Нет звёзд за терниями - Олли Бонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он ещё, дурак, по голове её погладил и похвалил волосы. Они правда стали выглядеть прилично впервые с того времени, как девчонка появилась на этом берегу. Ведь из вежливости только и сказал, а потом удивлялся ещё, чего она весь следующий день с него глаз не сводила. Он буквы на песке писал, ей и Флоренцу показывал. Мальчик почти половину запомнил, умница такой, на лету схватывает, а Кори и не глядела на песок и отвечала невпопад.
А этой ночью он проснулся от того, что она его целовала.
Совсем неумело — это он без труда мог определить, но пылко, с таким жаром, будто это её самое большое желание на свете. Гундольф не смог остаться равнодушным, к тому же и не понял сразу, явь это или сон. Он ответил ей прежде, чем успел подумать, но в следующее мгновение опомнился и отстранился.
— Ты что ж это творишь? — спросил он.
А она так смутилась и испугалась, что ещё её же пришлось успокаивать. Гундольф сел, обнял Кори за плечи, и было ему и жалко, и неловко.
— Девочка, ну зачем тебе такой, как я? Ведь я тебе, наверное, в отцы гожусь. Лет-то тебе сколько?
— Это неважно, — тихо ответила Кори. — Какая разница?
— А такая, что ты совсем ещё юна, да и меня не знаешь толком. Ну куда торопишься?
— По-твоему, я дитя? Мне не меньше двух десятков лет!
Гундольф удивлённо поднял бровь.
— Не меньше? Ты что же, не знаешь точно?
Плечи под его рукой дрогнули, Кори будто сжалась вся. Видно, что-то задел в её душе этот вопрос.
— Там, откуда я родом, годы никто не считал, — горько прозвучал ответ. — А после я прикинул… прикинула…
— Ох, горе ты моё, — вздохнул Гундольф. — Ложись-ка спать. А об этом, считай, я уже забыл.
Но она потянулась к нему в отчаянном порыве, обняла неловко, стараясь не прикасаться правой рукой. Зашептала:
— Пожалуйста…
И вот что тут будешь делать? Какие найти слова для бедной этой девочки, чтобы не обидеть?
— Не нужно, Кори, — попытался Гундольф. — Ты пожалеешь потом.
— Нет, нет, не пожалею! Ты не понимаешь, ведь на меня никто больше не посмотрит! Никто, никогда!
— И ты от отчаяния, значит, решила, что и я тебе сгожусь? Девочка, ты молода, ещё встретишь того, кого полюбишь…
Вместо ответа она вновь неловко прижалась к нему губами. Сегодня она пахла морем и ещё немного — солнцем. И с лица её на щёки Гундольфа текли слёзы. Ну как было прогнать такую?
В прошлом у него были женщины, но ни к одной он не ощущал такой щемящей нежности, как к этой девочке, которую никто ещё не любил. И это ему совсем не нравилось.
Он предпочитал других. Невысоких, с пышными формами и плавными движениями. Светловолосых, а лучше рыжих. И обязательно из тех, что не станут настаивать на втором свидании.
Потому что ему самому повторять никогда не хотелось. Иногда уже на середине он думал с тоской, зачем это затеял, и дождаться не мог, когда уйдёт. Его друг, Отто, ворчал, что Гундольф всегда выбирает неподходящих — тех, с кем семью не построишь. Так ведь зачем ему семья?
Если в жизни что-то переменится и Грета, наконец, поглядит на него, он должен быть свободен и не связан обязательствами. И всё шло гладко, пока не появилась эта девочка.
Он целовал её нежно, чтобы не напугать. Кори и так, он это чувствовал, дрожала и боялась дышать. А без повязки, сдавливающей грудь, не так уж и плохо у неё оказалось с формами. В каюте было темно, но и не обязательно видеть всё глазами, если есть руки и губы. Они многое могут подсказать.
Потом Кори рванулась в сторону и прошептала:
— Хватит… наверное, мне правда лучше вернуться на своё место.
— Ну нет, — сказал он. — Теперь я и сам тебя не отпущу.
А сейчас, глядя на эту девочку, спящую у него на плече, он страшно жалел, что так ответил. И что, спрашивается, могло так затуманить ему голову? Она не была похожа на остальных, на тех, кто поутру отпускал его с лёгким сердцем и ничего не требовал. Ещё выдумает себе невесть что, а может, даже и с ним захочет отправиться — что он тогда будет делать? Как объяснить ей теперь, после всего, что любит он другую?
Даже в юности у него хватало ума избегать подобных девиц, а тут допустил оплошность. Его сочувствия могло хватить на ночь, но уж никак не на всю жизнь.
Он легонько провёл пальцем, отводя тёмную прядь, упавшую наискосок, и Кори открыла глаза. Улыбнулась, и всё её лицо будто осветилось. Он и не видел её такой прежде.
— Послушай… — нахмурясь, проговорил Гундольф, не зная, как начать.
Тут он увидел, как в синем взгляде появляется тревога, а улыбка отступает, будто волна с прибрежного песка. Заводить разговор тут же пропало желание.
— Спросить хотел, рука не болит? — произнёс он, стараясь, чтобы это прозвучало заботливо. — Всё же тут места для двоих не очень много, может, неудобно тебе.
— Нет, — прошептала Кори, качая головой, и вновь улыбнулась несмело.
Она, видно было, хотела его поцеловать, но не решалась. И встать не решалась, смущаясь дневного света. Ничем эта девочка не напоминала тех пресыщенных и уверенных в себе дам, от которых так легко было уходить без лишних объяснений.
Надо бы помягче с ней поговорить, подобрать слова. Да и не сейчас, одеться бы сперва. Только полный осёл начинает выяснять отношения, не имея возможности сбежать за дверь, когда обстановка накалится.
И оставлять эту бедняжку смущённой и растерянной тоже не хотелось. Она ведь всего-то и надеялась ощутить себя желанной хоть раз в жизни, уж эту-то малость он мог ей дать.
И он притянул её к себе, коснулся губами бережно, собираясь на том и поставить точку, но подходящий момент всё никак не наступал. Гундольф и сам не заметил, как погрузился в её тепло, и вскоре поводов для сожалений стало в два раза больше.
Часом позже Гундольф сердито чистил зубы на палубе, размышляя о собственных промахах. Порошка здесь не было, местные использовали золу или мелко смолотую соль, но хоть щётку он с собой догадался прихватить. Остальные пользовались
