Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

Андрей не пошел в тот вечер на сходку эсдеков. Вдруг ему это стало неинтересно.

За последние два месяца он много раз вспоминал Глашу и скорее жалел, думая, каково ей жить с таким старым человеком, как отчим. Но это днем. Ночью было иначе. Ночами ему снилось, что он вновь обнимается и целуется с ней. Но в этих снах всегда присутствовал кто-то третий, ощутимый то по кашлю, то по скрипу, наблюдающий и гневный. И это присутствие не давало слиться с Глашей.

Андрей хотел написать Глаше, но опасался, что письмо попадет в руки отчима. Он-то уже давно знал, почему их расставание с Глашей было таким странным, он понимал теперь, каково было Глаше прощаться у калитки, зная, что сверху из-за шторы кабинета на них смотрит, молчит и гневается Сергей Серафимович. Письмо возбудило в памяти все, до вздоха, до слова, до стона в страсти. Андрей даже понюхал листок, и ему показалось, что он различает легкий свежий запах Глашиной кожи. Но, конечно же, этого быть не могло, потому что прошло больше месяца с тех пор, как пальцы Глаши касались письма.

В тот же вечер Андрей написал Глаше письмо, очень горячее, полное любви и клятв вернуться. Он так и заснул, не запечатав и не отправив его. И может, к лучшему, потому что, когда перечел утром, испугался собственной нелепой и глупой страсти. Он разорвал письмо, хотел написать новое, но пора было идти на лекцию. Так он Глаше и не ответил, хотя еще не раз собирался. Правда, перед Рождеством, накупив дюжину открыток с детишками у елки, он разослал их по родственникам и знакомым, написал открытку и Глаше. Хотел было послать на адрес отчима, но потом передумал — послал на почту, до востребования. В конце после поздравлений приписал:

Скоро напишу большое письмо.

Но и после этого большого письма не написал.

В ноябре Андрей получил письмо из Петербурга от Ахмета.

Андрей — кислых щей!

Пребываю в Петербурге в хорошей обстановке, но чует мое сердце, что в Париж судьба меня не закинет, потому что на курсах господина Берлица я занял первое место с конца. Оказывается, французский язык совсем не моя стихия. Ж'не компран па? Ты понимаешь? Я вас не понимаю. Беда другая, деньги куда-то проваливаются, и когда блудный сын вернется в Симферополь, будет громадный скандале, как говорят французы, потому что я истратился на много недель вперед, в том числе на лечение триппера (прости за подробности). Так что у меня один путь — в разбойники или в гусары. Дошло до того, что, встретив на Невском проспекте (это главная улица вашей столицы) нашего друга фон Беккера, я осмелился востребовать с него долг в размере 10 руб. Каковых у него не оказалось. Наш фон Беккер, оказывается, большая шельма. Я напросился к нему в гости, и он со скрипом и скрежетом зубовным меня привел в замечательную квартиру. Сам он снимает комнату у одной генеральши, ведет себя джентльменом и делает вид, что он — настоящий барон, ты же знаешь, как это ему удается. У генеральши есть дочка — хочется немедленно надеть на нее чадру. Нет, ты меня неправильно понял: не от отвращения, а от восхищения, от желания припрятать такое сокровище для себя одного. Нечто нежное, голубое, воздушное со странным именем Альбина. Я готов был жениться на Альбине немедленно и ради этого счастья перебежать в христианство. Но, по-моему, позиции нашего Коли нерушимы. Оказывается, генеральша убеждена, что наш Коля — барон фон Беккер, а ей всю жизнь хотелось породниться с древней знатью. У Коли в комнате на стене висит в рамке герб баронов фон Беккеров (надо бы поглядеть по гербовнику — чей герб наш друг стибрил), так что мне пришлось соответствовать моменту и утверждать, что мой прадедушка — крымский хан Гирей, который построил Бахчисарайский фонтан, возле которого лишал девичьей чести российских невольниц. Ты бы видел, как очаровательно рдели щечки у Альбины и как растерянно поднимала ее мама выщипанные брови и говорила: «Я где-то об этом читала, правда?» Коля надувался и молчал. Коньяк был славный, о ялтинских встречах разговор не поднимался, в общем, я полагаю, что господин фон Беккер из Глухого переулка скоро породнится с состоятельным семейством генерала Чичибасова.

Сам я скоро буду проезжать через Москву и, если останется хоть один лишний рубль, обязательно нанесу тебе визит.

Горячо обнимающий тебя непутевый разбойник

Письмо показалось Андрею забавным. Настроение его улучшилось, и Андрей не сразу сообразил почему. Неужели он обрадовался благоприятным переменам в жизни Коли?.. Господи, нет же! Лидочка свободна!

Впрочем, радость была отвлеченной и ничем не нарушила распорядок жизни, потому что Лидочка была не более как сладким и томительным летним воспоминанием.

В Москву Ахмет так и не заехал. Видно, у него не осталось ни одного лишнего рубля.

Глава 2

Рождество 1913 г

На рождественские каникулы Андрей приехал в Симферополь.

Тетя Маня встречала его на перроне. Шел мокрый снег. Он не таял на траве и ветках деревьев, а мостовые были черными, мокрыми, и крыши были мокрыми тоже.

Тетя Маня всплакнула.

— Как ты возмужал! — говорила она, протирая пенсне толстыми пальцами. — Ты настоящий мужчина. Как жаль, что Ксения тебя не видит! Она была бы счастлива.

Андрей оставил ее у чемодана, побежал искать носильщика. Когда он пришел с носильщиком, тетя Маня сидела на чемодане под черным зонтом и была серьезна.

— Я сама заплачу ему, — сообщила она Андрею издали.

Тетя не допускала мысли, что Андрей может не нуждаться в деньгах, и, несмотря на его протесты, ежемесячно высылала ему пятнадцать рублей. Андрей складывал ее переводы в конверт.

Пришлось ждать извозчика — они последними из пассажиров вышли на площадь. Андрей держал зонтик, а тетя все разглядывала его, словно хотела запомнить. Тетя умудрялась все превратить в расставание, даже счастливую встречу.

— Что нового? — спросил Андрей.

— Что может быть нового в Симферополе? — сказала тетя. — Мы же глухая провинция. Особенно зимой. С климатом делается что-то страшное. Ты знаешь, даже приметам нельзя верить. Я читала, что наступает перенаселение Земли и скоро грядет страшный голод.

— Кого ты видела из моих приятелей?

— Недавно вернулся Ахмет Керимов. Там произошел скандал.

— Подозреваю, — сказал Андрей.

— Нет, ты даже подозревать такого не можешь. Отец послал его на курсы Берлица, а Ахмет умудрился пуститься во все тяжкие.