Крестовый поход в лабиринт - Валентина Андреева

То время Альверо и Маноло помнят плохо, были еще слишком маленькими. Сначала они жили у каких-то родственников, потом у чужой пожилой пары, затем укрывались в каком-то подвале. Однажды мамы не стало, она просто не вернулась домой с рынка. Было страшно. Так страшно, что дети не могли даже плакать.

Семья Осиповых удочерила маленькую Маноло вскоре после ее прибытия в Советский Союз. Беженцев разместили в Артеке, где в тот момент работали Осиповы, оба преподаватели. Их собственному сыну Альке, Альберту, было около семи лет, он считал, что ему несказанно повезло – целое лето в черноморском раю да еще вместе с родителями!

Клавдия Осипова, хорошо владеющая испанским, сразу обратила внимание на сироту примерно пяти лет от роду. Девочка мгновенно съеживалась от страха, как только к ней обращались. Долгое время считали, что она не умеет говорить, но Маноло заговорила, причем сразу на русском языке и, как выяснилось, благодаря Альке Осипову. Он так и остался ее покровителем до последнего дня своей жизни. А тогда был единственным, хоть и маленьким мужчиной в семье. Его отец – Осипов Владимир Михайлович погиб на фронте в 42-м, когда Альке исполнилось двенадцать лет, а его младшей сестренке Томуське – всего годик.

Когда спустя более полувека Испания вспомнит о своих детях, попавших из огня одной войны в полымя еще более страшной, поиски их активизировались. Бывшим маленьким беженцам не только предоставили право вернуться на родину и получить гражданство, но и назначили государственную пенсию. Тот, кто хотел, вернулся. Маноло не хотела. Даже несмотря на то, что к тому времени отыскался ее родной брат Альверо Франсиско Суарес Гомес.

Я не выдержала и, смущаясь, попросила Тамару Владимировну не упоминать материнских фамилий – уж очень трудно ориентироваться. Она понимающе улыбнулась и продолжила свой рассказ.

Томуська укатила с Альверо в Испанию. С первой же минуты его появления у Осиповых девушка решила, что поедет с ним хоть на край света. Лишь бы позвал. Но при этом постоянно пыталась спрятаться за маской равнодушия – и от своих чувств, и от восхищенных взглядов испанского не кровного родственника. Да так ловко, что даже для матери ее согласие принять предложение Альверо стать его женой стало полной неожиданностью. Бедная Клавдия Ивановна была уверена – дочь по непонятной причине терпеть не может испанца. Томуська и не собиралась это отрицать. Более того, свое желание немедленно выскочить замуж за Альверо мотивировала непреодолимым стремлением отравить прекрасному испанцу жизнь.

Нельзя сказать, что она ни разу не пожалела о «скоропалительности» своего решения. Были жуткие минуты ностальгии, особенно в первые годы жизни в Овьедо. Ничего, привыкла. Да так, что теперь от второй родины не оторвать. Даже после смерти мужа у Томуськи осталось то, что никак не отнимешь: главный смысл ее жизни – сын, а также могила мужа, места, где они любили бывать вместе, полный прекрасных воспоминаний дом…

Неожиданно кто-то над нами хлюпнул носом. Рассказ Тамары Владимировны прервался, и мы воззрились на Наташку, давно ставшую наравне со мной внимательной слушательницей. Иначе с чего бы так жалостно всхипывать?

– А ваш сын с вами не приехал? – продолжая таращиться на подругу, спросила я. При этом ни о чем плохом не думала.

Холодный ужас мгновенно расползся по всему моему телу, а вот голове стало жарко, когда Тамара Владимировна спокойно ответила:

– Володя тоже прилетел в Москву. Никак не могу до него дозвониться. Надеялась, что встретимся в аэропорту, но… К сожалению, не получилось. Думаю, у него есть ключи от квартиры Маноло. Хотя не исключено, что он остановился в гостинице… Не уверена, что поминать Маноло будут именно в ее квартире, но после поминок Володя, скорее всего, поедет на ночь туда. Все так быстро и неожиданно случилось… – Женщина глубоко вздохнула, подняла голову и крепко зажмурилась. Из глаз выкатились две большие слезинки. – Мы постоянно перезванивались с Маноло, – сказала она дрожащим голосом. – Маноло была в хорошей форме. До чего же хрупкая скорлупка у жизни…

Мы с Наташкой переглянулись. Тамара Владимировна и представить себе не могла, насколько она права. Очередная трагедия, еще более страшная, ждала женщину. Долгожданный племянник Маноло и сын Тамары Владимировны… В серой с голубым куртке… Скрюченное тело в доме Сафонтьевых… Нет! Мы не сможем быть вестниками трагедии. Не хватит душевных сил…

– Скорее всего, душеприказчик не передавал ключи от своей квартиры вашему сыну, – затараторила я. – Если, конечно, у него не имелось запасных. Чуть раньше сама Маноло вручила свои ключи Наташе. А в понедельник мы опоздали. Вещи, которые она просила нас привезти, в понедельник уже не понадобились. Они у господина Аль…брехта.

