Никита Хрущев - Сергей Хрущев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале этого года, когда стало известно, что Брежнев в скором времени полностью сосредоточится на работе в Секретариате ЦК, Игнатов начал активно обзванивать всех, выясняя, кого планируют на освободившееся место, какие у него шансы. В это время Хрущев находился на Украине, Брежневу Николай Григорьевич звонить не хотел, но постоянно переговаривался с Подгорным. Тот его обнадежил, передав свой разговор с Хрущевым в Крыму. Они тогда затронули вопрос о Председателе Президиума - видимо, у Хрущева к тому времени не сложилось определенного мнения о возможной кандидатуре. На вопрос Подгорного, кто же планируется на этот пост, Хрущев ничего не ответил.
Тогда, как сообщил Подгорный Игнатову, он решил спросить впрямую:
- Может быть, подошел бы Игнатов?
Хрущев ответил неопределенно:
- Посмотрим, посоветуемся.
Основываясь на этом случайном разговоре, Николай Викторович уверял Игнатова, что он убедил Хрущева, и определенно обещал:
- Никита Сергеевич согласился со мной и думает решить вопрос о твоем назначении.
У Игнатова вырвалось непроизвольно:
- Ну а если правда?..
Он и верил и не верил, что давняя мечта может сбыться. И поэтому допытывался у Подгорного, что же еще сказал Хрущев, насколько все это точно?
Подгорный, естественно, ничего добавить не мог, разговор был мимолетным, и больше в поездке к нему не возвращались. Оставил он Игнатова окрыленным надеждой, и тем сильнее было разочарование. Председателем Президиума стали вы, Анастас Иванович. Узнав об этом, Николай Григорьевич целый вечер почем зря честил и вас, и Никиту Сергеевича. В этом году, возвращаясь домой, Николай Григорьевич часто сообщал как бы невзначай: "Долго мы сегодня у Николая засиделись" (имелся в виду Н.В.Подгорный), - и замолкал многозначительно. Иногда бросал: "Был сегодня у Брежнева. Полезно поговорили. Он меня уверял, что все будет хорошо".
Надо сказать, что после того как Подгорного резко критиковали на Президиуме ЦК, Игнатов очень близко с ним сошелся, хотя раньше отношения между ними были прохладными. Взять хотя бы поездку на празднование 150-летия вхождения Азербайджана в состав России. Игнатов очень хотел поехать в Баку руководителем делегации Москвы. Вроде все шло к тому, но в последний момент делегацию возглавил Подгорный. Опять разговорам не было конца. "И чего его черт туда несет!.. Опять мы будем на вторых ролях...", - причитал Игнатов. В Баку ему все не нравилось, особенно доклад Ахундова на торжественном заседании. В нем часто цитировался Хрущев. Игнатов возмущался: "Зачем это Ахундову надо? Зачем как попка за ним повторяет? Совсем ситуации не понимает..."
В Баку нас поселили в одном особняке с Подгорным, но Игнатов с ним почти не общался. Поздороваются только и разойдутся в разные стороны. Подгорный готовился к выступлению, а Игнатову делать было нечего, и, чтобы убить время, он целыми днями гулял вокруг особняка. Ему нужен был слушатель, и я неизменно его сопровождал. На какую бы тему ни начинался разговор, постепенно он стягивался к Подгорному. Казалось, о другом Игнатов не может думать. Чего-то он опасался, часто повторял в раздумье:
- Опасный это человек. Ох, опасный... А что о нем ребята его говорят, охрана?
Я тогда, помню, уклонился от прямого ответа:
- Мы, Николай Григорьевич, об этом не разговариваем. Между собой такие темы не затрагиваем.
- Ладно. Может, оно и правильно. Но человек он опасный. Очень опасный.
Разговор на том и прекратился.
В Баку Николай Григорьевич держался особняком - видно, чувствовал себя обиженным. Он только встретился с Заробяном, просидели часа два, но о чем говорили, я не знаю.
Галюков замолчал, видимо, собираясь с мыслями:
- Еще вспоминаются разрозненные эпизоды. Не могу сказать конкретнее, но Игнатов часто упоминал о недовольстве военных. "И им Хрущ, - говорит, - надоел со своими сокращениями - поперек горла. Они только и ждут, чтоб его..."
Игнатов тогда не договорил, а только со смаком подковырнул большим пальцем.
Анастас Иванович заинтересовался:
- А как вы думаете, кого он имел в виду?
Галюков замялся.
