Притчи человечества - Виктор Лавский

И вот однажды утром, зайдя в стойло, он не обнаружил там коня, И собралась вся деревня, и все сказали хором: «Ты — глупец! Да мы все заранее знали, что в один прекрасный день этого коня украдут! При твоей-то бедности хранить такую драгоценность!.. Да лучше бы ты продал его! Да ты бы получил любые деньги, какие бы ни запросил — на то и императоры, чтобы платить любую цену! А где теперь твой конь? Какое несчастье!»

Старик же сказал: «Ну-ну, не увлекайтесь! Скажите просто, что коня нет в стойле. Это — факт, всё же остальное — суждения. Счастье, несчастье… Откуда вам это знать? Как вы можете судить?»

Люди сказали: «Не обмалывай! Мы, конечно, не философы. Но и не настолько дураки, чтобы не видеть очевидного. Конь твой украден, что, конечно же, несчастье!»

Старик ответил: «Вы — как хотите, а я буду придерживаться такого факта, что раз стойло пусто, то коня там нет. Другого же я ничего не знаю — счастье это или несчастье, потому что это всего лишь маленький эпизод. А кто знает, что будет потом?»

Люди смеялись. Они решили, что старик от несчастья просто рехнулся. Они всегда подозревали, что у него не все дома: другой бы давно продал коня и зажил, как царь. А он и в старости оставался дровосеком: ходил в лес, рубил дрова, собирал хворост, продавал его и еле-еле сводил концы с концами, живя в бедности и нищете. Ну а теперь стало очевидным, что он — сумасшедший.

Но через пятнадцать дней конь неожиданно вернулся. Он не был украден, он сбежал в лес. И вернулся не один, но привёл с собой дюжину диких лошадей. И снова собрались люди и сказали: «Да, старик, ты был прав! Это мы — глупцы! Да он и впрямь счастье! Прости нашу глупость милосердно!»

Старик ответил: «Да что вы, ей-богу! Ну вернулся конь. Ну лошадей привёл — так что ж? Не судите! Счастье, несчастье — кто знает?! И это лишь маленький эпизод. Вы же не знаете всей истории, зачем судить. Вы прочли лишь одну страницу книги, разве можно судить о всей книге? Прочитав одно только предложение на странице, как знать, что ещё написано на ней? Да даже и одного слова нету у вас! Жизнь — океан безбрежный! — буква из слова, да! А вы судите обо всём целом. Счастье, несчастье — зачем судить, никто этого не знает. И счастлив я в моём неосуждении. А теперь идите и не мешайте мне, ради Бога!»

И на сей раз не смогли люди возразить старику: вдруг старик и на этот раз прав? Поэтому они хранили молчание, хотя в глубине души прекрасно понимали, что это же самое прекрасное и сказочное счастье — двенадцать лошадей пришли с конём! Да стоит только захотеть, и все они превратятся в немыслимые богатства!

У старика был единственный молодой сын. Он начал объезжать диких лошадей. Не прошло и недели, как он упал с лошади и сломал себе ногу. И снова собрались люди, а люди везде одинаковы, и снова начали судить. Они сказали: «Да, старик, ты снова прав оказался. Это — несчастье. Единственный сын — и ногу сломал! Хоть одна была бы опора тебе в старости, а теперь?! Ты же ещё больше обеднеешь!»

А старик ответил: «Ну вот! Опять суждения! Зачем вы так торопитесь? Скажите просто: сын сломал ногу! Счастье, несчастье — кто знает?! Жизнь идёт отрывочно, а судить можно о целом».

И так случилось, что спустя всего несколько дней на страну напал враг, началась война, и все молодые люди деревни были призваны в армию. И только сын старика был оставлен: он не мог ходить, бедный калека. И снова собрались люди, они кричали и плакали: из каждого дома ушёл сын или несколько сыновей, и надежды на то, что они вернутся, не было никакой, потому что напавшая страна была огромной и битва заранее была проигранной, — они не вернутся в дома свои!

Вся деревня стонала и плакала. И пришли люди к старику и сказали ему: «Прости нас, старик! Бог видит, что ты прав — благословением было падение твоего сына с лошади. Хоть и калека, да с тобой сын твой! Налги же дети ушли навсегда! Он-то жив, да, может, ещё и ходить начнёт понемногу. Лучше быть хромым, да живым!» И ответил старик: «Нет, с вами невозможно! Люди! Что вы?! Вы ведь продолжаете опять и опять — судите, судите, судите! Да кто знает?! Ваши дети насильно были забраны в армию, а мой сын остался со мной. Но никто не знает — благословение это или несчастье. И никто никогда не будет в состоянии узнать. Один Бог ведает!»

«Как прекрасно!»

