Банановая ловушка - Наталия Кузнецова

И она осторожно прикрыла за собой дверь «Фривэя». Сегодня уже один раз прокололась, хватит. Да Ромка ей и не поверит! Она все проверит сама, а уж потом позвонит ему.

И Лешка снова направилась в конец коридора. Продавец уже накурился. Он раздавил в пепельнице окурок, поднялся, взглянул на нее и широко, приветливо улыбнулся. Улыбка его полностью отвечала голливудским стандартам.

У страха глаза велики, вечно ей что-то мерещится. От недовольства собой Лешка даже поморщилась.

И все же она внимательно оглядела парня и призадумалась. Если он перестанет сутулиться и выпрямится, то окажется одного роста с племянником. А если он наденет темный парик и приподнимет бровь…

Нет, конечно, это глупости. Чушь собачья. Но, как однажды сказал Ромка… Как же он это сказал? А, вот как: «Оно, конечно, так, ежели что, но и, обратно же…» Словом, если она лишний раз проверит этого парня, то ничего не случится. Ведь все версии, как опять-таки говорит ее братец, нужно проверять и перепроверять.

Она вновь вызвала в памяти стенд на станции. Того парня, бандита-убийцу, кажется, звали Леонидом.

А продавец уже прошел мимо нее и приблизился к своему «Садоводу». И Лешка решилась на небольшой эксперимент, который ей ровным счетом ничем не грозил.

Сейчас она его окликнет, и он, конечно, не обернется. А если и обернется, то скажет, что она ошибается и что зовут его Антоном. И тогда она спросит, где тостер, который он взял в обмен на свой у Степана Васильевича. Возможно, Антон даст ей новую наводку, и когда она вернется домой, то они с Ромкой подведут итоги всем своим сегодняшним похождениям и разработают новый план поиска преступника.

— Леня, — чуть слышно позвала она, и парень быстрым, кошачьим движением повернул голову. И тут каким-то шестым чувством Лешка поняла: это он.

Правда, продавец из «Садовода» снова улыбнулся, но улыбка его скорее походила на гримасу, а сам он — на готового к прыжку дикого зверя. Но больше всего, глазами особенно, он был сейчас похож на человека с фотографии, исчезнувшей с полицейского стенда на станции «Медовка».

И Лешке стало страшно.

Она быстро оглянулась. Нигде никого. В некоторых организациях рабочий день уже закончился. Но чего ей, в конце концов, бояться? Стоит закричать, и отовсюду сбегутся люди. Верочка точно прибежит. И она метнулась к турбюро.

Парень настиг ее в два прыжка и зажал рот. А в бок впилось что-то твердое и острое. И стало очень больно.

— Мне терять нечего, поняла? — прошептал бандит Лешке на ухо. — Заорешь — прирежу!

Он накинул ей на плечи свою куртку, будто она замерзла, еще сильнее прижал к ее боку под курткой нож и потащил вниз по боковой лестнице.

На лестнице им тоже никто не встретился. А даже если бы по ней кто и шел, что с того? Лешка ничуть не сомневалась, что, скажи она хоть слово, он осуществит свою угрозу.

Они спускались все ниже и ниже. Один пролет, другой… Скоро выход, а на выходе — Степан Васильевич, зорко следящий за всеми проходящими мимо.

И вот они уже поравнялись с будкой вахтера.

Бандит прижал Лешку к себе еще крепче и низко к ней наклонился. Со стороны это выглядело так, будто он шепчет ей на ухо что-то приятное.

— Улыбайся! — приказал парень.

Степан Васильевич, завидев Лешку в обнимку с продавцом из «Садовода», не сдержал любопытства и поинтересовался:

— Далеко собрались?

Лешка посмотрела на старика, раздвинув, как ей было велено, в улыбке губы и, не зная, что сказать, взглянула на своего похитителя.

— В кафешку, мороженое есть, — небрежно бросил он.

— Доброго пути, — кивнул старичок.

Вот тебе на! А Лешка так на него рассчитывала! Не сомневалась даже, что он еще о чем-нибудь их спросит. Они бы задержались, и Степан Васильевич, в конце концов, что-нибудь бы да заподозрил. А его даже ничуть не удивил и не возмутил тот факт, что она идет мимо него не с братом или Венечкой, а с чужим взрослым парнем, да еще в обнимку. Что же делать-то, а? Ее последняя надежда была на вахтера, и она рухнула!

Широкая массивная дверь парадного входа гулко за ними ухнула, и они вышли на улицу.

Лешка не спрашивала, куда он ее ведет, и так было ясно, что идут они к автостоянке. Там бандит посадит ее в тачку, увезет куда-нибудь в лес и убьет. А сам скроется. А то и вернется, продолжит разыгрывать из себя недотепу, и все ему поверят, что он не знает, куда она могла подеваться.

