Тайник - Тоби Болл

— Нет-нет, — запротестовал он. — Я хотел сказать, что если кого-то не взорвали, то это вовсе не значит, что взрывал именно он.

Послышался условный стук в дверь — тук-тук, пауза, тук. Это означало, что посетитель пришел по служебной необходимости.

— Войдите, — пророкотал Рыжий Генри, не выпуская изо рта сигару.

В дверях появился Педжа. Вид у него был такой, словно он съел что-то тухлое.

Мужчины за столом дружно посмотрели на мэра. При виде помощника у того резко упало настроение.

— В чем дело?

Педжа уже привык докладывать в подобной компании.

— Я насчет поляков, сэр. Они стали возникать. Вообще-то они не прочь подписать контракт, но пронюхали про забастовку и заволновались. Не хотят иметь дело с профсоюзами.

Генри бросил грозный взгляд на Берналя. Тот побледнел.

— Разве они не знают, что забастовка под контролем? Порядок уже восстановлен, никаких уступок сделано не было.

— Они знают, — кивнул Педжа. — Мы им об этом сообщили. Но…

— Но что?

— Они думают, что все это затеяли ради них. Опасаются, что в другое время вы не так строги с профсоюзниками.

Лысый череп мэра стал багроветь.

— А чего они хотят? Как тебе показалось?

— Мне кажется, им надо показать, что профсоюзы не представляют для нас никакой проблемы.

Генри кивнул.

— Вы должны лично дать им это понять, — пояснил Педжа.

— Ясно, к чему ты клонишь. — Генри посмотрел на Берналя. — А кто руководит забастовкой?

— Энрике Дотель и еще одна женщина, — с готовностью отрапортовал Берналь.

— Дотель, говоришь?

Генри устремил на Педжу горящий взор.

— Чтобы завтра в десять этот Дотель и поляки были у меня в кабинете. Они увидят, что значит ставить палки в колеса мэру.

Кивнув, Педжа выскользнул за дверь. Откинувшись на спинку стула, Генри вновь занялся сигарой, все еще торчавшей у него изо рта. Он втягивал дым, задерживал во рту, а затем выпускал мощную струю в сторону задыхавшегося Блока.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Фрингс устал как собака, а впереди была бессонная ночь. Панос отпер кабинет ночного дежурного, чтобы репортер мог прикорнуть на диване. В кабинете пахло несвежим кофе и сигаретами, а диван был слишком коротким. Но привычный гул, царивший в редакции, постепенно убаюкал его и Фрингс задремал.

Мысли его были заняты Норой, однако он не пытался понять ее или анализировать их отношения. Скорее это было похоже на рассматривание случайных фотографий, по которым мы пытаемся судить об изображенных на них людях.

Вот Нора в открытом красном платье с черными крашеными волосами стоит на сцене оперного театра. Она машет рукой и застенчиво улыбается. Он физически ощущает, как внимание восторженной публики буквально заряжает все окружающее певицу пространство. Он весьма польщен, что в него влюблена женщина, обожествляемая столькими людьми.

Фрингс помнил, как заныло в груди, когда он неожиданно пришел к ней на репетицию с новым оркестром и увидел, как ее прижимает к себе дирижер Дэвид Винтер. Он что-то шептал ей на ухо, а Нора весело смеялась. Увидев Фрингса, она ничуть не смутилась и, отойдя от Винтера, нежно его поцеловала. Но, наблюдая за репетицией, он поймал взгляд Винтера, в котором читалось торжество. Фрингс тогда не решился спросить что-либо, но неприятный осадок остался.

Вот Нора рыдает на груди у Фрингса в одну из тех редких ночей, что они провели в его квартире. Тогда он впервые видел ее беспомощной и был счастлив выступить в роли защитника. Причины ее слез всегда оставались загадкой, и постепенно он научился утешать звезду, не спрашивая ни о чем. Но в ту первую ночь он настойчиво пытался выяснить причину ее горя, пока не понял, что все эти страдания вызваны неуверенностью в себе и людях. Фрингс знал, что на этом свете ни в чем нельзя быть уверенным до конца, и научился с этим жить. Он даже считал, что подобное положение вещей имеет массу преимуществ. Но тогда не сказал об этом Норе. Он просто обнял ее и не разжимал рук, пока она не уснула на его залитой слезами груди.

