Музыка горячей воды - Чарльз Буковски

— Ничего не было, Мария.

Мы оделись, и я отвел ее в кафе за углом. Она взяла сосиску с омлетом, пшеничный тост, кофе. Я выпил стакан томатного сока и съел булочку с отрубями.

— Никак не могу привыкнуть. Ты вылитый он.

— Только не сегодня, Мария, прошу вас.

Я смотрел, как Мария сует омлет с сосиской и пшеничным тостом (намазан малиновым джемом сверху) себе в рот, — и тут понял, что сами похороны-то мы и пропустили. Забыли поехать на кладбище поглядеть, как старика кидают в яму. Мне хотелось это видеть. Единственный плюс всей этой бодяги. А мы не влились в траурную процессию — вместо этого поехали в отцовский дом, курили его сигареты и пили его вино.

Мария положила в рот особо крупный кусок ярко-желтого омлета и сказала:

— Наверное, ты меня выеб. Твоя сперма течет мне по ноге.

— А, это просто пот. Сегодня очень жарко. Она полезла рукой под стол и себе под платье.

Вытащила палец. Понюхала.

— Это не пот, это сперма.

Мария доела, и мы вышли. Она мне дала свой адрес, и я ее туда отвез. Остановился у обочины.

— Зайти не хочешь?

— Не сейчас. Надо делами заняться. Наследство. Мария нагнулась и поцеловала меня. Глаза у нее были круглые, ушибленные, черствые.

— Я знаю, что ты гораздо младше, но я бы могла тебя любить, — сказала она. — Точно могла бы.

Дойдя до двери, она обернулась. Мы оба помахали. Я доехал до ближайшей винной лавки, взял полпинты и сегодняшнюю «Программу бегов». Мне предстоял хороший день на скачках. После выходного мне всегда больше везло.

Смерть отца 2

Мать у меня умерла годом раньше. Через неделю после смерти отца я стоял у него дома один. Дом был в Аркадии, и раньше я приближался к нему, разве только проезжая по трассе к Санта-Аните.

Соседи меня не знали. Закончились похороны, я подошел к раковине, налил себе стакан воды, выпил, затем вышел на улицу. Не зная, чем еще заняться, подобрал шланг, включил воду и стал поливать кустарник. Я стоял на газоне, а вокруг отдергивались занавески. Потом из домов стали выходить. Через дорогу перешла женщина.

— Вы Генри? — спросила она. Я сказал ей, что я Генри.

— Мы с вашим отцом были знакомы много лет. Затем подошел ее муж.

— Вашу мать мы тоже знали, — сказал он. Я наклонился и перекрыл кран.

— Не зайдете? — спросил я. Они представились: Том и Нелли Миллер, — и мы зашли в дом.

— Вы похожи на отца.

— Да, мне говорили.

Мы сели и посмотрели друг на друга.

— Ой, — сказала женщина, — у него столько картин. Наверно, очень любил картины.

— Любил, ну да.

— Я обожаю вон ту, с мельницей на закате.

— Можете себе взять.

— Ой, правда?

Позвонили в дверь. Пришли Гибсоны. Сказали, что и они много лет были отцовскими соседями.

— Вы очень похожи на отца, — сказала миссис Гибсон.

— Генри отдал нам картину с мельницей.

— Как это мило. А мне вон та нравится, с синей лошадью.

— Забирайте, миссис Гибсон.

— Ой, вы серьезно?

— Да, берите на здоровье.

Опять позвонили в дверь, и вошла еще одна пара. Дверь я закрывать не стал. Вскоре внутрь просунул голову мужчина.

— Меня зовут Даг Хадсон. Моя жена ушла в парикмахерскую.

— Проходите, мистер Хадсон.

Явились и другие — большей частью парами. Начали бродить по дому.

— Собираетесь продавать?

— Продам, наверное.

— Тут у нас славный район.

— Да, я вижу.

— Ох, как мне нравится вот эта рама — только сама картина так себе.

— Забирайте раму.

— А что мне с картиной делать?

— Выбросьте на мусорку. — Я огляделся. — Если кому-то нравится какая-то картина, забирайте, пожалуйста.

Они так и поступили. Вскоре стены оголились.

— А стулья эти вам нужны?

— Да не особенно.

С улицы заходили прохожие и даже не беспокоились представляться.

— А диван? — очень громко спросил кто-то. — Нужен вам?

— Нет, диван мне не нужен, — сказал я. Забрали диван, потом кухонный стол с табуретками.

— У вас же тут где-то есть тостер, правда, Генри? Забрали и тостер.

— А тарелки вам не понадобятся?

— Нет.

— А приборы?

— Нет.

— А кофейник и блендер?

— Берите.

Одна дама открыла буфет на задней веранде.

— Что вы будете делать с фруктовыми консервами? Все равно ведь сами всего не съедите.

— Ладно, люди, разбирайте. Постарайтесь только, чтобы поровну.

