Заколдованная рубашка - Н Кальма

— Мы хорошо знаем этого парнишку. Он сын патриота и очень смышленый парень. К тому же он вовсе не такой маленький и может пригодиться в походе. Я правда обещал, что возьму его к себе. Оставьте его здесь, я сам поговорю о нем с полковником Сиртори.

— Если так, синьор офицер… — Гарибальдийцы откозыряли и удалились, очень довольные, что сдали кому-то своего громкоголосого пленника.

Пучеглаз укоризненно покачал головой:

— Ох, намаетесь вы с этим мальчишкой, синьоры! Ведь он только и умеет, что баранов пасти. Какой же из него денщик? Вы только взгляните: голый, босой… Его же надо обмундировать, экипировать с ног до головы, а где вы все это достанете в такой спешке? Да теперь и не успеть.

Лука, который было оправился, теперь опять с тревогой ждал решения своей участи.

— Вот и надо немедля заняться этим, — невозмутимо сказал Мечников. Разве я не знаю тебя, Пучеглаз? Стоит тебе захотеть, и ты из-под земли достанешь что угодно. Да ты из любого каптенармуса вынешь экипировку для Луки. Мальчишка будет за полчаса одет и обут, я уверен.

— Что я, маг или волшебник, по-вашему? — заворчал Пучеглаз, но видно было, что ему страшно польстили слова Мечникова. — Конечно, попытаться можно, но выйдет ли что… Ну ладно, парень, идем за мной, постараемся сделать из тебя настоящего гарибальдийца, — неожиданно заключил он.

— А пока в знак своего нового звания пусть возьмет вот это. — Лев бросил Луке свою походную сумку, куда успел положить Руссо. — Тут пища и для желудка и для ума. Смотри не потеряй, мой новый ординанца!

Лука лихо навесил сумку на плечо и кинулся целовать руки своим благодетелям. Он уже чувствовал себя настоящим офицерским денщиком.

26. Отплытие

— Вива Италия! Вива Галубардо! Вива ла либерта! — зарокотало, загремело где-то, как дальний гром.

— Едет! Едет!

Мгновенно весь бивуак на набережной пришел в движение. Люди вскочили, забряцало оружие, манерки, к небу полетели походные сумки, военные кепи.

— Вива! Вива!

Короткая южная ночь уже кончалась. Уже разгорались, отливали золотым и розовым небо и море. По заливу ходила, тяжело переваливаясь, густая маслянистая волна. Рыбацкие челноки, которые их владельцы пригнали сюда из всех окрестных селений, терлись друг о друга деревянными боками и беспрестанно кланялись воде.

Восторженно кричащая толпа гарибальдийцев увлекла за собой Александра и Мечникова, и они оказались притиснутыми к той кучке офицеров, которая окружала Гарибальди. На генерале на этот раз был итальянский плащ и круглая черная шапочка. Александр увидел у него за поясом револьвер и саблю. Как всегда, к ногам генерала жался преданный Герелло, а неподалеку виднелась рослая фигура негра Агюйяра. Гарибальди был спокоен и нетороплив. Он подошел к парапету и взглянул на дымящие в заливе пароходы. Потом, обратясь к сопровождавшему его раскрасневшемуся и взмокшему от беготни Биксио, сказал что-то.

— Все твои распоряжения выполнены, — услышал Александр голос Биксио. — Точно еще не известно, но, по предварительным подсчетам, здесь собралось около тысячи бойцов.

— Ты примешь команду над «Ломбардией», — сказал Гарибальди, — а я поведу «Пьемонт». — И тотчас, обратясь к красным рубашкам, теснившимся вокруг, скомандовал: — Вперед, друзья! Всем грузиться на корабли!

— На корабли! Всем на корабли! Посадка! — пошло греметь и перекатываться по набережной.

Стоявшие у парапета лодки и челноки вмиг наполнились людьми. Залив зачернел суденышками, похожими издали на юрких рыбешек. «Ломбардия» и «Пьемонт» выглядели на фоне расцветающего заревыми красками неба большими и мощными кораблями. На самом же деле это были однотрубные колесные пароходы, снабженные на случай, если откажут машины, мачтами. Сейчас дым из корабельных труб широко растекался по горизонту и придавал всей картине посадки какой-то грозный колорит. Лодки уже подплыли к кораблям, и многие гарибальдийцы, которым было невтерпеж ждать очереди, чтобы подняться по трапам, начали карабкаться на палубы прямо по канатам. С набережной казалось, что оба корабля взяты на абордаж, — столько энергичных черных фигурок взбиралось по канатам и затопляло борта.

