Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 1973 - разные

— Судя по вибрации, она как будто звучит! — сказал Антон и опустил пластину в сумку Туарега.

— Хватит на сегодня, — сказал Вашата, — возвращайтесь той же дорогой.

Прежде чем уйти, я заставил Туарега расчистить от щебня кусочек мостовой на площади. Она оказалась выстланной фиолетовыми плитами.

Наш обратный путь Макс использовал для съемки фильма.

— Теперь идите вы вперед. Туарег позади. Вот так! Отлично! Какое освещение! Ив нагибается, поднимает… Да, поднимает что угодно! Не забывай, что мы открыли марсианский город и здесь каждый камень — ценность. Стоп! Антон, возьмись за остатки стены. Прекрасно! Пошли дальше… — И так всю дорогу до самого корабля Макс заставлял нас задерживаться у кажущихся ему достопримечательными мест, брать в пригоршню песок, рассматривать камни, делать величественные жесты в сторону гор, глядеть на небо, усеянное звездами при ярком солнце. Мы безропотно подчинялись, зная, что Макс работает для истории.

Когда подрулили к лифту, возле него нас нетерпеливо ожидал Зингер, чтобы уложить добычу в грузовой отсек.

В ожидании Макса мы сидели в столовой, стерильные после душевой обработки.

Антон сказал:

— Мы могли еще часика два порыться в пыли веков. Вот куда бы забросить настоящую археологическую экспедицию со всем оборудованием.

— В следующий раз так и будет, — улыбнулся Вашата. — Пока Макс занимался съемками, я принял ролик из Космоцентра. Сплошные поздравления и рукопожатия. Судя по всему, ученые набросились на снимок нашей рыбы и пейзажи развалин. Представляете, что творится сейчас, когда они получили записи сегодняшнего дня! Ох, попадет нам по первое число за фреску, особенно мне достанется. Ведь у нас уйма инструкций на все случаи жизни на Марсе, даже, как вы знаете, разработаны системы контактов с местными обитателями. Сегодня Андреев выступил с повторением лекции, которую читал нам перед отлетом.

— Насчет «враждебной жизни»? — спросил Антон.

— Точь-в-точь в тех же выражениях. Повторил для прессы и телезрителей. Ему еще раз хочется убедить всех, и себя самого, что он сделал все для успешного полета «туда и обратно». Надо и его понять — необыкновенная, мучительная ответственность. И все же…

— Мне это непонятно, — сказал Антон. — Надо всегда быть тем, чем ты есть.

— Да, но он теперь Главком Космоцентра. Должности всегда накладывали отпечаток. Вот я, например… Как, ребята?

Мы с Антоном переглянулись.

— Бывает, — сказал Антон.

— Да-а? Серьезно?

— Нечасто, ты умеешь сдерживаться.

— Стараюсь. Вы тоже не сахар. Вот сегодня, говорю — кончайте раскопки, а вы еще стали площадь разметать.

— Но фиолетовые плитки! — сказал я.

— Плитки плитками… — поморщился Вашата.

— А престиж! — сказал Антон, толкая меня в бок.

Вашата улыбнулся:

— Бывает. Иногда обволакивает чувство собственной необыкновенности. Кажется, что ты теперь сам не свой, принадлежишь истории! Вот с этого и проникает в нас вирус исключительности.

— Какая там исключительность, — Антон махнул рукой. — Из пятисот кандидатов мог лететь каждый, просто нам повезло.

— Я тоже так думаю… И все-таки прошу выполнять мои указания, все без исключения.

На экране появилась стена нашего хранилища, множество гнезд с контейнерами. Потом показались шлем и за его стеклом оторопелое лицо Зингера.

— Вот, — сказал он, подняв амфору. На ее чистом боку появился красочный морской пейзаж. — Видали? — спросил Макс звонким мальчишеским голосом. — Я слегка протер, и появились краски, и все время меняются, как живые. Смотрите, какой цвет воды, и на нем множество яхт. Ив, Антон! Вот откуда ваши сны. Вы нашли еще что-то похожее и морочили нам голову с Христо. А это что? — Он повернул амфору, и там — знакомая уже мне девочка сыпала из прозрачных ладоней оранжевый песок.

Мы встали и почти вплотную придвинулись к экрану, пораженные больше, чем вчера, когда увидели развалины. У нас всегда теплилась надежда обнаружить следы ушедшей жизни. Сейчас же мы были не подготовлены к необыкновенному явлению, у нас не было объяснений увиденному. Макс позволял нам поочередно любоваться изображениями на стенках сосуда, и мы не могли оторваться от них.

— А теперь послушайте, как звучит эта вазочка! — Он поднял амфору к мембране шлема. — Странная музыка, не правда ли? Вы не находите? Наверное, корпусу амфоры передается малейшая вибрация. Будто в ней самой источник звучания.

— Скорее всего разболталась какая-то техническая деталь, — сказал Антон. — Хотя что мы знаем об их технике? На каком принципе основаны эти «живые» гравюры? Уму непостижимо! Пролежали столько тысячелетий, и никаких изменений. Мне становится не по себе, когда я вспоминаю про фреску с антилопами.

— Что-нибудь еще случилось? — спросил настороженно Вашата.

— Да я их видел до этого!

— Час от часу не легче.

Вечером я вложил в Туарега программу «ночного поиска». Не спеша он должен был обойти окрестности космодрома, выкапывая ямы через каждые пятьдесят метров. Сейчас на экране робот застыл как изваяние, словно внимательно рассматривал корабль своими магнитными глазами. У ног его лежал труп марсианина, по крайней мере, так нам показалось: длинные ноги, тонкий в талии торс; головы и правой руки не было, тело облегал костюм, желтый в черную широкую полоску, как у арлекина.

Первой нашей мыслью было, что Туарег наткнулся на кладбище.

— Как он сохранился! — воскликнул Зингер. — Но что за костюм! Как у наших дорожников, ремонтирующих шоссе. Тогда почему его похоронили в рабочей одежде? Или он погиб при обвале, и никакое это не кладбище, просто парня засыпало камнями, оттого-то он так и изувечен. Хорошо бы посмотреть на него вблизи.

— Погоди, Макс, — остановил Вашата. — Рискованно. Может, у них действительно была эпидемия. Макс, сними-ка его во всех ракурсах.

Туарег поднял свою находку, повернул ее, и мы заметили, как спина отошла на шарнирах в сторону.

В корпусе показались узлы, скрытые в твердых чехлах, болтались провода.

В этот день мы наткнулись на останки еще множества роботов- на гигантской мусорной свалке. Она заполняла двухсотметровую выемку, начинавшуюся за каменной грядой к северу от космодрома и терявшуюся за горизонтом.

Теперь снимки этой свалки всем хорошо известны, видны на ней и роботы, торчащие из груды пластмассовых вещей, летательные аппараты разных конструкций, и машины, как установили позднее, с биологическими двигателями, и все это среди невообразимого скопища вещей непонятного нам назначения и незнакомых конфигураций. Мы проехали вдоль свалки километров десять, а ей «се we было видно конца.