Вскоре Лешка поняла, к какой машине они шли — к серой «девятке», принадлежащей племяннику. Значит, теперь нет сомнений, кто пользовался его машиной и что племянник абсолютно точно пребывает в единственном числе, то есть у него одна, не раздвоенная личность. И если полиция и теперь не разберется в происходящем, а у племянника не окажется алиби, то именно его обвинят в ее похищении и убийстве. А она не сможет ему помочь, потому что ее уже не будет на этом свете. Что же делать? Покорно ждать своей смерти? А зачем?

Сузив глаза, Лешка решила, что в машину она ни за что не сядет, а станет кричать, словно ее режут, а поскольку ее на самом деле будут резать, то и кричать она будет как резаная. И на ее крик сбежится целая толпа. Может, ей даже удастся выжить, если нож не попадет ей прямо в сердце.

До «девятки» оставалось всего ничего — каких-то несколько метров, а Лешка все молчала, все набиралась сил. Не так-то это просто — подставить свой бок под нож убийцы. Вот еще шаг, думала она, ну, еще один, ну, последний. Сейчас…

Она открыла было рот, приготовившись завопить во все горло, как вдруг откуда-то вынырнули двое пьяных мужиков. Интересно, что они делали на стоянке? Мыслила Лешка четко, а на все происходящее смотрела как бы со стороны, будто и не с ней вовсе происходил весь этот ужас.

— Эй, друг, покурить не найдется? — покачиваясь, спросил один из пьяных.

— Нет у меня, — резко ответил бандит.

— А если поискать? Пропадаю, понимаешь, без курева.

Мужик взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие. Казалось, он сейчас свалится и заснет на месте, и совсем уж было удивительно, каким образом он оказался рядом с ними, с левой стороны.

Другой алкаш с еще большей резвостью подскочил к Лешке справа и дернул на себя руку парня с ножом, прижатую к ее боку. Лешка оказалась совершенно свободной, без какой бы то ни было точки опоры. В глазах у нее помутилось, и она медленно осела на землю.

Неизвестно, сколько прошло времени, а только очнулась она от истошного крика собственного брата:

— Лешка, ты что, ранена?! Лешка, тебя совсем убили?!

По ее лицу текло что-то очень холодное и липкое, а когда попало на губы, то оказалось еще и сладким.

И она облизнулась. Ромка обрадовался:

— Эй, ты правда живая?

— Любишь ты задавать глупые вопросы!

Лешка села и посмотрела на свой бок. На джинсовой курточке, которую привезла ей Маргарита Павловна из самого Парижа, светилась дыра.

— Жалко куртку, — сказала Лешка и заплакала. Она плакала и плакала, вспоминая свой ужас, и унижение, и страх, и готовность если не умереть, то вместо веселого отдыха на даче у Артема провести как минимум целое лето в больнице.

— Бок цел? Цел бок-то? — колготился вокруг нее Ромка. — Лешк, да ты чего ревешь-то? У тебя свитер цел, и на боку ни одной царапины. А дырку на куртке зашьешь или так оставишь. Чего из-за нее реветь? Ты мне скажи, прошла мода на джинсу с дырками или еще нет?

Лешка, не отвечая брату, медленно поднялась с земли. «Пьяницы» грузили в большую машину бывшего продавца из «Садовода», из парадного двое других полицейских выводили Дмитрия Сергеевича. А к ним спешили впервые оставивший свой ответственный пост Степан Васильевич, Алексей и… племянник.

— А ведь это моя самая первая версия, — указав на Дмитрия Сергеевича, объявил Ромка. — Если бы ты не влезла, я бы ее сам до конца разработал.

— Мне надо умыться, — перестав плакать, сказала Лешка. — Ты что это на меня вылил?

— Банку газировки. Холодной.

— Опять, — вздохнула Лешка и подумала, что не попадись ей перед отъездом на дачу племянника ледяная банка из холодильника, не охрипни она и не заболей, вся эта история развивалась бы совсем по другому сценарию.

Эпилог

Незаметно подкрались очередные выходные дни, и друзья вновь оказались в доме с мансардой в своей любимой Медовке. Маргарита Павловна снова напекла пирогов, и самый главный из них, с невероятно вкусной мясной начинкой, горделиво возвышался на выдвинутом в центр гостиной столе. Этот пирог был настоящим произведением кулинарного искусства. Но Ромке он больше всего нравился из-за своего размера. Пекся пирог на самом большом листе, а высота его была сантиметров пятнадцать, если не больше.

Внимательно проследив, как Маргарита Павловна раскладывает по тарелкам огромные горячие куски, и убедившись, что пирога на листе осталось еще много, Ромка перешел к делу, то есть к обсуждению событий последних дней, ради чего они все, собственно говоря, и собрались на даче.