Безумное благо - Эрик Нёхофф

Перед тем как ложиться спать, я позвонил Мод, пытаясь представить ее в этой квартире с окнами на Центральный парк. После первого же гудка трубку сняли вы. От удивления я повесил трубку. Я приготовил шутку для Мод, а для вас у меня ничего не было.

Первые километры я придерживался правого ряда, но машины едва тащились. Я начал обгонять. Я въехал в тоннель, потом свернул на объездную дорогу. На зеленых щитах цифрами были обозначены направления. Дорога расширилась до четырех полос с разделительной. Я слышал щелканье поворотного сигнала грузовиков. Я остановился на стоянке для отдыха, выпить кофе. Снова быстро двинулся в путь. Гравий брызнул из-под колес. На скоростном шоссе я ехал за колонной грузовиков с полуприцепами, от гудков которых дрожали стекла. После Беннингтона начался жуткий ливень. Я обгонял, выстреливая облаками пара. Следил за движением, нервно постукивая указательным пальцем по верхней части руля. У неба больше не было определенного цвета. Через несколько километров показалось солнце. Пару раз я сбился с дороги. Позже снова начался дождь. Гроза разразилась, как война, без объявления. Капли разбивались о лобовое стекло, огромные, как ватные шарики для снятия макияжа, которыми Мод пользовалась в ванной. Молния осветила холмы. Раздался гром. Я всегда забываю: во время грозы нужно оставаться в машине или, напротив, немедленно покинуть ее? Я продолжал ехать дальше. Повсюду на асфальте валялись сломанные ветки. Приходилось резко выруливать. Я проехал несколько населенных пунктов, более-менее похожих друг на друга своими центральными улицами с продуктовыми магазинами и видео-клубами по обеим сторонам. На флагштоке развевался флаг. Иногда на газоне стояла статуя. Но не Статуя Свободы. Рано стемнело. Указатели внезапно выскакивали из темноты. Я превратился всего лишь в две фары на ночной дороге.

В отеле хозяйка протянула мне карточку, на которой были перечислены действия, которые необходимо было предпринять, чтобы открыть дверь после двадцати двух часов.

Press 1 and 2 together — release.

Press 5 and release. Turn doorknob clockwise.[103]

Последняя строчка уточняла, что завтрак подается с 8:30 до 9:30.

Я уехал раньше.

Вы очень хитро все разыграли. Вас нельзя упрекнуть в обратном. Попросить Мод перевести на французский ваши неизданные новеллы — признаюсь, лучше и не придумаешь. Весь мир только и ждал свеженького Брукинджера.

Вот и я. Еще два-три километра, и дорога пойдет вверх. Подъем был совсем незначительный. Еще один поворот — и приехали. Я оставил машину в стороне от дороги, довольно далеко от владений. Кажется, я шел долго. Вокруг не было ничего, кроме темноты. Я упорно смотрел вперед. На одной из развилок остановился перевести дух. Я ничего больше не узнавал. Дождь перестал. Несмотря на плащ, я промок до костей. Мои ботинки вязли в мягкой земле. Я вытер лицо бумажным носовым платком, который мохнатился. Я чувствовал, как при каждом шаге чмокает в моих ботинках. Я мог заблудиться, бродить часами и погибнуть от холода в этом лесу. Никто не знал, где я нахожусь. Я боялся уснуть, полностью отрезанный от внешнего мира. Неужели я должен сдохнуть в этой чаще, в этом синеватом одиночестве? Я вспомнил тот видеофильм, имевший колоссальный успех, где три режиссера-любителя были убиты в таком же лесу.[104] Может, они снимали свой фильм где-то в этих краях. Мне постепенно становилось страшно. Не хватало еще наткнуться на психа с пилой.

Я услышал вдали собачий лай. Собака, должно быть, была огромная. Так, надо прийти в себя. Туда, прямо. Я продолжил бодрым шагом. Я погружался в небытие. Я уже перестал задавать себе вопросы. Ворот плаща натирал шею. Я вышел на поляну. Ручей пересекал ее наискосок. Я срезал направо, под деревьями, выстроившимися в аллею. Это место мне что-то напоминало. Я перелез через изгородь. Готово.

