Чокнутая будущая - Тата Алатова

– В этом есть смысл, – подумав, протянул он. – Если ты продашь дом, а Леха – хрущевку, вы сможете переехать в квартиру поприличнее.

– Никогда.

– Ах да, ты же вышла замуж не всерьез и ненадолго.

– Я четвертая жена. Надо же хотя бы попытаться сравнять счет. Достань из холодильника блинчики с зеленью, пожалуйста. И еще там есть сыр с мятой, Гамлет Иванович сам делает.

– Ты готовишь, даже когда живешь одна? Я просто заказываю доставку.

– Потому что у тебя дом – четыре стены, а мой дом – вся моя жизнь. На что ты тратишь свободное время?

– На племянников.

Видеть Антона, который передвигался по моей кухне, было хорошо. Как будто в этот дом вернулась прежняя жизнь, когда всегда было, с кем поговорить.

Наконец завершив уборку, я притащила бутыль вишневки. Налила себе в большую чайную кружку, чтобы не размениваться на рюмки, и уселась на покрытый пестрым пледом сундук ближе к стене. Ощутила потертую мягкость ковра с оленями под лопатками, скрестила лодыжки, расправила подол.

– Сам себе наливай и сам себя корми, – сказала лениво, прикрывая глаза.

Антон повторил мой маневр с чайной кружкой, сбросил на стул пиджак и сел рядом. Я ощутила тепло его плеча.

– Я посмотрел несколько выступлений твоей матери, – проговорил он без всякого выражения. – Это смешно? Люди за такое платят?

Я сделала пару глотков.

Как вкусно, с ума сойти. Как сладко.

– Не знаю, у меня нет чувства юмора.

– Со сцены она просто поливает родных и знакомых грязью.

– А теперь хочет продать мой дом, потому что ей нужны деньги.

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о родне, которой нужны деньги, – согласился Антон со смешком.

– Ты был очень крут, когда согласился заплатить Лизе, – припомнила я с удовольствием. – Рыцарь без страха и упрека.

– Она бы все равно меня достала, так или иначе, – небрежно обронил он, отсекая взмахом клинка все мои благодарности.

Рыцарь.

Не мой.

Очень чужой.

– Зачем ты приехал? – спросила я угрюмо. – Мне казалось, ты намерен избегать меня.

– Я избегаю всех Лехиных жен без исключения. Но это не значит, что хоть одну из них я оставлю блуждать по кладбищу в одиночку.

Ширк! Ширк!

Клинки уже шинковали меня, как капусту.

Возможно, мы действительно слились для него в один безликий гарем.

Но его плечо все еще невесомо касалось моего, и я грелась, как могла, от этого ненадежного источника тепла.

– Где ты нашел деньги, чтобы купить ритуальное агентство? – спросила я, не желая окончательно превратиться в кочерыжку. Возможно, стоило просто сменить тему разговора? – В этот бизнес не так-то просто войти, там своя мафия.

– Непросто, – небрежно согласился он. – Сначала я подрабатывал похоронным агентом. Потом перебрался в администрацию. А потом стал спать с вдовушкой, которая держала агентство до меня.

– Ого, – удивилась я. – Вот это воля к победе.

– Тогда меня просто переклинило на деньгах. Казалось, что если бы они у нас были, Римма не ушла бы от Лехи. Он ведь после первого развода долго был один, лет десять, наверное. Все ждал, что она вернется.

– Но почему именно ритуальные услуги?

– Наверное, потому что мы занимали на похороны родителей у родни. Я был маленьким, но помню. Никогда не думал, что это так дорого.

– И что твоя вдовушка?

– Нет-нет, – он вдруг встрепенулся, – не говори о ней с такой насмешкой. – Он встал, лишив меня своего плеча, плеснул себе еще вишневки. – Она была потрясающей. Я быстро стал ее правой рукой с приоритетным правом выкупа долей. Изначально бизнес принадлежал ее мужу, а он отжал его у кого-то на волне лихих девяностых. Если подумать, его смерть была вполне закономерной – инфаркт в сауне с девками.

– И что в ней было такого потрясающего? – спросила я, пропустив мимо ушей все про мужа и зацепившись только за нежность в его голосе.

Антон стоял у окна, глядя на яблоню в саду.

Начался дождь, и на кухне стало темнее.

В меланхоличном освещении его профиль казался очень грустным.

– Мне было двадцать пять, ей столько же. Блондинка в стиле Мэрилин, с первого взгляда и не поймешь, что за этими кудряшками и пышными сиськами спрятаны мозги и характер. Она судилась с родственниками мужа, разруливала все его бизнесы, вгрызалась в бухгалтерию и менеджмент, давила конкурентов – и все, не слезая со шпилек и не вылезая из коротких юбок.

– Ты любил ее.

Приведи Алеша домой молодую красотку и объяви, что она теперь будет жить с нами, я бы и глазом не моргнула. Работающим женам самим нужны жены, а рук в огороде всегда не хватает.

Так почему же сейчас, слушая о женщине давно минувших дней, я истекала кровью от когтистых лап метафорического чудовища?

Он засмеялся. Ну вы представляете, как смеются люди, которым совсем не смешно. Как будто кто-то ходит в кирзовых сапогах по битому стеклу.

– Любил – не совсем точное определение, – ответил он с неприятной злостью, которая ранила больше ревности. – Я был готов умереть за нее. Что не помешало ей выскочить замуж за испанского миллионера и покинуть страну. Через пять лет я окончательно выкупил агентство и утратил надежду на ее возвращение.

– Хорошо, что у тебя есть мы, – старательно прикидываясь беззаботной дурочкой, воскликнула я, – безликие Алешины жены. А то бы ты совсем зачах от тоски.

Это была пассивная агрессия, уловили?

Нас, обиженок из гарема, хлебом не корми – дай только отчебучить что-нибудь этакое.

– Безликие Алешины жены, – эхом повторил Антон. – Да, такое себе удовольствие.

– Почему ты сегодня такой ядовитый? – спросила я напрямик. – Этак от меня и вовсе одна кочерыжка скоро останется.

– Что? – не понял он.

– Ты зачем-то ранишь меня. Зачем?

Антон молчал, так и глядя в окно.

Превратился вдруг в истукана.

– Скажи хоть, намеренно или случайно так выходит, – попросила я. – Вдруг причина в пробелах в воспитании или скверном характере. Или неделя тяжелая, всякое ведь бывает. Голова болит, не выспался.

– Случайно, – ответил он самым лживым голосом в мире. – Плохо воспитан, не выспался, и голова болит.

А потом вернулся ко мне – остановился так близко, что я могла бы схватиться за карманы его пиджака и дернуть их как следует, чтобы оторвались.

Он носил такие отвратительные костюмы, что так и хотелось их сжечь.

Или раздеть Антона.

Впрочем, последнее может быть никак не связано с элегантностью кроя.

– Послушай, – я подалась вперед, закрутив его пуговицу в пальцах, – пожалуйста. Я тебя очень прошу. Практически умоляю.

Мой горячий шепот произвел странное впечатление – зрачки у Антона расширились,