Круги на Земле - Владимир Аренев

— Вот-вот. Ты слышал что-нибудь необычное?

Макс замялся:

— Не очень… Лил дождь… Я не уверен…

Мальчику казалось, что дядя не поймет его опасений. Взрослые вообще предпочитают не усложнять себе жизнь и ограничиваются тем, что верят лишь в существование знакомых вещей и явлений. Знакомых и объяснимых.

— Понятно. Послышаться может всякое — особенно ночью, да еще и когда идет дождь. Но не всегда услышанное — выдумка воображения. Вот однажды, когда я был еще маленьким и жил здесь, мой папа (твой дедушка) построил небольшой сарайчик за домом. Сейчас того сарайчика нету — а был он очень удобный, и поскольку тогда как раз на дворе стояло лето, я отпросился туда ночевать. Помещение маленькое, пустое, мебели нет, только койка и столик. Но едва войду — что-то начинает тикать. Представь, я уже все углы обшарил, под матрац заглянул — думал, может, кто-нибудь часы оставил. У деда твоего спрашивал — нет, говорит, не терял я часов. И мама тоже только головой качала. Так и мучился я необъяснимым этим тиканьем. Лишь потом, много позже, прочел в книжке: оказывается, есть такой жучок, который живет в древесине. И когда он там ходы свои проделывает, жучок издает звук, похожий на тиканье часов. Выходит, тогда я и слышал, как жучки в свежих бревнах свои лабиринты протикивали. А думал: кажется, — Юрий Николаевич рассмеялся: — Даже перестал в том сарайчике ночевать, так меня «невидимые часы» достали.

— Знаю я этого жучка, — радостно сообщил Макс. — Короед называется.

— Вот видишь, а я не знал. Зато у нас существовало поверье, что такое тиканье может предвещать чью-либо скорую смерть. Хотя, конечно, ерунда все это. И вообще мы с тобой как-то в последнее время только о неприятном и говорили.

Макс пожал плечами. А что ему было отвечать?

Чтобы не затягивать паузы, он чуть поднажал на педали и отъехал вперед, но не далеко, в пределах приличия: вроде бы и слушаешь дядю, а в то же время держишься на дистанции. Поэтому тот может и не продолжать разговор.

Юрий Николаевич вздохнул, наблюдая за нехитрыми маневрами племянника и в очередной раз подумал, с чего же начать? Поговорить, им обязательно нужно было поговорить о чертячнике! Но как-то слова не подбирались, да и вроде бы старик больше не появлялся. То есть, говорить, выходит, и не о чем. Только ребенка зря пугать. А с другой стороны…

«Вот именно, — подумал Юрий Николаевич, — „с другой стороны“. С другой стороны, я отлично знаю, что мама права. Чертячник не из тех, кто сотрясает воздух впустую — это, например, Серебряк (интересно, жив ли еще курилка?) может полаять и перестать. А чертячник не такой. Так что переживания мои — не пустой мандраж, и значит, мальчику нужно рассказать. Чтобы знал. Знаешь — вполовину защищен…

Боже, какой ерундой я маюсь! Ведь если старик на самом деле захочет что-либо сделать, кто его остановит? Милиция? То есть, Филька на своем трехколесном драндулете да в фуражке? Или, может, Серебряк возжелает матч-реванш сыграть? Или…

А тем более, Максимка — один, против чертячника. Смешно! …и страшно».

Мальчик тем временем вырвался делеко вперед, и поскольку они наконец оказались в лесу, с восхищенным любопытством глазел по сторонам.

Дядя крикнул Максу, чтобы был поосторожнее и далеко не уезжал, — и погрузился в собственные размышления.

Юрий Николаевич давно не наведывался в Камень. Позапрошлый визит не в счет

— были с гастролями в Минске, вот и вырвался на денек. Никого и ничего толком не увидел, только и успел с матерью да отцом переговорить. А так — некогда, времени у скрипача всегда мало, на одни только занятия уходит по несколько часов в день. Да и вообще, не в занятиях дело… Жизнь нынче сложная, в разных государствах живем, и в каждом — хлопот по самое горло. Слава Богу, хоть в войну не ввязались, обошла нас чаша сия. Но и так жизнь медом не кажется, скорее уж — бочкой дегтя. Нелегкие времена, крутись как белка в колесе…

И вот — выбрался наконец. И то по случайности, ведь отпуск-то незапланированный. Просто так случилось, что в последнее время у Юрия Николаевича был очень напряженный график работы, беспрерывные концерты — в результате он заработал переутомление и резко скакнувшую вверх температуру. Однако разлеживаться в постели было некогда — требовалось срочно сыграть еще на одном выступлении… Короче, в результате получил воспаление мышц кисти левой руки, или, как это называют профессионалы, «сорванную» руку, — пусть и в легкой форме. Теперь, пока кисть не вылечится, играть было просто нельзя.

Ну и решил, чтобы зря время не пропадало, съездить в Камень. Вот, приехал…

И как будто попал в совсем другое место. Странно, село, когда-то казавшееся родным и знакомым до ржавого гвоздика в соседском заборе, — село невероятным образом изменилось. И вместе с тем оставалось прежним, с этими вечными посиденьками после ужина, с телевизором о трех программах (две из которых не работают), с радио, с субботне-воскресными визитами взрослых детей из города, с непременными походами в малину и за грибами, с загорелыми внуками, оставленными на лето бабушкам и дедушкам, с внутренним, не зависящим от официальной власти, самуправлением и старшинством. Юрий Николаевич чувствовал себя здесь полуребенком-полувзрослым, и каждая новая встреча со старыми знакомыми (будь то люди или места) не прибавляла уверенности.

Но больше всего его угнетала ответственность за племянника — который ехал сейчас впереди, самозабвенно глазел по сторонам и даже не догадывался о том, у кого в должниках с недавних пор оказался.

…И ни дядя, ни мальчик, конечно, не подозревали, во что на самом деле ввязались, приехав этим летом в Стаячы Камень.

Райцентр — поселок под названием Адзинцы — ничем особенным от бабушкиного села не отличался. Макс даже удивился: он рассчитывал на нечто большее. А тут… — ну улиц не две, а штук пять, ну машины встречаются чаще, ну здание есть трехэтажное, в котором расположены комнаты администрации поселка. Велика ли разница — и все-таки «райцентр»! Да и ладно, нам не жалко; райцентр так райцентр. Главное, что почта есть.

Почта располагалась в том самом трехэтажном здании, только не с главного входа, а с противоположной стороны. Поднявшись по каменным ступенькам и распахнув дверь на тугой пружине, Юрий Николаевич с племянником вошли внутрь (велосипед Макс катил за собой, на всякий случай).

Комнатка, в которой они очутились, была небольшой; ее разделяла перегородка, отмечавшая границу между служащими и посетителями. «Служащие» были представлены средних лет теткой с мощными руками и грубым голосом киношной разбойницы; «посетителями» же, помимо дяди Юры и Макса, оказалась еще одна тетка, худощавая и востроносая, скороговоркой выплескивавшая на «служащую» фразу за фразой. Востроносая булькала что-то о муже некоей «Жданауны», который, гад, вот уже второй день как дома не ночует. Разбойница поддакивала, задавала наводящие вопросы и сокрушенно кивала. На вошедших обе дамы не обратили ни малейшего внимания.