина в миллионный раз улавливает мой настрой и тепло улыбается. — В одиннадцать начнется стрим, разыграем твои работы. Ярик все сделает в лучшем виде. А ты — отдыхай.
Глаза слипаются. Чтобы выбить из головы любовный бред, сегодня я работала за десятерых. Поэтому, в самый последний разок, не стану отказываться от их предложения...
* * *
13
Накануне я почти не спала — на жестких стульях зала ожидания выспаться проблематично, поэтому нынешней ночью, отключив инстинкт самосохранения, стыд, боль, досаду и привычную тревогу за отца, словно умерла, стоило только коснуться ухом подушки.
Обретаю себя лишь по жужжанию будильника — в солнечных лучах сияют пылинки, стены небольшой кухни облеплены разноцветными стикерами с рисунками и глубокомысленными фразами, в которых угадываются цитаты из песен Ярика.
Я все еще в параллельном мире — спокойном и теплом, в гостях у любящих друг друга ребят.
Воспоминания тут же сгущаются черным дымом, но я усилием воли прогоняю их прочь. Юра ничего не сказал о моем позоре, иначе это бы выплыло в разговорах по душам еще вчера. Значит, при Эле и Ярике можно с успехом прикидываться, что все хорошо, не напрягаясь и не опуская оченьки долу.
Но от очередного кошмарного эпизода моей биографии
