Карточный домик - Майкл Доббс

— Доставка осуществлена и ужин заделан.

— Прекрасно, Роджер. Ты мне очень помог. Думаю, министр иностранных дел тоже будет благодарен.

— Да, но я никак не возьму в толк, каким образом он пригласит Пенни на ужин. В чем здесь соль?

— А соль, дорогой Роджер, в том, что ему вообще не надо будет приглашать ее на ужин. Сегодня вечером он придет ко мне на прием. Ты приведешь с собой Пенни, которая, как ты в этом убедился, не имеет ничего против того, чтобы познакомиться и провести с ним некоторое время. Я представлю их друг другу за парочкой бокалов шампанского и посмотрю, что будет дальше. Насколько я знаю Патрика Вултона — а я как Главный Кнут не могу его не знать, — то уверен: минут через десять он предложит ей пойти в его комнату, чтобы поговорить… как в таких случаях пишут в этой газетенке «Частный детектив»?… поговорить о положении в Уганде.

— Или заняться французским, — пробурчал О'Нейл. — Но я все еще не пойму, зачем нам это нужно.

— Что бы потом ни произошло, Роджер, мы будем об этом знать. А знания всегда полезны.

— И все-таки я не понимаю.

— Верь мне, Роджер, Ты должен мне доверять.

— Я доверяю. Приходится доверять, поскольку нет другого выбора, не так ли?

— Правильно, Роджер. Вот теперь ты начинаешь понимать, знание — сила.

Телефон отключился. О'Нейлу тоже казалось, что он начинает что-то понимать, но он не был в этом абсолютно уверен. Время от времени он задавал себе вопрос, кто он для Урхарта — партнер или пленник, но так и не пришел к четкому выводу. Порывшись в прикроватном шкафчике, он вынул небольшую коробочку, вынул пару снотворных таблеток и, как был в одежде и ботинках, завалился на кровать.

— Спасибо, Патрик, что уделил мне время!

— Когда ты говорил по телефону, у тебя был серьезный тон. Когда Главные Кнуты говорят, что хотели бы срочно встретиться для конфиденциального разговора, обычно они имеют в виду, что фотографии у них в сейфе, но негативы, к сожалению, в редакции журнала «Всемирные новости».

Урхарт улыбнулся и скользнул в открытую дверь комнаты министра иностранных дел. Ему не пришлось далеко идти — всего лишь несколько ярдов разделяли коттеджи, в которых они были размещены. Местный констебль называл это «сверхурочной аллеей». На территории гостиницы она представляла собой несколько выстроившихся в линию коттеджей люкс, в которых располагались основные министры. Им была обеспечена 24-часовая полицейская охрана. Оплата их сверхурочных влетала несчастным местным налогоплательщикам в хорошую копеечку.

— Что-нибудь выпьешь? — предложил радушно ланкаширец.

— Спасибо, Патрик. Скотч.

Один из многих эмигрантов с Мерсисайда, главный министр Ее Величества по делам зарубежных стран и Содружества достопочтенный Патрик Вултон, занялся небольшим баром, содержимым которого явно пользовались еще днем, а Урхарт прошел в угол комнаты и пронес туда министерский красный ящичек, поставив его рядом с четырьмя, принадлежавшими хозяину. Все министры получают такие ярко окрашенные, обтянутые кожей ящички, в которых можно держать служебные бумаги, тексты выступлений и другие документы — те, что положено хранить подальше от посторонних глаз. Эти красные ящички вместе с ними, где бы они ни были, даже в отпуске, а министра иностранных дел сопровождал еще сонм небольших, размером с чемодан, контейнеров с телексами, депешами, справками к брифингам и другими атрибутами дипломатии. Поскольку Главному Кнуту не предстояло ни выступать на конференции, ни разбираться с кризисными ситуациями за рубежом, то он прибыл в Борнмут с красным ящичком, где вместо бумаг находились три бутылки солодового виски двенадцатилетней выдержки. В гостиницах, объяснил он жене, всегда проблемы с напитками — или нет того, что хотелось бы, или есть, но цена такая, что закачаешься.

Они сидели за чайным столиком, заваленным газетами, и говорили о разных пустяках. Потом Урхарт понизил голос.

— Патрик, — сказал он, — послушай меня внимательно. Наш разговор должен быть строго конфиденциальным. Что касается меня, то я просто буду считать, что мы вообще с тобой сегодня не встречались.

