История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I - Петр Рябов

После смерти Витовта ВКЛ уже никогда более не достигало вершин политического могущества и не претендовало на роль объединителя всей Руси, постепенно всё более сближаясь с Польшей и следуя в фарватере её политических, религиозных и социально-экономических особенностей. Постепенно литовская знать смешивается с польской, принимает католичество, перенимает польские обычаи, резко расширяет свои права. Стремительно растёт крупное землевладение. На смену общинным и городским земельным угодьям приходят латифундии земельных магнатов, на которых трудится на барщине крестьянство. Шляхта и боярство отрывается от городской общины и сельского населения, оформляется в правящее сословие, подобно тому как в XVI веке городские жители, окончательно отделившись и от шляхты, и от земледельческого населения своих волостей, обретают почетный статус мещан – свободных горожан, несущих определённую службу государству. Единая до того городская община раскалывается на враждующие части, и происходит упадок городского ополчения как главной военной силы. На смену ему приходит шляхетское войско.

В 1566 году Великий князь Литовский лишается права без участия сейма шляхты издавать государственные законы: Великое княжество превращается (как и Польша) в шляхетскую республику. Местные сеймики выбирали делегатов («послов») на великий вальный сейм, причём им давались точные наказы (инструкции) с определёнными полномочиями: а потом «послы» отчитывались о деятельности сейма и своём поведении перед избравшими их на сеймиках. На местах (в «поветах») вводится шляхетский суд, идущий на смену общинному.

В ВКЛ (как и в Польше) к XVI веку складывается политический строй, нередко именуемый «шляхетской анархией», при котором шляхта (около десяти-пятнадцати процентов всего населения) через свои самоуправляющиеся организации правила и вершила судьбу всего Великого княжества. Права шляхты вырастали как за счёт ограничения до минимума центральной (великокняжеской) власти, так и за счёт закрепощения основной массы крестьянского населения, превращаемой в крепостных «холопов». Это было связано с тем, что к XVI веку Литва и Польша стали главной «житницей» Европы, важнейшей частью общеевропейского рынка, в избытке поставлявшей на стремительно вступающий в буржуазную эпоху Запад дешёвое зерно. «Издержки» этого процесса всей своей неимоверной тяжестью обрушились на крестьянство, переводимое на барщину и лишённое права свободного перехода на новые земли, а также лишённое отныне права (в 1588 году) иметь собственность на землю. Так достигалась дешевизна продаваемого хлеба (путём нещадной эксплуатации земледельцев).

Несмотря на усиление социальной и религиозной розни, неравенства, торжества аристократических институтов, несмотря на формирование сословной структуры общества и ослабление общинных начал в Литве, в ней и в XVI–XVII веках сохранялись многочисленные «низовые» и корпоративные организации, учреждения и образования, основанные на принципах самоуправления и отстаивающие интересы различных групп населения. В их числе были и развивающиеся институты шляхетской демократии (суды, сеймы и сеймики), и городские православные братства, и сельская община, и возникшая, как реакция на закрепощение и религиозную дискриминацию, казачья вольница – Запорожская Сечь, – своеобразная республика, привлекавшая всех недовольных крестьян, горожан и шляхтичей, и устроенная на вечевых, общинных принципах.

А православное крестьянство, церковь, казачество, горожане и шляхта постоянно боролись против своего «второсортного» положения в ВКЛ, добиваясь уравнения в правах с католиками. Так после смерти Витовта православные поддержали сына Ольгерда – Свидригайло против сына Кейстута – Сигизмунда, и, хотя последний победил в долгой и ожесточённой борьбе, он был вынужден распространить все права и привилегии на православное население. Уже при Сигизмунде (в середине XV века) знать всех вероисповеданий получила важнейшую привилегию – гарантию личной неприкосновенности (недопущение арестов без законных оснований). На протяжении последующих полутора столетий эта тенденция продолжала усиливаться и достигла своего апогея в 1569 году – подписанием Люблинской унии, по которой Литва и Польша наконец-то соединялись в единое государство – Речь Посполитую (то есть: «Республику»), с общим, совместно избираемым королем, с общим сеймом и общей внешней политикой.

Но и теперь ВКЛ сохраняло свою самобытность: свой великий вальный (общий) сейм, своё войско, свои законы.