Лао-цзы каждый день ходил рано утром на прогулку. Его сопровождал сосед. Но он знал, что Лао-цзы — человек молчания. Так что в течение многих лет он сопровождал его в утренних прогулках, но никогда ничего не говорил. Однажды у него в доме был гость, который тоже захотел пойти на прогулку с Лао-цзы. Сосед сказал: «Ничего не говори, так как Лао-цзы хочет жить непосредственно. Ничего не говори!»

Они вышли, а утро было так прекрасно, так тихо, пели птицы. По привычке гость сказал: «Как прекрасно!»

Только это — и ничего больше за часовую прогулку, но Лао-цзы посмотрел на него так, будто тот совершил грех.

Вернувшись домой, входя в дверь, Лао-цзы сказал соседу: «Никогда больше не приходи! И никогда не приводи ещё кого-нибудь! Этот человек, похоже, очень разговорчив. Утро было прекрасным, оно было таким тихим. Этот человек всё испортил».

Четыре слуги

Цзы-си спросил у учителя:

— Что за человек Йен-ю?

— «По доброте своей он лучше меня».

— А Цзы-кун?

— По красноречию он лучше меня.

— Цзы-лу?

— По смелости он лучше меня.

— Цзы-чан?

— По достоинству он лучше меня.

Цзы-си поднялся со своего коврика и спросил:

— Тогда почему эти четверо служат вам?

— Садись, и я скажу тебе. Йен-ю добр, но он не может сдерживать побуждение, когда оно не ведёт к добру. Цзы-кун красноречив, но не может удержать свой язык. Цзы-лу храбр, но не может быть осторожным. Цзы-чан держит себя с достоинством, но не может отбросить чопорность в компании. Даже если бы я смог собрать добродетели этих четырёх людей вместе, я бы не хотел поменять их на свои собственные. Вот почему они служат мне с чистым сердцем.

«Учитель, я пришёл»

Ученик сказал Лао-цзы: «Учитель, я пришёл».

«Если ты говоришь, что пришёл, — ответил Лао-цзы, — ты, наверняка, ещё не пришёл».

Ученик ждал ещё несколько месяцев и однажды сказал: «Вы были правы, Учитель, — теперь Оно пришло».

Лао-цзы взглянул на него с величайшим участием и любовью и потрепал по голове: «Теперь всё в порядке, скажи, что произошло. Теперь я с удовольствием послушаю. Что случилось?»

Ученик сказал: «До того дня, как вы произнесли; „Если ты говоришь, что пришёл, то наверняка не пришёл“, я, прилагая усилия, старался, делал всё, что мог, В день, когда вы сказали: „Если ты говоришь, что пришёл, ты, наверняка, не пришёл“, меня озарило. Как „я“ может прийти? „Я“ — это барьер, я должен уступить дорогу. Дао пришло, — сказал он. — Оно пришло лишь тогда, когда меня не стало».

«Расскажи остальным ситуацию, в которой это произошло», — попросил Лао-цзы. И ученик ответил: «Я могу сказать только, что я не был хорошим, не был плохим, не был грешником, не был святым, не был ни тем, ни этим, я не был кем бы то ни было, когда Оно пришло. Я был лишь пассивностью, глубочайшей пассивностью, лишь дверью, отверстием. Я даже не звал: ведь зов шёл бы с моей подписью. Я совершенно забыл о Нём, я просто сидел и даже не стремился, не рвался, не горел. Меня не было — и внезапно Оно преисполнило меня».

«Послушайте нашу курицу!»

Вдоль всего плетня, окружавшего птичий двор, расселись ласточки, беспокойно щебеча друг с другом, говоря о многом, но думая только о лете и юге, потому что осень стояла уже у порога — ожидался северный ветер.

Однажды они улетели, и все заговорили о ласточках и о юге. «Пожалуй, на следующий год я сама слетаю на юг», — сказала курица. И вот минул год, ласточки вернулись. Минул год, и они снова расселись на плетне, а весь птичник обсуждал предстоящее отбытие курицы.

Ранним утром подул северный ветер, ласточки разом взлетели и, паря в небе, почувствовали, как ветер наполняет их крылья. К ним прилила сила, странное древнее знание и нечто большее, чем человеческая вера. Высоко взлетев, они оставили дым наших городов.

— Ветер, пожалуй, подходящий, — сказала курица, расправила крылья и выбежала из птичника. Хлопая крыльями, она выскочила на дорогу, сбежала вниз с насыпи и попала в сад.

К вечеру, тяжело дыша, она вернулась обратно и рассказала обитателям птичника, как летала на юг до самого шоссе и видела величайший в мире поток машин, мчащихся мимо. Она была в землях, где растёт картофель, и видела питающие людей злаки. И наконец, она попала в сад. В нём были розы, прекрасные розы, и там был сам садовник.

— Потрясающе, — сказал весь птичий двор. — И как живописно рассказано!

Прошла зима, прошли тяжёлые месяцы, началась весна нового года, и опять вернулись ласточки. Но птичий двор ни за что не соглашался, что на юге — море. «Послушайте нашу курицу!» — говорили они.