Убитый манекен : сборник - Станислас-Андре Стееман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставалось узнать, не собирается ли он потребовать большего?
— Возвращайтесь в постель, дорогая. Постарайтесь поспать. И ничего не говорите Жоэль, когда она вернется.
— Как хотите.
В четыре часа утра Шведский отель был лишь слабо освещен. За решетчатой загородкой с улицы был виден пожилой ночной дежурный в подтяжках и нарукавниках, дремлющий рядом с телефонным аппаратом. Низко висели тучи, дул холодный ветер. Лежанвье, хотя и ходил постоянно взад и вперед, замерз, от холода ему было трудно дышать. Ему бы не следовало курить, но как еще обмануть ожидание, эту глухую тоску, которая брала его за горло?
Много раз машины тормозили на углу улицы, и всякий раз он поворачивал ей навстречу, опасаясь, что Лазар вернется в отель у него за спиной.
Четверть пятого, без двадцати пять. Правда, накануне Жоэль вернулась домой лишь в пять утра…
Лежанвье вспбминал другие бесконечные ожидания. В двадцать, даже в тридцать лет ему случалось ожидать таким образом возвращения более или менее дорогих ему женщин. Они обычно выходили из машин, потные и утомленные, пропитанные запахом любви. Однажды он ударил одну, и за нее заступился шофер такси. Потом они с шофером провели вместе остаток ночи, опустошая стаканы с белым вином и откровенничая, в то время как Мартин — или то была Марсель? — отдыхала в его постели. Сейчас, когда ему уже пятьдесят, он поджидал не женщину, а мужчину. Он набьет ему морду.
— Мэтр Лежанвье, я не ошибся?
Лазар стоял в двух шагах от него, с сигаретой в зубах, в шляпе, сдвинутой на затылок, руки в карманах расстегнутого пальто, весь — сплошная улыбка. Должно быть, он вышел из такси раньше или вернулся пешком вдоль набережных, обдумывая планы на будущее (как поступил бы сам Лежанвье на его месте и в его возрасте).
— Вы меня ждали, дорогой мэтр?
Адвокат кивнул.
— Вы хотели сказать мне что-то срочное?
Адвокат медленно восстанавливал дыхание:
— Откуда вы? Вы провели вечер с моей дочерью?
— Точно так.
— Куда вы ее водили?
— Танцевать.
— И вчера также?
— Вчера также. В то же место.
— Вы… Вы дорожите Жоэль?
Уже в двадцать и еще в тридцать лет Лежанвье также вопреки очевидности расспрашивал о глубоких чувствах потных утомленных молодых женщин, тайком высаживавшихся из такси. В смутной надежде на чудо.
— Скажем, Жоэль дорожит мной. Благодаря вам.
Шум голосов перед входом в отель в конце концов пробудил от неглубокого сна пожилого ночного дежурного. Неуверенными шагами он подошел к двери и окинул улицу изучающим взглядом.
— Нас слушают, дражайший мэтр! — заметил Лазар. — Кроме того, уже поздно. Госпожа Лежанвье, насколько я успел ее узнать, должно быть, обеспокоена вашим отсутствием. На вашем месте я бы вернулся домой кратчайшим путем.
Он выплюнул свой окурок, раздавил его ногой:
— Не знаю, что меня заставляет сказать вам об этом, но я к вам очень привязан, дорогой мэтр. Я надеюсь назвать вас — вполне законно — папой.
— Негодяй! — пробормотал Лежанвье, сознавая собственное бессилие.
И то, что он повторяется.
Диана не спала, когда он бесшумно открыл дверь спальной.
— Жоэль вернулась?
— Да, — ответила Диана. — Она мне устроила сцену.
— Она вам устроила сцену?
— Похоже, я шпионю за ней, настраиваю вас против нее… Я приготовила вам пижаму, дорогой, а здесь ваша порция виски… Вы виделись с этим человеком?
— Да.
— Что он вам сказал?
— Он рассчитывает стать моим зятем.
— Что?
— Он рассчитывает стать моим зятем.
— И вы это так оставите? — спросила Диана недоверчиво, побелев, как ее батистовая ночная рубашка, открывающая округлые плечи. — Вы, Лежанвье, великий Лежанвье, вы потерпите, чтобы какой-то субъект?..
Лежанвье скинул свои замшевые ботинки, вылез из рукавов пиджака, отстегнул промокший воротничок рубашки, начал расстегивать брюки. Обычно он раздевался в прилегающей туалетной комнате, но сейчас…
— Нет! (Он склонил свою крупную голову.) Завтра утром, пораньше, я позвоню в «Жнивье». Мы проведем там неделю, две — столько времени, сколько понадобится. Если этого недостаточно, чтобы Жоэль отвлеклась, я вновь пошлю ее во Флоренцию, Рим, Портофино, ей там понравилось…
Диана, успокоившись, притянула его к себе, поцеловала в кончик носа:
— Дорогой, я вновь узнаю вас! Какой-то момент я боялась, что вы поддадитесь…
Лежанвье рассмеялся. Последнее слово напомнило ему о чем-то:
— Т-сс! Клиент — тем более экс-клиент — не всегда прав.
