Жена журавля - Патрик Несс

Табличка эта была подарком — непрошеным и неожиданным. Не успела она отойти от шока в то ненавистное утро — на скамейке, в заброшенном пустом скверике с жиденькими кустиками и традиционной статуей всеми забытого мужчины на всеми забытой лошади, — как тут же разговорилась с Кумико. И как! Они обсудили ненавистных обеим велосипедистов («Самодовольные болваны, — сказала Кумико, нахмурившись, отчего стала еще симпатичнее. — Ведут себя так, словно это мы виноваты, даже если они прутся на красный и сбивают нас с ног!» — «И еще от них воняет, — добавила Аманда. — Они полагают, что раз переоделись в форму, то могут обойтись без душа…» — «А эти их складные железяки! — подхватила Кумико, к вящей радости Аманды. — Они забивают все проходы в электричках и ожидают, что все будут обращаться с ними, как с родными!» — «Да ващще!»); всех этих сборщиков пожертвований с плакатиками в руках, из-за которых глядеть прохожим в глаза на Хай-стрит становится просто опасно («Да они просто выполняют свою работу», — сказала Кумико. «Но они еще совсем юнцы, — отозвалась Аманда. — И скорее всего, какие-нибудь потерявшие работу актеры». — «Ну, слава богу, хоть не приходится видеть их на сцене»); а потом Аманда, набравшись храбрости, даже поведала Кумико, что думает о мемориале «Животные на войне». Характерно, что Кумико о таком и не слышала, и Аманде пришлось объяснить.

— Похоже, кто-то выкидывает на ветер огромные деньги, — сказала Кумико.

Аманда чуть не закричала от радости.

А потом — слишком скоро — обеденный перерыв подошел к концу. Голодной, но, как ни странно, довольной Аманде пора было возвращаться в контору, и тут Кумико сказала:

— У меня для тебя кое-что есть.

— Это можно съесть? — уточнила Аманда, тоскуя по своим «погибшим» кофе и сэндвичу.

Разделить рис и рыбу Кумико она отказалась и уже начинала горько о том сожалеть.

— В принципе, можно и съесть, — улыбнулась Кумико и открыла свой саквояжик. — Но потом, боюсь, придется долго чистить зубы нитью.

И она вручила Аманде табличку.

— Я не могу это принять, — проговорила остолбеневшая Аманда. — Нет, правда, никак не могу.

— Тебе нравится? — застенчиво спросила Кумико.

Искренность, с которой был задан вопрос, тронула Аманду до глубины души. Она всмотрелась в табличку, в эту невероятную красоту, — и вдруг ощутила такой небывалый подъем, словно не разглядывала этот пейзаж, а жила в нем. Конечно же позволить себе принять столь ценный подарок она никакие могла, но ее сердце — о как сильно, как сильно оно хотело его…

— Нравится? — переспросила Аманда шепотом, не в силах отвести от таблички взгляда. — Нравится?

Она смотрела и смотрела. Отвела-таки взгляд, потом взглянула еще раз. Потом еще раз.

— Это похоже на… — прошептала она. — Похоже на…

Она помедлила в нерешительности, пытаясь выбрать между словами «любовь» и «прощение», но вдруг с удивлением поняла, что Кумико уже ушла. Небольшой тканевый мешочек, явно для хранения таблички, остался рядом на скамье.

Так неведомо откуда — может, ветер принес? — она получила позволение оставить подарок у себя.

Как ни странно, встретиться с Кумико снова оказалось весьма непросто.

— Она только что сидела прямо вот здесь, пап! — выпалила Аманда в трубку, позвонив Джорджу, как только поднялась со скамьи (но сперва, разумеется, быстро, но бережно спрятала табличку в мешочек — та уже начала притягивать взгляды людей на соседних скамейках). — Ну, то есть как такое вообще возможно?

— Не знаю, милая, — пробормотал он в самую трубку: похоже, в студии скандалил какой-то особенно недовольный клиент. — Но она тебе понравилась?

— «Понравилась»?? Да я бы на ней женилась!!

Джордж издал долгий вздох облегчения — это было так по-детски, что Аманде захотелось немедленно обнять отца прямо по телефону.

— Что у вас там происходит? Мехмет опять притворился, что не понял заказа?

— Пришлось снизить цену на очередную табличку, — сказал он чуть напряженно. В наступившей тишине Аманда услышала, как в студии оглушительно хлопнула дверь. — Мы должны были закончить одну сегодня, но в последний момент Кумико решила ее не продавать. Ну, клиент и рассвирепел, сама понимаешь.

— И часто она так? — осторожно спросила Аманда, неся мешочек с табличкой перед собой, чтобы не выронить в толпе по дороге в офис. — Ну, решает не продавать?

