Тень деревьев - Жак Безье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ВЕНЕСУЭЛА
Она — как сало,белее мела,луна большаяВенесуэлы.И тот же голоспоет усерднопро тот же голодтого же неграи про рубашку —она из пепла,про печь без углей —она ослепла.Земля — и койкаи одеяло.Как это грустно!Начнем сначала:она усталаи побледнела,луна большаяВенесуэлы.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Илья Эренбург
СТИХИ О СМЕРТИ
Раздумья о тщете и мимолетности жизни в средние века были присущи всем. Страх смерти неизбежной, неумолимой вел людей либо к отрешению от жизни, либо к упоению легкими радостями бытия. В Германии и на севере Франции слагались «пляски смерти», и часто охваченные безумием люди разыгрывали их на кладбищах. Художники изображали и на монастырских стенах и на фасадах домов торжество смерти, и на мрачных фресках Кампо-Санто в Пизе она до сих пор страшит посетителя. Величайший поэт Франции — «Бедный школяр» Франсуа Вийон — с грустью спрашивал о прекрасных дамах былых времен — где они?
Но нигде этот «культ смерти» не мог получить такой глубины и подлинности, как в Испании. Аскетизм и суровость кастильца, больше чем ясная печаль француза, способствовали «искусству кладбищ».
Уже в XIII веке мы находим испанское переложение «пляски смерти», где среди танцоров фигурируют не только принцы, кардиналы, епископы, но и чисто иберийские типы — факиры, раввины.
Поэт XIV столетия вопрошает:
О, где богач, его поместья,Его дома, луга, шелка?Ушли, промчались, как река!
С еще большей настойчивостью ставит подобные вопросы другой поэт — Фернан Галавера, — оплакивая погибшего рыцаря:
О, где мечи и где доспехи?Где слава, замки, города?Где пляски, песни? Где утехи?Где невозвратные года?
В XV веке достойный поэт Гомэз Манрике пишет:
Вся жизнь проходит, точно тени,Скорее, чем река,И облетает, точно цвет весеннийОт ветерка.
Племянник этого поэта Хорхе Манрике с исключительной силой выявил мрачные думы своего века, оживив их подлинной личной скорбью. Его «Стихи на смерть отца» пережили все смены вкусов, все капризы времени. Они теперь так же волнуют нас, как волновали некогда друзей усопшего дона Родриго Манрике.
Хорхе Манрике родился в 1440 году. Его детство и юность прошли среди неослабевавших гражданских войн. Рано пришлось молодому рыцарю взять меч в руки. Он пережил пленение, смерть своих соратников и друзей. В 1478 году, сражаясь за королеву против мятежного маркиза Виена и в схватке врезавшись отважно во вражеский стан, он был убит. Последние, не законченные им стихи называются «Против мира».
Накануне смертного часа Хорхе Манрике писал:
О мир, сколь от твоих тяготМне будет радостен уход!От жизни злой, от муки этой,Где горек каждый шаг,Где нет ни радости, ни света,Но только мрак…
Стихи «Против мира» друзья положили в гроб на грудь поэта. Столь кратка и печальна была жизнь Манрике.
Свои знаменитые стихи он написал после смерти отца, Родриго Манрике, славного рыцаря, победителя 22 битв, чье одно имя рождало страх в Гренаде. До и после этого он писал другие стихи — любовные, светские, аллегорические, — неплохие, но и ничем не примечательные, стихи одного из поэтов XV века.
В «Стихах на смерть отца» все удивительно и совершенно. Это не общие рассуждения о смерти, это сдержанный стон, страстная молитва. Христианский аскетизм, стойкость в смирении порождают не ужас перед смертью, но достойную человека скорбь.
Сам стих с короткими заключительными строками, падающими резко, то как лязг мечей, то как похоронный звон, то как стук земли о гроб, выявляет содержание. Хорхе убеждает, с каждой строфой все более гипнотизирует.
Я уже упомянул, что этому произведению суждена была редкая слава. В века, когда к искусству средневековья относились пренебрежительно, «Стихи на смерть отца» всеми признавались. Они переведены на другие европейские языки (на английский — Лонгфелло). Им подражали многие.
Что может быть банальнее и скуднее общих фраз о равенстве людей перед смертью? Но сказанные голосом поэта, они приобрели таинственную силу, показывая еще раз, что только в выражении самого привычного, общего, «банального» искусство достигает редких высот.