Только один старый рыбацкий челнок как будто застыл посреди этого всеобщего движения и медленно кружился на одном месте. В челноке, видные всем, стояли рядом коренастый длинноволосый человек, высокий негр и маленькая черная собачка. От времени до времени бойцы Гарибальди слышали хорошо знакомый голос:

— Не теснитесь. Не переполняйте лодки. Спокойнее. Не толпитесь все сразу у правых бортов. Пусть часть людей перейдет на левые, иначе корабли могут опрокинуться. Спокойнее.

И, послушные этому голосу, гарибальдийцы выполняли все распоряжения своего вождя.

— Пора и нам переправляться на «Пьемонт». Доколе же мы будем еще дожидаться вашего Пучеглаза! — нетерпеливо говорил Александр Мечникову.

— Он такой же мой, как и ваш, — хладнокровно возразил Лев, продолжая озираться и ждать Лоренцо, который обещал явиться с Лукой непременно к посадке.

Наконец медлить дольше стало невмоготу. Набережная приметно опустела — лодок почти не было, все они продолжали кружиться возле пароходов, видимо дожидаясь отплытия. У причала оставалась одна-единственная шлюпка, да и та тяжело осела в воду, столько набилось в нее пассажиров. Она готовилась отчалить.

— Эй, погодите нас! — крикнул Лев лодочнику.

Но едва он и Александр приблизились к парапету, как целая компания молодых гарибальдийцев опередила их и со смехом и шутками попрыгала в лодку.

— Отчаливай! — крикнул кто-то из компании.

Лодочник поспешил оттолкнуться веслом — он боялся, что суденышко его вот-вот опрокинется. Оба русских хмуро взглянули друг на друга.

— Кажется, в этой компании был Датто, — сказал Александр. — Это он крикнул «отчаливай». Я узнал его по голосу.

— Э, всюду вам чудится этот Датто! — досадливо отмахнулся Лев. — Надо что-то придумывать. Мы буквально, а не только символически остались за бортом.

— Поищем еще какую-нибудь лодчонку у маяка, — предложил Александр. Не оставаться же нам, в самом деле, в Генуе из-за Лоренцо.

А у самого сладко замерло сердце: если не уедут, стало быть, можно снова увидеть «Ангела-Воителя»… Александр дернул плечом, стряхивая с себя недостойный мужчины соблазн.

— Побегу поищу…

Но тут, на их счастье, из-за мыса выплыл длинный рыбацкий челнок, и зычный голос закричал:

— Эге-гей! Синьор Леоне! Синьор Алессандро! Это мы! Подождите!

— Пучеглаз! — узнал Александр. — Как он вовремя!

Пучеглаз греб сильно, и через несколько минут челнок оказался у парапета. В нем, кроме Лоренцо, сидела какая-то странная фигура в старом кепи национального гвардейца, надвинутом на самый нос, в блузе до пят, засученных штанах и лакированных башмаках на босу ногу.

С трудом узнали Лев и Александр в этом наряде Лукашку. Мальчик встал и торжественно откозырял обоим друзьям.

— Ваша сумка при мне, синьор капитан! Вот она! — отрапортовал он Льву. — Я ничего не потерял!

И в доказательство он поднял над головой сумку, из которой выглядывал растрепанный том Руссо.

— Скорее в лодку, а то корабли уйдут без нас! — закричал Пучеглаз.

Лев и Александр ловко спрыгнули с парапета. Через несколько минут вся четверка уже взбиралась на палубу «Пьемонта». Палуба эта превратилась в такой же бивуак, каким только что была набережная Генуи. Гарибальдийцы заполнили все помещения, переходы, нос и корму корабля. Каюты были забиты офицерами. Некоторые уже вынули карты и кости и намеревались начать игру. Говорили, что в кают-компании идет совещание военного совета, что Гарибальди вызвал туда всех своих военачальников: энергичного и храброго венгерца Тюрра, красавца и горячего патриота Орсини, бывшего священника Сиртори. У гарибальдийцев было слишком мало оружия — это грозило провалом всей экспедиции. Надо было любыми способами во что бы то ни стало раздобыть еще орудий и пороха. Кроме того, несмотря на все предосторожности, об экспедиции Гарибальди в Сицилию узнали все. Вся Европа напряженно следила за продвижением гарибальдийцев.

В море уже крейсировали два неаполитанских корабля, и Гарибальди получил сведения, что бурбонцам приказано преградить дорогу его кораблям и захватить «Ломбардию» и «Пьемонт».

Между тем наступило уже утро, надо было торопиться. В заливе заиграла резвая волна, подул ветер.

Из кают-компании появилась знакомая всем фигура в развевающемся на ветру плаще.

— Avanti! — зычно скомандовал Гарибальди.

Ему ответил дружный, радостный крик его «тысячи». Мощный хор грянул гарибальдийский гимн:

Разверзлись могилы, и мертвые встали,

И наши страдальцы пред нами предстали,