Мне казалось, что я не говорю, а просто через силу роняю слова. Падая, они беспомощно застывают на серых, равнодушных плитках пола.

– Да! – с энтузиазмом откликнулась Наташка, делая вид, что не видит и не чувствует моей ноги, на которую многозначительно наступила, но я тут же скинула с себя этот гнет. Стрельнув в мою сторону короткометражным взглядом, она оживленно залопотала: – И мы, Тамара Владимировна, с вами сейчас в эту квартиру не поедем. Ключи у меня дома. Видите ли, распоряжений на этот счет Маноло не оставила. Поймите нас правильно, нам надо посоветоваться с ее душеприказчиком, вдруг на эти ключи найдутся еще претенденты? Какой-нибудь внук, например. Или внучка.

Тамара Владимировна неожиданно разволновалась:

– А как близко вы знакомы с господином Ковачем?

– Да можно сказать никак, – пояснила Наташка. – Готовясь к операции, Светлана Владимировна оставила номер его телефона – на всякий пожарный… Кто бы мог подумать, что ее предусмотрительность окажется к месту. Мы встречались с ним, чтобы передать ему вещи Маноло. Вот только забыли прихватить с собой ключи.

– Не стоит доверять их Альбрехту. Я сама переговорю с господином адвокатом. Спасибо вам за участие и желаю поскорее забыть об этой истории. Единственный вопрос: что вы передали Альбрехту?

Наташка сконцентрировала взгляд на мыске своей туфли. Проследив за направлением ее взгляда, Тамара Владимировна тоже на него засмотрелась, потом сосредоточилась на моих туфлях и отметила, что они должно быть очень удобные. Я согласилась. Наташка фыркнула, повертела мыском своей туфли и так, и эдак, кивнула в знак одобрения и принялась перечислять все переданные душеприказчику вещи. Кроме ладанки и сборника стихов Цветаевой. По завершении списка, пожаловалась на то, что он не хотел их брать.

– Забудьте, – печально вздохнула Тамара Владимировна. – Больше вам не придется видеться с этим…

Впрочем, наши личные неприязненные отношения вас ни в коей мере не должны касаться. Просто передадите ключи мне. В удобное для вас время.

Я поблагодарила – у нас с Натальей Николаевной не было никакого желания снова встречаться с Альбрехтом.

7

У Тамары Владимировны не имелось при себе багажа, только небольшая дамская сумка и теплая кофта в пластиковом пакете, который гардеробщица по доброте душевной приняла у нее на хранение. А вот цветы принять отказалась. Они были в четном количестве, а женщина верила в плохие приметы.

Для своих шестидесяти семи Томуська, одетая в черный брючный костюм и черную в белый горошек блузку, выглядела просто прекрасно. Русые, с естественной проседью волосы были уложены волосок к волоску. Косметики на лице я не заметила, но ей и без нее вполне можно было дать на десяток лет меньше, особенно, когда она перестала плакать и обрела некое душевное равновесие. Мы же с Наташкой его окончательно утратили. Мне как-то довелось увидеть старушку лет восьмидесяти с большим гаком. Основательно заблудившись в прошедшем времени, старая женщина гуляла в лохматом рыжем парике, с нарумяненными щеками, ярко-красной помадой на губах и своим искусственно цветущим видом производила жуткое впечатление на окружающих. В данный момент наше с Наташкой состояние было примерно таким же противоестественным, не к месту оживленным. Будучи человеком внимательным, Тамара Владимировна даже поинтересовалась нашим самочувствием.

Усадив на заднее сиденье «Шкоды» выросшую и повзрослевшую примерно до пятидесятого размера Томуську и сославшись на необходимость прощального реверанса начальству, мы вернулись в клинику.

В палате, сыгравшей роль последнего пристанища Маноло, произошли изменения, свидетельствующие о равнодушном течении времени. Ее кровать занимала новая пациентка, еще одна кровать пустовала – временная ее обитательница находилась в реанимации, следующая больная Наталью не интересовала, поскольку являлась глухонемой, а четвертая пациентка отсутствовала.

Наташка долго искала больную Пилипенко в разных концах коридора, а когда нашла, едва узнала. Женщина успела постричься, сделать себе маникюр и выглядела для нынешнего места пребывания неприлично счастливой. Как выяснилось, основания к тому были весомые. Пару часов назад по результатам обследования врачи подарили ей светлое будущее. В нем она первым делом собиралась обломать рога какому-то уроду. Пользуясь ее готовностью к столь решительным действиям, требующим больших физических затрат, Наташка насильно усадила ее в кресло между двумя раскидистыми растениями в огромных горшках и приказала отдохнуть перед ответственным мероприятием. После теплых поздравлений и нескольких серьезных встряхиваний Пилипенко наконец перестала глупо улыбаться, позволила себе оттолкнуть Наташку в сторону, в результате чего я случайно вылезла на передний план. Но не растерялась и сразу же потребовала отчитаться, кому она проболталась про теплые дружеские отношения, сложившееся между медсестрой Натальей Николаевной и пациенткой Светланой Владимировной.