Илья Эренбург
СТАРАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ ПЕСНЯ
В Вене много магазинов музыкальных инструментов. В Париже чуть ли не на каждой улице торгуют красками и кистями. Выставок живописи в Париже больше, чем концертов. Говорят, что каждый народ полнее всего выражает себя в том искусстве, которое наиболее отвечает его душевному складу, и что французам скорее свойственно зрительное восприятие мира, а не музыкальное. Говорят также, что, когда французы начинают петь хором, получается часто нескладно. Все это, может быть, и правильно, однако французы любят петь, и песни проходят через всю их жизнь.
Есть у французов даже поговорка: «Во Франции все кончается песнями», — она, видимо, должна успокаивать и безнадежно влюбленных и неисправимых консерваторов. Разумеется, и во Франции далеко не все кончается песнями. Вернее сказать, что многое начинается с песен. Девушка обычно поет о любви до замужества, а «Марсельеза» родилась накануне решающих битв революции.
На парижских улицах можно увидеть бродячих певцов: даже в холодный зимний день вокруг них толпятся прохожие и подхватывают припев. Что же поют эти безголосые певцы? Мелодия несложна, и мелодия повторяется, а слова — это рифмованные истории, печальные или шутливые. Существует особый жанр исполнения таких песенок; их исполнители — нечто среднее между певцами и куплетистами, между эстрадными актерами и менестрелями.
Конечно, песенки мюзик-холлов или кинокартин нельзя назвать народными, хотя некоторые из них облетают Францию, их поют на ярмарках, на свадьбах, под чинарами и под каштанами. Среди современных песенок имеются и милые романсы и пошлые куплеты; но есть между плохими и хорошими нечто общее — у них те же истоки.
Ив Монтан поет прелестную песенку:
Когда на войну уходит солдат,Победу сулят и розы дарят,А если солдат приходит назад,«Ему повезло», — о нем говорят.
Несколько веков назад на севере Франции пели:
Уходит солдат на войну,В тоске обнимает жену,Соседи кругом говорят:«Он скоро вернется назад,Вернется к любимой жене,Прискачет на быстром коне,Он будет одет в серебро,На шляпе победы перо».
Когда через много годов,Без хлеба, без песен, без слов,Солдат возвратится с войны,Своей не найдет он жены,Он будет в лохмотья одет,Его не узнает сосед.Река не помчится назад,С войны не вернется солдат.
Дело, конечно, не в подражании, а в живучести не только чувств, но манеры выражения, формы, интонации.
От старой русской песни путь шел к Кольцову и к Некрасову; склад и душу народной песни можно найти в стихах Есенина и Твардовского. К отдаленным временам следует отнести рождение испанского «романсеро», который предопределил многое в дальнейшем развитии испанской поэзии от Гонгоры до наших современников Гарсии Лорки и Рафаэля Альберти.
Обычно под понятием «народная поэзия» подразумевают сочинения неизвестных авторов, которые люди пели или напевали, сокращали, изменяли. Для многих фольклористов народное творчество прежде всего анонимно. Однако такое определение условно. Мы не знаем имени поэта, сложившего песню о Рено, но разве нельзя отнести к народному творчеству песни блузников 1848 года, хотя нам известно, что они написаны Дюпоном, или «Марсельезу», которую сложил Руже де Лиль? Два русских этнографа написали две русские песни — «Славное море, священный Байкал» и «Из-за острова на стрежень». Никто не помнит имен Давыдова и Садовникова, а песни их живы. Во время первой мировой войны во Франции я не раз слышал горькую солдатскую песенку:
Ночь черна в окопах,Счастье не забрезжит,А в тылу далекомЖизнь идет, как прежде.
Автор этой песни Вайян-Кутюрье.
Кто не слыхал в Париже любовной песенки о поре, когда поспевают вишни:
Когда пора настанет вишенИ дрозд-насмешник засвистит,Уж если ты любви боишься,Скорей от девушек беги…
Но мало кто знает историю этой песни. Ее написал рабочий Жан Батист Клеман, член Парижской коммуны. Одной из последних баррикад была баррикада на Монмартре, у Фоитэн-де-Руа. Там сражался Клеман, а девушка, которую звали Луизой, перевязывала раненых. Она погибла, и ее памяти Клеман посвятил песенку, написанную им еще в 1866 году, о вишнях, о насмешливом дрозде, о любви.