Он тут же понял, что это не смешно.
Даже Билли Хамбург сказал бы лучше.
Но Билли было не пятьдесят, и ему не предстояло сейчас спать с женщиной на пятнадцать лет моложе.
У Билли не было дочери. А следовательно, проблем.
Билли не заботило, чтобы восторжествовала справедливость.
— Дорогой! — разочарованно прошептала Диана. — Вы думали о чем-то другом…
Глава пятая
Лежанвье любил приезжать в «Жнивье», рано ложиться, завтракать в обшитой дубовой панелью столовой, пахнущей воском, откуда через застекленные двери открывался вид на зеленую долину Шеврез, напротив недопроснувшейся Дианы, потной и утомленной, с трудом справлявшейся со своими кружевами.
— Надо бы почаще сюда приезжать, — расслабленно вздохнул он. — Слышите, голуби?
— Думаю, это цесарка… Еще чашку кофе, дорогой мэтр?
— Охотно.
Разумеется, кофе без кофеина, который он пил без удовольствия, вдыхая аромат того, что пила Диана.
Диане не пришлось вызывать Сабину звонком. Старая служанка сначала вошла, затем постучала:
— Извините, там господин спрашивает хозяина.
— Кто еще? — проворчал Лежанвье.
— Не знаю. Не захотел назваться. Кажется, лучший друг хозяина.
Лежанвье уже понял.
«Может быть, нам придется сменить континент?» — вздохнул он, бросая салфетку.
Диана тоже поняла, но не казалась слишком взволнованной.
— Гостевая комната готова, — лишь сказала она. — И не выставляйте его в дверь, он вернется через окно.
Лазар теперь ездил на собственном автомобиле, «кадиллаке» пятилетней давности, но выглядевшем почти как новый, слишком широком для узкой подъездной аллеи, поднимавшейся к дому. Его ярко-красное крыло ободрало последний розовый куст.
Лазар через переднее стекло дружески помахал рукой:
— Хэлло, дражайший мэтр! Париж становится просто убийственным, если время от времени не выезжать за глотком свежего воздуха. Я привез вам хороших друзей, которые и убедили меня принять ваше сердечное приглашение. Они уверяют, что «Жнивье» может приютить полк солдат. Догадайтесь, кто это?
Билли Хамбург и Дото неуверенно ступили на гравиевую дорожку с видом не очёкь торжественным, хотя ставшая рыжей Дото надела головокружительное полосатое платье, открывавшее ноги до колен и придававшее ей аппетитный вид английской карамельки.
— Мертвый сезон, нечем заняться, — бормотал Билли, выпрашивая прощение влажным взглядом. — Бездельничать так бездельничать, почему бы не бездельничать в «Жнивье»?
Молодой возбужденный голос донесся с крыши:
— В. Л.! Кто там?.. Это не Тони?
— Отвечайте, дорогой мэтр! — подсказал Лазар. — Это малышка вас спрашивает, она ждет вашего одобрения.
— Кто там? — продолжала кричать Жоэль, свесившись головой и плечами из окна так, что чуть не падала. — Это не Тони?
— Да, именно! — сказал адвокат, но таким глухим голосом, что никто не услышал.
— Говорите громче, дражайший мэтр! — дружески посоветовал Лазар. — Представьте, что вы в суде, требуете оправдания для невиновного. Повысьте голос. Мое почтение, дражайшая госпожа. (Диана появилась на пороге, по-прежнему пытаясь привести в порядок кружева.) Мэтр был так любезен, что пригласил ваших добрых старых друзей и меня, а мы имели слабость принять приглашение. Очаровательно, живописно, роскошно, — восклицал он, охватывая широким жестом четыре основных направления. — Кто это там воркует? Горлинки?
— Цесарка, — твердо ответила Диана.
Глава шестая
— Дорогой, вам нехорошо?
Лежанвье сел в кровати и огляделся блуждающим взглядом. Он не узнавал знакомой обстановки своей спальни и лишь постепенно вспоминал, что покинул дом на авеню Ош и приехал в «Жнивье».
— Который час? — с трудом проговорил он. — Что… Что случилось?
Диана, сидя в соседней кровати, с тревогой смотрела на него:
— Вы разговаривали во сне. Кажется, вам было трудно дышать. Вы кричали, пока я не зажгла свет.
На лбу адвоката выступил холодный пот.
— Я разговаривал во сне? Что я говорил?
— Я плохо поняла. Вы говорили тихо и очень быстро. Кажется, вы произносили речь за или против кого-то.