Нагна - Евгений Александрович Жиляев

расставания с жителями деревни, он отправился «куда глаза глядят». И везде видел бедность и подавленность людей, влачивших свое жалкое существование, тративших все свои силы только на то, чтобы прокормить себя. Встречались и зажиточные, и богатые, но между ними лежала такая пропасть, словно жили они в разных несообщающихся мирах. И смотрели друг на друга одни как на пустое место, другие – как на недосягаемую высоту.

Придя как-то в очередное селение, Андрей вылечил там старого человека, которого все уважали за мудрость, и по его приглашению остался пожить. Многое он рассказал Андрею.

Однажды в деревню приехали слуги князя Радоша за налогом, стали его собирать, вычищая и без того скудные запасы продовольствия. Тут Андрей не выдержал и заступился за жителей. Не привыкшие к такому протесту сборщики сначала удивились, потом начали злобно смеяться и захотели проучить выскочку на глазах у всех, но Андрей, сильный физически, посрамил их, связал и отобрал взятое, раздав обратно. Селяне испугались такому неожиданному повороту, попросили Андрея поскорее уйти, потому что он своим поведением накликал беду, теперь, по их словам, им будет еще хуже. Крестьяне обступили его, благодарили за оказанную помощь и упрашивали не медлить с решением уйти. Андрей повернулся в сторону, где сидели сборщики, и увидел на их лицах самодовольные улыбки, отчего у него потемнело все в глазах, и ярость затопила все его существо. Пришел в себя от воя женщин и почувствовал, что кто-то висит у него на руках, это был тот старый человек, единственный кто решился подойти и остановить Андрея, потерявшего над собой контроль и чуть не отправившего на тот свет нескольких человек. Чтобы окончательно прийти в себя, он, отцепив деда, прошел к колодцу и, набрав оттуда воды, вылил ее сначала на себя, холодная вода подействовала отрезвляюще, а потом на лежащих без сознания троих сборщиков. Они застонали от боли, и Андрей сквозь зубы проговорил: «что-то я не вижу улыбок на лицах, но…живите пока… » Потом молча, ни на кого не глядя, сходил в дом забрать сумку, после себя оставляя на земле мокрые следы, и ушел…

По дороге он размышлял о том, что с ним произошло, откуда в нем такая бесконтрольная ненависть, способная завести так далеко, откуда необузданная жестокость. Прежде, никогда не замечал за собой ничего подобного. Как будто этот мир преломил его восприятие, открыв новые грани его самого, вытащив наружу дремавшие в нем низшие проявления собственной личности. Постепенно стремительность ходьбы, отражающая усиленную работу по осознанию произошедшего, сменилась неторопливым шагом. Вынужденная «прогулка» привела его в равновесие, но лишь на непродолжительное время. До того момента, когда проходя через близлежащее селение не увидел возле покосившейся хибары с небольшими грязными оконцами мужчину, распустившего руки, с женщиной, возле которой сидел маленький ребенок в длинной не очень чистой рубашонке и надрывно плакал, глядя на разыгрывающуюся перед ним сцену. Снова ярость обуяла Андрея с новой невиданной для него силой, по всему телу одна за другой прошли волны гнева, разжигая в нем уже угасающие угли до пылающего во всю мощь костра. В таком состоянии, как хищник, почуявший раненную добычу, он бросился на распоясавшегося выпившего человека, не ожидавшего расправы над собой, изливающего свои обиды на беззащитную жену, и так отбросил его в сторону, что тот подлетел и сильно ударился о стену, вскрикнул, обмяк и тихо сполз на землю. Больше не обращая на него внимания, Андрей осмотрел и поднял женщину одной рукой, другой же подхватил ревевшего малыша, помог ей дойти до двери, не задавая ей никаких вопросов. В низкой избе, пригнувшись, чтобы не удариться о потолок, аккуратно уложил ее в кровать, принявшись заниматься мальчиком. С трудом его успокоив, он положил потом спящее дитя рядом с матерью, погладил ее по голове и, еще раз убедившись, что с ней все в порядке, вышел на улицу. Здесь Андрей вздохнул полной грудью, бросив мельком взгляд на лежащее без сознания тело. Проявившаяся нетерпимость сразу и прочно засела в Андрее, мотивируя его поведение.

Он увидел несколько человек, быстро направляющихся в его сторону, спешивших на подмогу лежащему приятелю, как сразу по их лицам понял Андрей. Не спеша, уже с холодной яростью, пошел им навстречу, злобно улыбаясь. Агрессия последовала ответом на агрессию, в короткой схватке Андрей с осознанной жестокостью избил нападавших, оставив их бесчувственных на земле, и перешагнув через одного из поверженных, пошел из деревни. Еще не единожды Андрей совершал подобные поступки, и по совокупности совершенных действий он был объявлен властями преступником.

Его душа черствела, и что-то внутри просто заставляло проявлять таившиеся в нем до времени темные стороны, он обнаружил, что получает удовольствие от применения физической силы, от страха людей, видящих его превосходство. Постепенно молва о нем начала распространятся на другие округи. Кроме того, сам Андрей обзавелся верной шайкой, которая промышляла разбоем караванов торговцев и сборщиков налогов, с которыми он расправлялся с особым пристрастием, предварительно выведывая у них сведения о человеке по имени Ждан. Постепенно досье на последнего росло, кроме преступления против старушки, набралось много других подлых деяний, отчего у Андрея появилась уже навязчивая идея казнить его при всех любой ценой. Он стал жить местью, выискивая Ждана лично и через пособничество других людей, однако следов было много, но встретиться не получалось. Андрея это злило и, стиснув зубы после очередной неудачи, снова обещал себе его найти.

Образ Андрея не был похож на благородного Робин Гуда из Шервудского леса. Несмотря на то, что часть отнятого возвращалось крестьянам, большая же доля оставалась в качестве добычи себе и своей шайке. Но главное отличие от собрата заключалось в неприятном чувстве к людям, которое он испытывал каждый раз, встречая покорность в самой ее неприглядной низкой форме. И считая уже справедливым все то, что с ними происходило и как с ними поступали.

Андрей чувствовал: его «старое» прежнее существо, помнившее мир, из которого он пришел, постепенно уходило и заменялось новым, более грубым и жестоким, соответствующим здешним нравам и обычаям. Уже никто бы не смог сказать, глядя на него, сильно изменившегося, что этот человек не родился и не вырос здесь! Он и сам уже осознавал полное приятие правил «игры», царивших на этой земле, и поступал согласно им.

Его шайка росла, она пополнялась не только недовольными и доведенными до отчаяния простыми людьми, но и отъявленными головорезами, не признававшими никаких ограничений над своими личностями. Однако Андрею удавалось держать весь этот разношерстный народ «в узде», все знали его крутой нрав,