Венец всевластия - Нина Соротокина

— По нужде, — быстро ответствовал Паоло.

— А? Ну иди…

Взгляд Курицына был задумчив, видно было, что он сразу же забыл про своего воспитанника, но, добираясь ощупью до нужника, Паоло молился с опаской: «Оборони, пресвятая Дева-заступница. Федор Васильевич-то умен. Если он меня заподозрит в чем, жди беды».

Заснул Паоло уже под утро, а когда проснулся, Сидор сообщил, что господин давно отбыл по приказным делам, а ночной гость… так он ничего не знает про ночного гостя, его и след простыл, он и думать о нем забыл, чего и Паоло советует.

Паоло потянулся сладко. Во дворец можно было не торопиться. Да и не нужен он там никому. Главная задача — выбраться наружу, а уж если вышел, то с возвращением можно погодить. Паоло с удовольствием подумал о завтраке, порадовался, что кончилась вьюга. Скоро потянет теплом, засияют на солнце узорные сосульки, а там и до лета рукой подать.

Взгляд его скользнул к поставцу. Миг — и сердце в груди забилось, как барабан. В тайном ящике для бумаг, который Курицын берег как зеницу ока и в который при Паоло никогда не заглядывал, торчал ключ. Забыл! Забыл, взволнованный встречей с Максимом и новгородскими неприятностями.

Паоло оделся. Подошел к рукомою. Потом опять сел на лавку и стал смотреть на ключ. Если дьяк вернется и застанет его рядом с открытым ларцом… выгонит из дома к чертовой матери. И не пожалеет никогда. Курицын такой человек, что иногда кажется — из воска слеплен, а иной раз — тверд, как столб гранитный.

Он вскочил на ноги резво, бросился к ларцу, словно тот был живым и его следовало поймать, как дикого зверька. Быстрота в движениях объяснялась только одним — не передумать бы! Трясущимися руками он повернул ключ, откинул крышку… И в самой верхней бумаге, а их там было — ворох, он нашел ответ на мучивший его вопрос.

Это было письмо, но писано оно было не к Курицыну, а сов сем к другому лицу. Похоже было, что кто-то снял копию и переслал ее дьяку. От кого же такое грозное послание… Паоло перевернул лист. Понятно, от архиепископа новгородского Геннадия. «Стала беда с тех пор, как приехал Курицын из Венгрии и еретики из Новгорода перебежали в Москву. Курицын у еретиков главный заступник, а о государевой чести попечения не имеет. Теперь же беда стала земская и нечесть государская большая. Церкви старые, извечные вынесены из города (по случаю строения новых стен), да и монастыри старые извечные с места переставлены. Но этого мало: кости мертвых вынесены в Дрогомилово, да на тех местах сад развели. Если же государь наш, князь великий, еретиков не обыщет и не казнит, то как ему со своей земли позор снести?»

Вот кто, значит, есть дьяк Курицын! Он у еретиков «главный заступник». Но это еще вопрос, кому верить… Паоло аккуратно положил свиток на место, потом осторожно, так кошка лапкой пробует воду, поднял за краешек обложной лист книги, заглянул. «Сказание о Дракуле Воеводе». Кто такой Дракула, почему не знаю? И ведь не спросишь! Ладно, это потом.

Что там еще, под неведомым Дракулой? «Лаодикийское послание» — было написано на титульном листе. Стихи какие-то… таблица. Паоло готов был руку дать на отсечение, что своей волей Курицын никогда, ни при каких обстоятельствах не покажет ему эти тайные бумагу. А может, сия Лаодикийская таблица приспособлена для составления гороскопов?

Паоло задыхался от напряжения, лоб взмок. Он быстро запер ларец. Попробуй у него кто-либо силой отнять ключ, так, пожалуй, и не разомкнет руку-то. Ее как судорогой свело. Ему нужна глина. Хороший, влажный кусок мягкой глины, чтобы сделать оттиск. А там уж он найдет, где заказать ключ. Будет ключ, можно сделать копию. Но где найти глину зимой? Разве что в подвале под палатами…

15

В мае Елена Волошанка получила из Литвы письмо от Лёнушки. Письмо было передано шляхтичем тайно, что само по себе подразумевало — родителей в известность не ставить. Оленушка была человеком скромным, набожным, не по букве, а истинно, поэтому старалась придать письму строгий и благочестивый тон, но меж строк плескался восторг: как это сподобило судьбу подарить ей такое богатство, такую радость и счастье? Из письма следовало, что Александр, супруг ее, и пригож, и ласков, и умен, и обходителен, словом, Елена поняла, что Оленушка влюбилась без памяти в своего мужа, и искренне порадовалась за названую сестру.

Всем этим Елена поделилась с верным другом покойного мужа, а стало быть, и ее — дьяком Курицыным, поделилась как бы между прочим, и тем удивительнее была реакция Федора Васильевича. Тот вдруг озаботился сильно, а потом сказал и вовсе несуразную фразу:

— Хорош улов, да не ко времени.

И как это понимать?

Дьяк шел к Елене с совершенно особым и чрезвычайно важным сообщением, а теперь все медлил, не зная, как приступить к важному разговору. Они сидели на скамье под яблонями в саду, с горки отлично было видно, как блестит за стенами Кремля Москва-река. Иные яблони уже распустились, другие только набирали сок в бутонах. Пчелы гудели… Жара была почти летняя, и Федор Васильевич расстегнул верхние пуговицы своей богатой опашени.

Заметь эту пару сейчас кто-то из злопыхателей, и он не посмел бы сказать дурного слова. Все знали, что любовь к покойному Ивану Молодому Курицын перенес на сына его — Дмитрия. Дьяк давно привык к мысли, что отрок со временем будет великим князем на Руси, а потому принимал самое горячее участие в его воспитании, искал и учителей достойных и лекарей знающих.

Курицын так давно был вдов, и при этом столь нарочито равнодушен к женщинам, что в глазах людей утратил не только пол, но и возраст. Он был правой рукой царя, главным советником его в делах внешних (со внутренними делами Иван Васильевич справлялся сам и редко спрашивал совета).

Коли дьяк на таком посту, ему не до утех женских. Да и стар уже. Иные считали его ровесником царю, другие говорили — что вы, он старше государя! Федор Васильевич не спорил и не торопился сообщить истину. Жизнь подносила ему так много сюрпризов и неожиданностей, что возраст он набирал, как бы пренебрегая прожитыми годами и календарным временем. Один турецкий плен чего стоит! Десять с лишком лет назад был он направлен послом в Венгрию, прожил там четыре года, а по дороге домой был захвачен турками. Житье в Туретчине было долгим. Хорошо еще, что не продали его в рабство. Хороший переводчик на рынке много стоит. А Курицын знал венгерский, польский, молдавский, греческий, латынь. Из плена вызволил его государь. Дьяк вернулся в Москву с седыми висками. А теперь что считать? Все его года, все сорок восемь лет, ему принадлежат.

Но подсматривать за героями нашими было некому. Сад Елены Волошанки, равно как и двор ее, находятся за высоким забором. Отдельное жилье было даровано еще Ивану Молодому, а по смерти супруга было сохранено за его вдовой. Последний пожар сильно потрепал постройку, но не скажешь, как про царский двор, мол, выгорел дотла. Обновили, подчинили, заменили сгоревшие бревна новыми — можно дальше жить.