Глас Времени - Александр Малашкин

– Это он заманил вас сюда?

– Нет. Я довез его до определенного места и высадил. Если бы не любопытство, ничего бы не произошло. Я начал наблюдать. Прибыли полицейские. Я поспешил предупредить его, но было слишком поздно. Дальше всё пошло слишком быстро. Лабберт, я и двое служителей закона очутились в 1939 году. По неизвестным причинам один из полицейских получил травмы, которые привели к смерти. Меня сюда никто не заманивал, сам виноват.

– Тогда в чем проблема? – спрашивает хозяин, выпуская дым. – Наверняка этот человек с устройством может отправить вас обратно. Как я понимаю, вы не в восторге от двадцатого века?

– Как сказать… Если бы за мной не охотились чуть ли не все правоохранительные силы, я бы с удовольствием провел здесь несколько недель. Путешествие получилось бы гораздо интереснее, чем я планировал. Беда в том, что этот человек сбежал. И я не знаю, где его теперь искать. По моим догадкам, он может являться высокопоставленным офицером. Возможно, это облегчит поиск, однако уж точно не облегчит выход с ним на контакт.

Владелец тушит сигарету. Он равнодушен к словам Иосифа, ибо не верит ни одному из них. Включает кран и молча принимается за посуду.

«Зачем я болтаю? – думает Иосиф. – Как глупо сейчас выгляжу. Ужасно глупо. Хотелось с кем-нибудь поделиться. Поделился, и что получил в ответ? Неверие, безразличие и безмолвие. И так будет всегда. Мне незачем раскрывать рот, чтобы получить совет или сочувствие. Отныне буду изо всех сил подавлять в себе это стремление. Всю жизнь я был слишком наивным и не понимал, что личные проблемы мало кого интересуют. Точно так же, как один человек не может чувствовать боли другого. Можно сколько угодно представлять, говорить «чувствую», но это всего лишь слова. Кто-то будет умирать, истекать кровью, а ты в это время будешь жрать и повторять, насколько жизнь хороша. Сейчас где-то в этом городе привязанный к стулу Лотар плюется последними зубами, а я, наглотавшись прохладного пива, сижу и проявляю недовольство. Если бы я мог прочувствовать боль и горе тех, кто погибнет в грядущей войне, я бы заткнулся и радовался, что не задыхаюсь в газовой камере Освенцима и не умираю под бомбами в пылающем Сталинграде»

– Где находится ближайшее отделение гестапо? – громко интересуется Иосиф.

От неожиданности бармен роняет в раковину кружку.

– На Хольцштрассе 15. Угловое здание. Это в пяти минутах ходьбы.

– И там настоящие представители гестапо?

– Разумеется, настоящие. Туда местным жителям рекомендовано обращаться с доносами. Но вам для чего?

Иосиф спрыгивает с барного стула и направляется к выходу.

– Прощайте.

В камере, где допрашивали Лотара, большие перемены.

– Ты совершил ошибку, когда приказал солдатам освободить мне руки и покинуть камеру, – говорит Лотар гестаповцу, наскоро привязанному к стулу. – Оказывается, вы не такие крутые, как это рисуют в народном эпосе настоящего и будущего.

– Несмотря на мнимый успех, ты должен признать, что дальше допросной тебе пробраться вряд ли удастся. Через минуту сюда влетят мои люди и пристрелят как…

– Не пристрелят! – громко, но так, чтобы звук не дошел до коридора, где находится охрана, рявкает Лотар. В руках у него пистолет системы «вальтер», готовый выстрелить по нажатию спускового крючка. – Видимо, это мое призвание – сносить гестаповские головы. Их на моем счету уже три, твоя будет четвертой.

– Чего ты хочешь? – морщится гестаповец. От удара кулаком у него заболело лицо.

– Единственное требование – покинуть здание.

– Что дальше? Ты не сможешь скрываться, а ускользнуть за пределы города – тем более. Через час снова будешь в камере, только тогда я лично сломаю тебе ребра.

– Я решу, что мне делать. В этот раз я попался специально. Пусть твои псы попробуют изловить меня, когда я того не хочу.

– В два счета. К утру будешь висеть на крюках. Но тогда сострадания не жди…

– Закрой пасть!

Лотар освобождает гестаповца от веревок и выталкивает в коридор в качестве заложника.

В Иосифа вселяется дух новоявленного воина, на войне не бывавшего. Он следует к зданию, глазами ища полицейских. В неосвещенном углу видит тень и пускается вдогонку.

– Эй!

Но тень убегает, словно пугливая кошка. Презренно фыркнув, Иосиф идет дальше.

– Хольцштрассе 15, – бормочет Иосиф, шагая по улице без фонарей. – Вот и оно.