- Не знаю. Он фамилий не называл. Вот с маршалом Коневым они часто встречались. Вместе были в Чехословакии на похоронах Антонина Запотоцкого и там сблизились. После ухода Конева в отставку отношения у них остались теплыми. Они перезванивались, поздравляли друг друга с праздниками, но настоящей близости, дружбы не было. Других я не знаю... Был еще такой эпизод. Перед поездкой в Болгарию Брежнев позвонил Игнатову - по какому вопросу, я уже запамятовал, но одна фраза засела у меня в голове. Уже прощаясь, Игнатов предупредил: "Леня, имей в виду, я был там в 1960 году, мы с Живковым долго говорили наедине. Настроен он критически, даже сказал мне: "Странно ведет себя ваш..." - но продолжать не стал".
Еще один факт.
Когда приезжал к нам Президент Индии Радхакришнан, Николаю Григорьевичу позвонил Высотин из Отдела международных связей Президиума Верховного Совета СССР и предупредил, что во время поездки по стране он будет сопровождать высокого гостя. Игнатов любил такие поездки, они были для него добрым знаком о нем помнят, без него обойтись не могут. Однако на сей раз вышла осечка следом за Высотиным, вечером, домой Игнатову позвонил Георгадзе. Извинившись, он сказал, что говорит по поручению Микояна:
- Мы планировали вас в поездку с Радхакришнаном. Сегодня обсуждался маршрут, и Анастас Иванович предложил посетить Армению. Если вы не возражаете, то Анастас Иванович хотел бы сам поехать туда с гостями из Индии. Скоро приезжает с визитом афганский король - вот вы с ним и поедете.
Игнатов возражать не стал, но очень расстроился.
На следующий день утром я зашел к нему. Все сидели за столом, завтракали. Тут же, на столе, лежала кипа утренних газет, видно, их только что просматривали. Сын Игнатова Лев, продолжая прерванный моим приходом разговор, недовольно заметил:
- А в газетах-то не написано, что Микоян сопровождает делегацию... Просто не хотели, чтоб ты поехал. Понимаешь, это вопрос политики.
Игнатов насупился над тарелкой и кивнул головой:
- Да, все непросто. Они хотят меня в тени держать.
Галюков заерзал на стуле и вопросительно посмотрел на Анастаса Ивановича:
- Вы просили рассказывать обо всем, даже о мелочах. Может, это и мелочь, но, мне кажется, она хорошо характеризует общее настроение Игнатова.
Микоян кивнул:
- Рассказывайте все.
Василий Иванович продолжал:
- Или вот такой факт. Игнатов ежедневно пересчитывает, сколько раз в газетах упоминается Хрущев. Если есть фотография, то пристально ее рассматривает. Поглядит-поглядит, да и хмыкнет удовлетворенно: "Что ни говорите, а физиономия его с каждым днем выглядит все хуже и хуже".
В последнее время Игнатов выглядел очень нервным, часто срывался на крик, особенно его беспокоило, почему Никита Сергеевич не уезжает в отпуск. Даже выругался недавно: "И что он, черт, отдыхать не едет?" Мне кажется, этот повышенный интерес к отпуску Хрущева как-то связан со всем происходящим, добавил Галюков.
- Вы излагайте факты, а выводы мы сделаем сами, - повторил Анастас Иванович.
- Надо сказать, - снова продолжил Галюков, - что Игнатов нелестно отзывается и о других членах Президиума ЦК. Вот, например, Полянского он иначе как "прощелыга" не называет. Воронов для него - человек ограниченный. Косыгину дал кличку "Керенский", часто повторяет, что дела тот не знает, за что ни возьмется - все провалит. Подобным образом он отзывается и о многих других.
Заметив, что Анастас Иванович не проявляет интереса, Галюков переменил тему:
- В последние дни отношение ко мне Игнатова переменилось. Я думаю, что факт моего разговора с Сергеем Никитичем стал ему известен. Очевидно, за нами следили и предупредили Игнатова. Николай Григорьевич стал очень настороженным, никаких откровенных разговоров со мной не ведет и вообще старается держать меня подальше. Конкретные факты привести трудно, но я чувствую, что он мне больше не доверяет.
На днях Николай Григорьевич, собираясь на торжественное заседание по случаю столетия Первого Интернационала, позвонил мне. Это было в четыре часа. Меня на месте не было. Вернулся я домой в семь вечера и, узнав, что Игнатов меня искал, сразу позвонил ему на работу. Он взял трубку. С преувеличенным вниманием Игнатов стал меня расспрашивать, как идут дела, что нового.
Я ответил, что все нормально.
- Я только что приехал с торжественного заседания. Там выступал Никита Сергеевич, говорил он просто замечательно, - заливался Игнатов.
Эти слова резанули мой слух. Такого я давно не слыхал. Последнее время он вообще иначе как "Хрущ" его не называл, а тут - "Никита Сергеевич... говорил замечательно...". Очень мне такой оборот не понравился. 30 сентября я позвонил Игнатову опять. На душе было неспокойно. Николай Григорьевич сам взял трубку.