— Ой, мне клубнику!

— Ой, мне фиги!

— Ой, мне конфитюр!

Люди уходили и возвращались, приводили с собой новых.

— Эй, тут в буфете квинта виски! Вы пьете, Генри?

— Виски оставьте.

В доме становилось тесно. В туалете спускали воду. Кто-то уронил в раковину стакан, и тот разбился.

— А пылесос, Генри, вы лучше оставьте себе. Дома уборку делать будете.

— Хорошо, оставлю.

— У него в гараже садовый инвентарь был. Как с инвентарем?

— Нет, его я лучше себе возьму.

— Я тебе пятнадцать долларов дам за инвентарь.

— Ладно.

Он дал мне 15 долларов, а я ему — ключ от гаража. Через некоторое время он уже тарахтел газонокосилкой через дорогу к себе домой.

— Не надо было ему все отдавать, Генри, за каких-то пятнадцать долларов. Техника стоила гораздо больше.

Я не ответил.

— А машина? Ей четыре года.

— Машину я, наверное, оставлю.

— За нее я вам пятьдесят долларов дам.

— Машину я, наверное, оставлю.

Кто-то скатал ковер в гостиной. После чего всем стало уже не так интересно. Вскоре по дому бродило лишь трое-четверо, потом и они ушли. Не взяли только садовый шланг, кровать, холодильник и плиту да рулон туалетной бумаги.

Я вышел на улицу и запер гараж. Мимо ехали двое мальчишек на роликах. Остановились, когда я запирал ворота.

— Видишь мужика?

— Ну.

— У него отец умер.

И поехали дальше. Я подобрал шланг, повернул кран и стал поливать розы.

Гарри Энн Лэндерз[29]

Зазвонил телефон. Звонил писатель — Пол. У Пола была депрессия. Пол был в Нортридже.

— Гарри?

— Ну?

— Мы с Нэнси расстались.

— Ну?

— Слушай, я опять хочу с ней сойтись. Можешь мне помочь? Если только ты сам с ней опять сойтись не хочешь?

Гарри улыбнулся в трубку.

— Я не хочу с ней опять сходиться, Пол.

— Сам не знаю, что пошло не так. Начала она с денег. Как давай орать про деньги. Телефонные счета мне под нос совала. Слушай, ну я же старался. У нас номер был такой. Мы с Барни одевались пингвинами… он одну строчку стишка читает, я другую… четыре микрофона… а фоном джаз…

— Телефонные счета, Пол, иногда очень расстраивают, — сказал Гарри. — Ты б лучше не выходил на связь, когда надираешься. У тебя в Мэне, Бостоне и Нью-Гемпшире слишком много знакомых. А у Нэнси невроз тревожности. Она машину завести не может, чтоб ее не скрутило. Все время пристегивается, ее трясет, на клаксон давит. Чокнутая, как тот шляпник. И в других областях то же самое. Только в «Трифти» на распродажу зайдет, как обижается на мальчишку за кассой, если он жует батончик «Марса».

— Она говорит, что тебя три месяца кормила.

— Хуй мой она кормила. Преимущественно кредитными карточками.

— А ты и правда такой герой? Гарри рассмеялся.

— Я им душу даю. В дюймах не измеряется.

— Я опять хочу с ней сойтись. Скажи, что мне делать?

— Либо пизду соси, как мужчина, либо найди себе работу.

— Но ты же не работаешь.

— Не меряй себя по мне. Это распространенная ошибка.

— Ну а где мне капусты срубить? Я честно старался. Что же мне делать?

— Дыши ровнее.

— Ты не ведаешь милосердия, да?

— В милосердии разбираются только те, кому оно нужно.

— Тебе тоже когда-нибудь понадобится.

— Мне оно сейчас надобится — только не в той форме, в какой тебе.

— Мне капуста нужна, Гарри, как мне заработать?

— Попади в корзину с тридцати футов. Трехочковый бросок. Попадешь — гуляй. Промажешь — парься на киче: ни тебе счетов за свет, ни за телефон, ни за газ, никаких стервозных фемин. Научишься чему-нибудь полезному и станешь зарабатывать четыре цента в час.

— Вот умеешь ты хуйню пороть.

— Ладно, вытаскивай из жопы шоколадку, и я тебе кой-чего скажу.

— Вытащил.

— Я бы решил, что Нэнси тебя бросила из-за кого-то другого. Черного, белого, красного или желтого. Запомни это правило, и всегда будешь на коне: фемина редко уходит от одной жертвы, если рядом не маячит другая.

— Мужик, — сказал Пол, — мне помощь нужна, а не теория.

— Если не овладел теорией, тебе помощь нужна будет всегда…

Гарри взял трубку, набрал номер Нэнси.

— Алло? — ответила она.

— Это Гарри.

— А.

— Мне птичка на хвосте принесла, что тебя в Мексике сняли. Он всего добился?

— А, это…

— Испанский тореадор на пенсии, так?