— Да нет, — ответил Джордж. — В первый раз, если точнее.

— Может, она решила, что в самой табличке что-то не так?

Удивленный вопросом, Джордж некоторое время помолчал.

— Н-не знаю, — сказал он наконец. — Эту я сам не видел. Она просто позвонила и сказала, мол, эта не для продажи, и все. В таких вопросах я стараюсь ей доверять. Она об этом ничего не говорила?

— Нет-нет, — пробормотала Аманда.

Не сводя глаз с мешочка перед собой, она слушала Джорджа, односложно отвечала на его вопросы о Кумико, борясь с непреодолимым нежеланием рассказывать ему о табличке, которую ей подарили.

— Все это очень странно, — наконец сказала она и отключилась.

В следующий раз, решила она. Расскажу, но в следующий раз.

И ошиблась.

Несколько следующих недель Аманде не только не удавалось устроить встречу с Кумико, но и поймать отца, даже для того, чтобы он посидел с Джеем-Пи. Джордж то уезжал на выходные с Кумико в какие-нибудь горы (кто бы мог подумать?), то был занят по уши, вырезая очередные фигурки из книг или закупая для студии новое оборудование. Наконец он назначил дату для вечеринки, на которой собрался представить Кумико всем, включая некоторых покупателей табличек, особенно жаждавших с нею встретиться, и все уже предвкушали это событие, но Аманда жаждала большего, хотя и сама не смогла бы сказать чего.

— Он сказал, что зарабатывает столько, что скоро полностью погасит ипотеку, — поделилась она как-то вечером с матерью, которая восприняла эту новость как личное оскорбление.

— Как такое возможно? Они что и правда настолько хороши?

— Да, — ответила Аманда, глядя на свою табличку. — Да, правда.

— Наверно, я не должна расстраиваться, что Джордж зарабатывает больше моего теперь, когда мы развелись?

— Прошло уже девять лет, ма.

Клэр вздохнула:

— А кажется, гораздо меньше.

— Как там Хэнк?

— О боже. Я вовсе не ревную — и не хотела бы вернуться к нему теперь, когда он разбогател. Он милый, но — слишком уж милый, с какой стороны ни посмотри. А мне нужен мужчина, который умеет держать удар, иначе я превращаюсь в стерву, а кому это нужно? Я просто удивлена, вот и все. Удивлена, но все-таки рада. Конечно рада.

— Ты уверена?

— Дорогая, а тебе самой не хотелось бы, чтобы все получалось как надо? Разве тебе не стало бы легче?

— Хэнк при деньгах.

— Хэнк был при деньгах, когда я его встретила. Я не живу в кредит.

— И ты не ревнуешь.

— Перестань поддразнивать. Ты говоришь, что эта Кумико прелестна, и я тебе верю. Я счастлива за него. За них обоих. Ей с ним повезло.

— А ему — с ней, — твердо сказала Аманда.

И на секунду задумалась, что же хотела этим сказать.

Вернувшись домой, она повесила табличку на стену над телевизором — просто потому что там был крючок, на котором держался старый плакат французского кино, находившийся там с таких незапамятных времен, что она почти перестала его замечать. Сняв плакат, она повесила табличку на его место.

— Что это? — тут же вытаращил глаза Джей-Пи.

Она собралась было ответить, но объяснить это в доступных для него выражениях показалось ей слишком сложно, и потому она просто сказала:

— Искусство.

— Ну ладно, — с уважением протянул Джей-Пи и даже не стал вываливать на нее лавину вопросов, к которым она морально готовилась. Просто посмотрел на табличку долгим задумчивым взглядом, а затем спросил: — А можно, я посмотрю «Вихляшки в джазовом веке»?

Аманда уставилась на него, соображая:

— В каменном веке?

— Я так и сказал!

— Валяй, ты знаешь, как включать.

Пока Джей-Пи ковырялся в пультах, запуская уже загруженных «Вихляшек» по телику, Аманда разглядывала табличку, думая о том, что, возможно, гора и птица на ней — это отец и Кумико. А возможно, и нет. А еще она подумала, что небольшая, в общем-то, табличка кажется в то же самое время странно огромной — больше гостиной, больше всей ее, Аманды, жизни; и чем дольше ее разглядываешь, тем сильнее мир таблички грозит перетечь сюда, в этот мир.

Время шло, а она так и не собралась рассказать об этом подарке ни одному из родителей. И судя по словам Джорджа, ему Кумико тоже ни о чем говорить не стала. Ничего не узнал он и от внука, хотя Аманда вовсе не собиралась просить малыша соврать, как-то само собой вышло, что никто об этой табличке больше не упоминал. Это стало их тайной, которую все негласно согласились хранить.