Из окон первого этажа лучится электрический свет. Чувство, когда сам преследуешь опасность, заводит и пробуждает. Хотя заставляет ощутить холодную испарину, когда все-таки приходит осознание, что нет четкого плана.

У входа бездействует одинокий автомобиль. Салон пуст. На нервах Иосиф выдает что-то типа танца. Идет дальше. До ненавистного гестапо всего несколько шагов. В помещении уловимо движение. Кто-то разговаривает на повышенных тонах. Иосиф подходит поближе и прислушивается. В эту секунду двери открываются. Крепкие объятия показавшейся парочки толкают на двусмысленные предположения. Но пистолет в руке одного, приставленный к горлу другого, вносит категоричную ясность. Иосиф понимает: перед ним сцена захвата заложника.

– Лотар?! – Иосиф узнает профиль захватчика.

Окликнутый оборачивается. Лицо в пятнах подсыхающей крови и ссадинах. Выражение яростное и напряженное. Однако, распознав в зовущем своего товарища, Лотар сверкает оставшимися зубами:

– Ты ли это, старик?! Не пугайся, бери ключи и усаживайся за руль.

У входа в количестве шести штук толпятся гестаповцы в фуражках, бессильные что-либо сделать: их нерасторопный начальник, пренебрегший правилами, взят под прицел.

Впрочем, будучи под прицелом, надежды он не теряет. С ловкостью змеи гестаповская шишка выкручивается и бьет Лотара чуть ниже колена. Тот вскрикивает. Лицо искажается, пистолет выскальзывает и падает на брусчатку. Лотар мгновенно концентрируется и наклоняется к оружию, но ударом ноги гестаповец откидывает «Парабеллум» к бордюру. Расстегивая кобуру, из толпы выбегает рослый офицер. Иосиф понимает: наконец выпал шанс вступить в игру, только действовать нужно мгновенно. Полицейских навыков у него нет, однако это не мешает оттолкнуться от земли и боком пролететь несколько метров. Падая на шлифованные камни мюнхенской мостовой, он раздирает локоть. Но такой пустяк несопоставим с превосходным результатом: к этому моменту офицер достал револьвер, его рука понимается в сторону Лотара, но Иосиф опережает.

Гремит выстрел. Долговязый немец отступает на шаг и опускает подбородок. Его тело пронзает острая боль. Китель в точке пулевого отверстия становится мокрым. Немец прикладывает ладонь и чувствует кровь. Но рука с револьвером лишь на градус опустилась к земле.

– Стреляй еще! Быстро!

Не вставая, Иосиф производит следующий выстрел. У подстреленного подгибаются коленки. Но гад стоек: рука держится горизонтально. Тогда палец Иосифа нажимает курок еще два раза, и противник валится.

– Готов! – незамедлительно комментирует Лотар. – Следи за остальными.

«Остальные» поднимают руки и смотрят на Иосифа. В их глазах странное безразличие. Их не волнует сам факт смерти товарища, они думают, как разорвать убийцу. Убей их всех, оставив одного, и тот один думал бы точно так же. Вот они, боевые единицы государственной машины смерти!

– Садись за руль! – велит Иосифу Лотар.

Иосиф выжимает сцепление и поворачивает ключ зажигания. Стартер с полоборота заводит двигатель. В заднюю дверь влетает офицер, за ним прыгает Лотар.

– Трогай!

Первая передача – и послушный «Опель» плавно берет с места. Через несколько секунд Иосиф понимает: слишком темно. Рыщет пальцами по приборной панели, но нужного рычажка не находит.

– Черт возьми, мы разобьемся! Идиот! Первый тумблер в положение «вниз»! – орет гестаповец.

Фары загораются, изливая на мостовую желтоватый свет.

– Ну и баран!

– Еще один выкрик в сторону моего друга – и твоей коленке не миновать пулевого отверстия! – угрожает Лотар.

– Твой друг – болван, который нас чуть не угробил!

Хлопок. Оглушительный вскрик.

– Я предупреждал.

Машина петляет по ночным улицам Мюнхена. Иосиф держит курс за пределы городской черты. В этом ему помогает захваченный гестаповец. Не проходит и двадцати минут, как машина сворачивает на грунтовую дорогу где-то на юго-западной окраине города.

Иосиф гасит фары и глушит мотор. Темно-синее небо, предвосхищая рассвет, хозяйственно прячет звезды. Вдалеке слышны отголоски встревоженного города. В форточку «Опеля» задувает приносящий с собой вкус осени мягкий ветер. В подобные минуты неплохо быть одному. Тогда в колеблющейся тишине можно услышать голос своего далекого собственного «я», своей внутренней потаенной природы.

– Йозеф, идем-ка, прогуляемся.

Ветер тормошит стебли травянистых растений. Две фигуры медленно бредут по дороге. Автомобиль смотрит им вслед.