Заговор Грааля - Линн Шоулз

— Нет. Но ты же расскажешь, правда? Ванесса ухмыльнулась:

— У этих моллюсков нет никаких связок, чтобы удерживать створки вместе. Они глубоко закапываются и держатся лишь за счет песка и маленьких мускулов-замыкателей.

— Откуда ты знаешь такие подробности? — спросила Коттен.

— Встречалась с морским биологом.

— Я ее помню. Кажется, она стала работать в парке «Подводный мир» в Орландо?

Ванесса кивнула.

— Несси, насчет прошлой ночи… Старуха сказала то же самое, что говорил Арчер, отдавая шкатулку — ну, про то, что я единственная способна что-то там остановить. — Коттен прижала руку к дрожащим губам и постаралась сдержать слезы. — Дело не в том, что они говорили, Несси, а в том, как.

— Угрожающе?

— Нет, — возразила Коттен. — Помнишь, я тебе рассказывала, что у меня была сестра-близнец, которая умерла при рождении?

Ванесса призадумалась.

— Да, ты называла ее Мотнис.

— Правильно. И еще, помнишь, я говорила, что в детстве видела ее и общалась с нею на нашем придуманном тайном языке.

— Но ты говорила, что она не настоящая, а воображаемая подружка для игр.

— Я просто не хотела, чтобы ты надо мной смеялась. Но я действительно верила, что она настоящая, совсем настоящая.

— Коттен, она умерла. И тебе пришлось все это выдумать. — Ванесса откинула волосы со лба. — А какое это имеет отношение к вчерашней старухе? Или тому человеку в Ираке?

Коттен сняла темные очки и посмотрела прямо в глаза подруге.

— Старуха и Арчер говорили на том самом придуманном языке — нашем с Мотнис. Никто не знает этого языка. Никто! Удивительно, что я его вспомнила после стольких лет.

Ванесса открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но Коттен ее опередила:

— Допустим, Мотнис была просто плодом моего воображения. И еще предположим, что я выдумала собственный язык и притворялась, будто разговариваю со своей близняшкой. Но как об этом может знать кто-то еще?

Снова надев очки, Коттен повернулась к океану. Они немного помолчали, стоя на песке и глядя на воду.

Наконец Ванесса сказала:

— Знаешь, это самое жуткое из всего, что я когда-либо слышала.

Она бросила ракушку в воду.

— Что же это может значить? — Коттен смотрела, как маленькие рыбки в вечном поиске еды закружились там, где упала раковина.

— А ты уверена, что это те же слова, которые тот мужик сказал в гробнице?

— Тут нельзя ошибиться. «Geh el crip». Это значит: «Ты единственная». То, что говорил Арчер. Сначала он сказал, что я должна остановить солнце, или рассвет, или что-то такое. А потом добавил: «Geh el crip» — «Только ты одна». Вчера вечером жрица сказала: «Geh el crip ds adgt quasb» — «Только ты способна это остановить». Нет, даже больше, чем «остановить». Скорее «разрушить».

— Разрушить?

— Сначала она шептала по-английски. Было плохо слышно, но именно это говорил Арчер. Я единственная могу остановить рассвет и что-то еще. Я в конце почти не расслышала. Она тихо говорила. Но потом добавила на нашем с сестрой языке: «Только ты способна это разрушить».

— Коттен, ты должна признать: от всех этих разговоров с мертвой сестрой просто мурашки по коже.

Коттен хмуро посмотрела на нее.

— Прости. — Ванесса обняла подругу за плечи, они повернулись и пошли по песку. — Ладно, давай все обдумаем. Два разных человека в разное время говорят тебе, что ты единственная способна что-то остановить — не дать солнцу подняться или остановить рассвет. И выходит, что оба говорят на выдуманном языке, на котором ты общалась с мертвой сестрой-близняшкой, когда была совсем маленькой. Давай пока забудем, что это очень странно. — Ванесса кивнула на горизонт. — Вот тебе солнце, и как раз рассвет. Как ты вообще можешь это остановить? Это бессмысленно на любом языке.

— Мне нужно с кем-нибудь поговорить.

— С твоим приятелем-священником?

— Я пыталась с ним созвониться, но там автоответчик. Может, он еще даже из Рима не вернулся. Я не знаю, что делать.

Ванесса убрала руку:

— Коттен, ты только не кусайся, но вдруг тебе просто показалось, что ты все это слышала? Старуха ведь очень тихо говорила, тебе пришлось вслушиваться, чтобы понять.

Коттен перестала хмуриться и вздохнула:

— Кажется, я действительно много выпила.

И все же она никому не рассказывала о своей близняшке всего — о том, почему Мотнис перестала приходить к ней, почему они больше не разговаривали.

Коттен шла вдоль линии прибоя, Ванесса рядом. Несколько куликов прилетели на пляж и принялись искать в песке лакомые кусочки.

— Я утром улетаю в Нассау на съемки, — сказала Ванесса. — Два дня дом в твоем распоряжении. Поваляйся, отдохни и забудь о том, что произошло. Развлекись. Почитай какой-нибудь дурацкий роман, загорай, строй глазки парням на пляже — не все тут голубые. Черт, да переспи с кем-нибудь!

Коттен хихикнула. За весь году нее был секс только с Торнтоном. Она не умеет спать с кем попало. Девушка оглянулась на встающее солнце.

— Все это абсурд. Солнце… чертов рассвет, — Коттен поднимала ногами брызги. — Ну их нафиг.

— Вот и умница, — Ванесса взяла подругу за руку. — Пойдем, позавтракаем.

Коттен стояла на балконе и смотрела, как Ванесса идет по парковке к своей машине. Подруга обернулась и помахала, потом села в кабриолет «БМВ» и выехала со стоянки. Взглянув на пляж, быстро заполняющийся солнцепоклонниками, Коттен вернулась в квартиру. Ей вспомнился первый день в колледже, когда она познакомилась со своей соседкой по комнате, изумительно красивой латиноамериканкой из Майами. Коттен изучала журналистику, Ванесса — театральное искусство.

В тот первый год Коттен узнала три качества Ванессы: верность друзьям, щедрое сердце и чудесная способность смеяться в самые тяжелые минуты. Именно это нравилось ей в Ванессе и сейчас, много лет спустя. Когда Ванесса призналась в своих сексуальных пристрастиях. Коттен это не смутило. Они поклялись, что это никогда не помешает их дружбе. За годы учебы в колледже они стали ближе, чем сестры, — доверяли, делились всем и обсуждали несчастную любовь, трагичные расставания и бесконечные сомнения.

Коттен упала на кровать. Боже правый, как эта девчонка живет в таком ритме? Сегодня воскресенье, а в субботу они всю ночь протанцевали. Она без сил, у нее похмелье, а Несси уехала работать и выглядела на миллион долларов. И завтра Ванесса не расклеится, а полетит на Багамы. Просто вечный двигатель.

Коттен застонала, прижала подушку к груди и зевнула. Полежала еще минут десять; в голове крутились воспоминания об Ираке, детских глазах, глазах Джона, свечах, отражающихся в глазах старухи.