Соединенные Штаты в период Реконструкции и Позолоченного века, 1865-1896 гг - Unknown Author
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умеренные республиканцы не хотели порывать с Джонсоном, но они, как и радикалы, были полны решимости подавить зверства, совершенные бывшими конфедератами. В случае провала соглашения с Джонсоном радикалы подготовили почву для односторонних действий Конгресса. У них было три мощных конституционных оружия. Первое было хорошо знакомо: право Конгресса самостоятельно определять свой состав, то есть право отклонять членов, даже если они победили на выборах в своих штатах. Вторым, еще не испытанным, оружием была статья конституции, гарантирующая каждому штату республиканскую форму правления. Это был, по словам сенатора Чарльза Самнера, "спящий гигант". Ничто другое в Конституции не давало "Конгрессу такой верховной власти над штатами". Третьим пунктом были военные полномочия, позволявшие продолжать оккупацию Юга.2
Сила конституционной статьи зависела от определения республиканского правительства, и Самнер, со свойственной ему эрудицией, захватил почву для радикалов. Его речь растянулась на два дня в феврале 1866 года и заняла сорок одну колонку мелкого шрифта в газете Congressional Globe. Самнер утверждал, что без равенства граждан перед законом и полного согласия управляемых правительство не может считаться республиканским. Он определил стандарт, которому Север соответствовал не больше, чем Юг.3
В январе 1866 года республиканцы предложили президенту два законопроекта, которые они считали приемлемым компромиссом между желанием радикалов переделать Юг и стремлением Джонсона вернуть Юг в прежнем виде в состав Союза. Один законопроект расширял обязанности Бюро вольноотпущенников и продлевал срок его действия; второй гарантировал вольноотпущенникам основные гражданские права. Предложенный законопроект наделял Бюро вольноотпущенников юрисдикцией в делах, касающихся чернокожих жителей Юга, и возлагал на него прямую ответственность за защиту их прав. Для этого оно могло привлекать военных. Агенты Бюро могли вмешиваться в дела чиновников штатов, отказывающих чернокожим в "гражданских правах, принадлежащих белому человеку", и привлекать их к ответственности в федеральном суде. Это был ответ Конгресса на возмущения южан и Черные кодексы, но законопроекты не давали вольноотпущенникам права голоса и не перераспределяли землю. Радикалы поддержали их, потому что эти законопроекты были всем, что они могли получить на начальном этапе, и потому что они надеялись, что за ними последуют более амбициозные меры.4
Вторым предложением стал Билль о гражданских правах 1866 года, который был принят Сенатом в начале февраля. Он придал силу Тринадцатой поправке и представлял собой захватывающее дух расширение федеральной власти. По словам сенатора Лаймана Трамбулла из Иллинойса, он гарантировал всем гражданам "основные права, принадлежащие каждому свободному человеку": право заключать договоры, подавать иски в суд и требовать от государства защиты своей собственности и личности. Федеральные маршалы, адвокаты и агенты бюро могли подавать иски в федеральный суд против любых чиновников или законов штата, которые нарушали эти права. Сенатор от штата Мэн Лот Моррилл заявил: "Этот вид законодательства является абсолютно революционным. Но разве мы не находимся в самом разгаре революции?"5
Революция распространила на всю страну однородное национальное гражданство с определенным набором прав, но оно имело четкие границы. Закон о гражданских правах обеспечивал только гражданское равенство, предоставляя освобожденным доступ к правовой системе и защиту от некоторых видов дискриминационных законов. Он не давал им политического равенства: права голосовать и занимать должности. Оно также не давало им социального равенства: свободного и равного доступа к общественным местам, от трамваев и железнодорожных вагонов до театров и школ. Основная юрисдикция по обеспечению соблюдения гражданских прав по-прежнему оставалась за судами штатов. После того как законы штатов были лишены явной дискриминации, фактическую дискриминацию со стороны шерифов, судей или простых граждан было бы трудно предотвратить в соответствии с этим законом.6
В феврале Джонсон наложил вето на законопроект о Бюро вольноотпущенников. Он осудил его как неконституционный, дорогостоящий и поощряющий "праздность" чернокожих. Конгресс поддержал, хотя и с трудом, это вето, но Джонсон оставался человеком, который злится даже в победе. По обычаю, в день рождения Вашингтона перед Белым домом собралась толпа, чтобы исполнить серенаду президенту, и Джонсон произнес импровизированную речь, которая стала еще одним доказательством того, что ему никогда не следует произносить импровизированные речи. Он приравнял Стивенса, Самнера и аболициониста Уэнделла Филлипса к руководству Конфедерации. По его словам, они были не хуже предателей, поскольку тоже стремились подорвать Конституцию. Президент упомянул о себе 210 раз в речи, длившейся чуть больше часа, или по три раза каждую минуту.7
Насколько Джонсон был неосмотрителен на публике, настолько же он был хуже в частной жизни. Бывший рабовладелец, он дал отпор и оскорбил делегацию чернокожих во главе с Фредериком Дуглассом. Джонсон заявил делегации, что настоящими жертвами рабства на Юге стали не чернокожие, а бедные белые. После того как делегаты ушли, он сказал своему личному секретарю: "Эти проклятые сукины дети думали, что поймали меня в ловушку. Я знаю этого проклятого Дугласа; он такой же негр, как и все остальные, и скорее перережет горло белому человеку, чем нет".8
В безумии Джонсона была своя логика. Его целью была коалиция консерваторов, которые преодолели бы партийные и межпартийные границы, чтобы сохранить республику белого человека. 27 марта Джонсон наложил вето на законопроект о гражданских правах как на посягательство на права белых людей и как на попытку централизовать всю власть в руках федерального правительства. Он начал свое вето с осуждения страны, которая будет защищать "китайцев Тихоокеанских штатов, индейцев, подлежащих налогообложению, людей, называемых цыганами, а также всю расу, обозначаемую как негры, цветные люди, негры, мулаты и лица африканской крови". Это была "беспородная республика" из кошмаров демократов.9
Он также заявил, что только он может говорить от имени нации, а Конгресс - от имени отдельных интересов. Это было "скромное" утверждение, отметил один из его противников, для человека, который стал президентом только благодаря пуле убийцы. Политический расчет Джонсона заключался в том, что, представив проблему как двойное соревнование между правами белых и правами черных, между расширением федерального правительства и сохранением местных органов власти, он не сможет проиграть.10
Республиканец из Индианы Оливер П. Мортон, однако, прямо указал на слабость стратегии Джонсона. Сражение оставалось тем, чем оно было все это время: выбором между лояльностью и изменой, между Севером и Югом. Мортон поднял то, что стало известно как "кровавая рубашка": призыв помнить о жертвах Севера и о том, что демократы запятнали себя изменой. "Каждый невоспитанный мятежник, недавно выступивший с оружием в руках против своего правительства, - говорил Мортон, - называет