Однако в рамках нового объединения выиграла лишь католическая литовская шляхта: русско-литовское крестьянство закрепощалось, города пришли в упадок, православие было оттеснено на задний план, к Польше переходили Киев, Подолия и Волынь (что привело в конце XVI века к экспансии польских панов на новые земли, и, как следствие, – к массовому бегству крестьян и православной шляхты в Запорожскую Сечь и многочисленным казацким восстаниям против усиления социального и религиозного гнёта). В XVI–XVII веках на земли Южной Руси приходят иезуиты, крепостное право и латиница, постепенно вытесняющая кириллицу. По словам С.Г. Пушкарёва: «Часть русской аристократии, стремясь приобщиться к власти и привилегиям господствующего слоя, принимает католицизм и поддаётся полонизации, тогда как другая часть остаётся верна своей вере и народности, и таким образом возникла в Литовско-Русском государстве… национально-религиозная борьба и вражда».

По словам крупнейшего украинского историка начала XX века М.С. Грушевского: «Если литвины, опираясь на католическую Польшу, теснили православных, то православным естественно было мечтать опереться на православную Молдавию и в особенности на Москву, издавна конкурировавшую с Литвой в собирании земель старого Киевского государства… И пока князья литовские покровительствовали старорусской культуре, местной белорусской и украинской жизни и приноравливались к ней, – до тех пор белорусские и украинские земли сами тяготели к ним, и им действительно можно было думать о том, чтобы собрать в своих руках «всю Русь», как выражался великий князь Ольгерд: великие князья литовские чувствовали себя сильнее Москвы. Но когда Литва начала теснить украинско-белорусские элементы и они стали тяготеть к Москве, это сейчас же подняло дух московского правительства, и литовские правители почувствовали его перевес, хотя и не хотели менять из-за этого своей политики – в своих интересах».

Отныне православные князья и магнаты из ВКЛ, недовольные католической экспансией, активно отъезжали в Москву или даже переходили к Москве со своими землями, а навстречу – из Москвы в Литву, напротив, потоком бежали князья и бояре, недовольные ростом самодержавного деспотизма московского князя. За Литву «цепляются» Псков и Новгород, пытаясь отстоять свою свободу перед лицом московской агрессии (но, увы, тщетно!). По мере подчинения Литвы Польше происходит постепенное усиление Москвы, сумевшей в конце XV века поднять выпавшее из рук литовских князей «знамя» объединения Руси.

По словам С.В. Думина: «После смерти Витовта его преемники отказываются от общерусской программы, сосредоточив свои усилия на сохранении целостности этого государства. Переход Гедиминовичей от наступления к обороне совпадает с успехами объединительной политики Москвы». В конце XV – начале XVI века к Москве отходят Верхнеокские княжества (Новосильское, Одоевское, Белевское, Вяземское, Воротынское, Новгород-Северское). С юга Русь Литовскую теснит стратегический союзник Московии – Крымское ханство. А в 1514 году, после долгой и ожесточённой борьбы Москве удалось на время отбить у Литовской Руси Смоленск, а также Брянск, Чернигов и Путивль.

Так неудавшееся и недозавершённое в XIV–XV веках объединение Руси вокруг Вильно привело к тому, что судьбы двух частей древнерусской общности навсегда далеко и безвозвратно разошлись, породив, с одной стороны, великоросский народ и Московское княжество (православное, централизованное, военно-бюрократическое, крепостническое, продолжающее и умножающее монгольские азиатские традиции), а с другой – белорусский и украинский народы (более европейские, частично православные, частично принявшие религиозную унию с католицизмом, живущие в условиях шляхетской демократии, децентрализации, многоэтничности и широких общественных вольностей при слабом федеративном государстве, но тоже не избежавшие развития крепостничества). Тем не менее, попытки завершить объединение этих двух, разошедшихся столь далеко и в столь противоположных направлениях, но смутно помнивших о былом единстве, частей Киевской Руси, происходили в XVI–XVII веках, например, когда в 1560-е – 1580-е годы Московские цари (Иван Грозный и его сын Фёдор Иванович) претендовали на опустевший польский трон, или в 1611 году, когда юный польский королевич Владислав едва не стал московским государем и едва не объединил обе Руси.