Еще одна картинка из прошлого: Нора на торжественном банкете по случаю золотой свадьбы знаменитого дирижера Эли Ходжа. На ней коктейльное платье цвета слоновой кости и сверкающая тиара. Взоры всех присутствующих мужчин устремлены на нее. Певица игнорирует Фрингса, который никого здесь не знает. Это было искусно разыгранное унижение. Фрингс молча стоял в ее тени, а она флиртовала, болтала и сверкала, притягивая к себе всеобщее внимание. А позже яростно предавалась с ним страсти, и он вдруг с отвращением осознал, что может простить ей все.

Они с Норой проводят вечер в обществе ее подруги, киноактрисы Греты Ван Рипен, и ее любовника, мрачного чудаковатого коротышки по имени Марко, который, как утверждала Грета, принадлежал к итальянской королевской семье. Было довольно странно поддерживать разговор с Гретой, которую он едва знал, в то время как Нора с Марко интимно щебетали. Все это продолжалось довольно долго, пока Грета не увидела, как Марко потирает Норе лоб кончиками пальцев. На этом их общение закончилось. Заплаканная Грета покинула ресторан, за ней не слишком охотно последовал Марко.

Мальчишка-посыльный разбудил Фрингса в половине пятого. Репортер быстро собрался, засунув в карман плаща блокнот и несколько карандашей. Пока он спал, на столе появился конверт. Фрингс окликнул Эда. Тот явился с недовольным видом, что, впрочем, не произвело на журналиста никакого впечатления.

— Откуда это?

— Какая-то дамочка принесла.

— Не знаешь кто?

Эд пожал плечами.

— Нет. Довольно смазливая.

— Рад слышать, — саркастически произнес Фрингс.

Эд, надувшись, удалился.

Фрингс торопился, но это могло быть еще одно послание от бомбистов, поэтому он вскрыл конверт ножом из слоновой кости, который ему подарила Нора.

— Черт! — воскликнул он, увидев содержимое конверта. Там было четыре фотографии голого Берналя, лежавшего в постели с женщиной, которая явно не являлась его женой. Фрингс засунул фотографии обратно в конверт, подальше от глаз репортеров, оглянувшихся на его возглас. В конверт была вложена записка:

Можете опубликовать. Я с вами свяжусь.

Это было совсем некстати. Берналь мог дать ему потрясающую информацию о Рыжем Генри и его окружении. Он был просто золотой жилой. Но, судя по всему, на него наехали, а опыт подсказывал Фрингсу, что добром такие дела не кончаются. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Фрингс имел обыкновение откладывать проблемы на потом, чтобы вернуться к ним, когда появится время. А сейчас у него времени не было — предстояло нанести визит Паскису. В кармане у него был спрятан косячок, который он собирался выкурить по дороге. Это позволит разрядить ситуацию.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Больница Всех Святых находилась на окраине Капитолийских Холмов, в здании, где раньше был католический собор. Теперь кафедральный собор переместился в район театров, когда там построили церковь Святой Марии. Величественное здание из кирпича и гранита украшали два высоких шпиля и витраж над аркой главного входа. Площадка перед фасадом была выложена гранитными плитками, образующими геометрический узор в итальянском стиле. Во всяком случае, так показалось Пулу, который имел кое-какое образование. Площадка была оккупирована голубями. Вокруг было безлюдно, только у входа курили и переговаривались четверо полицейских из БПД. Пул решил, что работа у них здесь непыльная.

Он остановился на противоположной стороне площади, прислонившись к стене здания. Из разговора с доктором Вестехью он понял, что шансов найти здесь Лину Просницкую у него не много, а общением со спецназовцами уже был сыт по горло. Он здесь только для того, чтобы проверить слова доктора об усиленной охране больницы. Вестехью оказался прав.

Пока Пул шел сюда, мысли то и дело возвращались к Касперу Просницкому. Где искать парня, у которого отец убит, а мать в психушке? Конечно, в сиротском приюте.

Пул знал, что городские детские приюты отличаются поразительным разнообразием. Он столкнулся с этим три года назад, когда некая Дагмар Ремер обратилась к нему с просьбой найти ее дочь Урсулу. Она тоже не оставила никаких координат. Довольно необычно, но в практике Пула такие случаи бывали. Он не раз оказывал помощь людям, не желавшим привлекать к себе лишнего внимания. В какой-то степени этому способствовала Карла. Часто клиентами Пула становились коммунисты и анархисты, пострадавшие от действий полиции. К тому же в подпольных кругах быстро разнеслась молва, что Пул вполне порядочен и не задает клиентам лишних вопросов. Это было большой редкостью, поскольку частные сыщики, работавшие с маргиналами, как правило, пытались воспользоваться безвыходным положением клиентов. Пул же был очень щепетилен даже с самыми одиозными изгоями общества. Он преследовал совершенно иные цели.