Я узнал дом. В больших окнах первого этажа горел свет. Добротный старый дом. Глухо шумели трубы отопления. Электричество было непредсказуемым. Я шпионил за вами. В небе перемигивались звезды. Почти полная луна напоминала блюдце со сколом. В вашем домике горел свет. Я прошел еще несколько метров и укрылся за деревьями. Я видел, как вы печатали в своем кабинете, подняв на лоб полукруглые очки. На вас поверх футболки была надета рубашка с засученными рукавами. Вы косили под молодого. Такую одежду посоветовала вам Мод. У нее всегда были идеи насчет одежды. Ее никогда ничего не устраивало. Мне тоже пришлось натерпеться. Сколько раз она заставляла меня переодеваться перед уходом. «Ты же не собираешься идти в этом!» Брюки не сочетаются с ботинками. А теперь пиджак. О, нет, только не этот галстук. Это длилось бесконечно. Полагаю, вы теперь всегда опаздываете, куда бы вас ни приглашали.

Вы встали с листком в руке. Когда-то от подобного зрелища у меня замерло бы сердце. Великий писатель в интимной обстановке. По моим наблюдениям, вы сначала напечатали черновик на старенькой машинке, сидя за письменным столом. Выдавали по одной странице за раз. Когда результат вас удовлетворял, вы перепечатывали страницу на компьютере, стоявшем на своего рода аналое. Техника вас не пугала. Вы печатали стоя, нацепив очки на кончик носа. Вот нажали на кнопку. Новая страница выскочила из принтера, стоявшего на столике слева, где вы хранили свежие газеты. В папке были относящиеся к вам вырезки из газет. Вы продолжали собирать их, спустя все эти годы. Они всегда шли в рубрике «Люди». Будь я на вашем месте, я счел бы это несколько оскорбительным.

Вы перечитывали эту страницу, ходя от стены к стене. Тогда и только тогда листок присоединялся к кипе предшествующих возле машинки. Меня поразил педантизм, с которым вы положили его на кучку белой бумаги. Наверняка зазвонил телефон. Я ничего не слышал, но я видел, как вы подняли трубку. Вы едва произнесли слово, прежде чем положить трубку назад. Уходя, вы погасили свет. Я спрятался за ствол дерева. Ужин готов. Мод, должно быть, ждала вас в большом доме. Сладкая парочка.

Тогда вот что. Выгляните же в окно. Я где-то здесь, снаружи. Вы меня не видите. Думаю, скоро придет час. Какое-то время я прятался в покрытом мхом шалаше на дереве. Пахло старой древесиной, сыростью. Я не знал, что делать с револьвером. Боялся, как бы он не выпал из кармана моего плаща. Если я засовывал его за пояс, он давил на живот. Я держал его в руке. Сталь холодная, враждебная. Каждые две минуты я проверял предохранитель. Вы ходили туда-сюда по гостиной. Я не видел Мод, я нигде ее не заметил. Где же она? Не говорите мне, что она вас уже бросила. Не говорите мне этого. Она не сделала этого с вами. Скажите мне, куда она уехала. Но вы, конечно же, ничего не знаете. Мы слишком много думаем о женщинах, которые уходят. Они здорово умеют спрятаться, раствориться в городской жизни. Вокруг них заговор молчания. Вносят себя в закрытый список телефонных абонентов, их ни для кого нет дома. Помнится, вначале, когда я не знал, куда ушла Мод, я искал ее новый адрес на почте через публичный «Минитель».[105] Я стоял в холле, нажимая на клавиши, отказывавшиеся предоставить информацию, которая могла спасти мою жизнь. Ничего на ее фамилию. Ее мать сменила номер. Не знаю, сколько времени я стоял там, перед экраном с мелкими светящимися буковками. Всякий раз, останавливаясь, я замечал, что задерживаю дыхание. Всякий раз было чувство, что меня двинули кулаком в живот. Я думал, каково мне было бы теперь, если бы я трахнулся с Мод. Я хочу сказать: зная, что вы засовывали свой старческий член в ее штуку. Вот какие мысли копошились у меня в голове, когда я готовился вас убить. Нечем особо хвалиться. Я снова увидел ее груди с торчащими сосками, чуть расходившиеся в стороны, когда она лежала на спине. Она будет так же закрывать глаза? Произносить мое имя? Или шептать ваше? Я и тебя убью, Мод, ты это знаешь. Мне совсем не нужна твоя жалость, точно не нужна. Может, надо было жениться на первой же девчонке, которую поцеловал, и на этом успокоиться?