— Вот черт, у тебя действительно какие-то фотографии! — воскликнул, на этот раз полушутя, Вултон. О том, что он увлекался женщинами, говорили много, но обычно он был с этим очень осторожен, особенно за рубежом. Десять лет назад, когда только начинал свою карьеру, несколько тягостных часов он провел в участке полиции штата Луизиана, где его допрашивали после того, как он провел уик-энд в одном из мотелей Нью-Орлеана с молодой американкой, которая выглядела на двадцать, все делала как тридцатилетняя, а исполнилось ей только шестнадцать. Этот инцидент был заглажен, но с тех пор Вултон прекрасно знал, насколько малым бывает расстояние между блестящим политическим будущим и обвинением в половой связи с лицом, не достигшим совершеннолетия.

— Речь идет о кое-каких делишках, грозящих принять серьезный оборот. За несколько последних недель наблюдаются нездоровые вибрации, связанные с Генри. Тебе, должно быть, приходилось чувствовать то раздражение, которое он вызывает у многих членов кабинета, когда ведет заседания. Похоже на то, что и средства массовой информации испытывают к нему быстро усиливающуюся неприязнь. Никто, конечно, не рассчитывал, что после выборов ему позволят провести медовый месяц, к тому же надолго затянувшийся, но есть опасение, что ситуация вообще выйдет из-под контроля. Ко мне сегодня обратились два рядовых, но очень влиятельных члена партии из провинции, которые с тревогой сообщили о быстро ухудшающихся настроениях на местах. На частичных выборах в муниципальные местные советы на прошлой неделе мы лишились двух важных мест, которые до сих пор всегда оставались за нашими сторонниками. Судя по всему, последующие недели принесут дальнейшие потери. Завтра состоятся дополнительные выборы в Дорсете, где мы располагаем большинством голосов, но где нам могут нанести еще один серьезный удар. В общем, Патрик, непопулярность премьер-министра тянет нашу партию вниз. Боюсь, уже сейчас мы докатились до того, что вряд ли добьемся избрания нашего кандидата даже на должность районного собаколова. Мы потеряли уже слишком много. — Он сделал паузу, чтобы отпить глоток виски.

— Проблема в том, — продолжал Урхарт, — что это не временное явление, в чем уже уверены многие. Если мы хотим выиграть и следующие выборы, следует работать с энергией и живинкой, иначе избирателям захочется перемен от одной только скуки. Уже начали нервничать многие из наших заднескамеечников, избранных в тех округах, где мы не располагаем уверенным большинством голосов. Сегодня у нас перевес всего лишь в 24 места. Еще несколько потерь в дополнительных выборах — и нам засветят досрочные парламентские выборы.

Он еще глотнул виски и сжал в ладонях стакан, как бы черпая в теплой золотистой жидкости силы для предстоявшего трудного дела.

— К чему я тебе все это говорил, Патрик? Несколько наших старших коллег попросили меня как Главного Кнута (формальный нюанс подчеркивает, что здесь нет ничего личного) тихонько позондировать, насколько далеко мы зашли с этой проблемой. Короче говоря, Патрик, и ты, думаю, понимаешь, как мне нелегко сейчас (это всегда нелегко, но, кажется, пока еще никогда не мешало нанести неизбежный удар)… меня просили узнать, что ты лично думаешь о глубине переживаемых трудностей. Продолжает ли Генри устраивать нас как лидер партии? — Сделав большой глоток, он, словно обессилев, откинулся на спинку кресла.

В комнате воцарилась тишина. Вопрос словно пригвоздил министра к месту. Целую минуту он сидел молча. Из его кармана вначале появилась трубка, за ней кисет для табака и коробок спичек «Сван Вестас». Уминая табак большим пальцем, он не спеша набил трубку и вынул спичку. Ее характерное шипение при вспышке показалось Урхарту таким громким, что он невольно заелозил в кресле. Втягивая щеки, Вултон сосал черенок трубки, пока она как следует не разгорелась, почти скрыв его лицо в густых клубах ароматного сизого дыма. Помахав рукой, чтобы разогнать этот табачный туман, министр поднял голову и, глядя ему в глаза, ухмыльнулся.

— Ты должен меня извинить, Френсис. Четыре года в Форин Офисе не очень-то подготовили меня к таким прямым вопросам, как этот. Может быть, за это время я просто отвык иметь дело с людьми, изъясняющимися без обиняков, Надеюсь, ты мне простишь, если я попробую говорить с такой же прямотой.

Конечно, он молол чепуху. Вултон был известен своим открытым, боевым стилем, имевшим так мало общего с традициями Форин Офиса. Просто, собираясь с мыслями, он старался выиграть время.

— Давай попробуем оставить в стороне любые субъективные оценки, — он выпустил перед собой еще одно огромное облако дыма, отвлекая внимание собеседника от патентованной неискренности своего вступительного замечания, — и проанализируем проблему так, как это делается в аналитических справках государственной гражданской службы.