Дарю вечную молодость / Ее последняя роль/ - Александра Кравченко

Отправляясь на летние гастроли по сибирским городам, Жорж и подумать не мог, что в разлуке сможет изменить своей прелестной юной любовнице. Она была единственной женщиной, к которой его тянуло, и он, прощаясь, уже заранее мечтал о встрече.

И все-таки это случилось. Закрыв глаза и прислонившись спиной к рекламному столбу, Жорж вспомнил тот роковой вечер в Омске. Если бы он тогда не остался на банкет, если бы плюнул на все просьбы «поддержать компанию»! Впрочем, этих «если бы» может быть очень много, а судьба складывается всегда только одна, ее не переиграешь в разных вариантах, как на сцене. И, потом, кто знает, не подстерегал ли его злой рок и на других путях? Ведь не случайностью было его подозрительно быстрое опьянение, а потом тяжелый и грубый блуд с профессионалкой где-то в незнакомой отдельной комнате. Очнувшись, Жорж не чувствовал ничего, кроме стыда — мерзкого, липкого, к которому примешивался страх, что его ночное приключение станет всем известно, слухи дойдут до Юли, а она… Даже если она простит, все равно эта грязная ночь будет стоять между ними.

Но, как оказалось, самое страшное поджидало Жоржа впереди. Вернувшись в свой гостиничный номер, он лег спать, чтобы хоть ненадолго забыться. Мозг его все еще был одурманен, а потому, наверное, не пришла в голову мысль о странном бескорыстии девицы, даже не прикоснувшейся к его бумажнику. Вскоре Жорж был разбужен телефонным звонком. С досадой он узнал голос своей ночной бабочки. Тихо и торопливо она сообщила ему примерно следующее: «Прости, ты, кажется, хороший мужик, но мне тебя заказали, ничего не поделаешь. А я за деньги на все согласна, у меня ребенок маленький и мамаша нездоровая, им же надо как-то жить, когда я умру. И, потом, местный наш хозяин мне приказал, так что я бы все равно не отвертелась. В общем, я тебя СПИДом заразила. Ты уж сразу начинай лечиться, когда вернешься в Москву. Авось как-нибудь…»

Не дожидаясь ответа, девица повесила трубку. А Жорж сидел на кровати, охваченный ужасом, готовый завыть, как раненый зверь. У него даже не мелькнула спасительная мысль о том, что это может быть чьей-то шуткой, жестоким розыгрышем. Он с самого начала был обреченно уверен, что это правда. Сомнение было только в одном: кто помог Эльвире все подстроить? Каким образом она, не будучи сама на гастролях в Сибири, сумела все так ловко организовать? А в том, что это дело рук Эльвиры, Жорж не сомневался. Да, она затаила злобу еще с того памятного Старого Нового года, когда Жорж выкрикнул ей: «Ты, Эльвира, гляди сама СПИД не подхвати, ведь на тебе уже негде пробу ставить». Кто же еще мог быть заинтересован так низвести Жоржа Фалина?

Но, когда по приезде в Москву он, дрожа от ярости, накинулся на Эльвиру в ее гримуборной, она все отрицала. Впрочем, Жорж не мог говорить с ней полностью откровенно, потому что маленький процент сомнения у него оставался: а вдруг это все же не Эльвира? Если она ничего не знает, то нельзя давать ей в руки такие сведения. И свои обвинения Жорж сводил к тому, что Эльвира поручила неким сообщникам подбросить ему в питье наркотик, а затем подослать проститутку, чтобы поссорить его с Юлей и просто скомпрометировать. Однако то ли Эльвира была слишком хорошей актрисой, то ли она действительно ничего не знала, но только слова Жоржа повергли ее в неподдельное изумление. Разобравшись, в чем он ее обвиняет, она вначале растерялась, а потом стала истерически хохотать, приговаривая:

— Значит, я кого-то наняла, чтобы подсыпать тебе наркотик, а потом уложить в койку с проституткой? И все для того, чтобы испортить твою драгоценную репутацию? Ну и ну! Так ты всерьез думаешь, что я буду тратить на тебя столько денег и усилий? Да, милый, ты от скромности не умрешь.

После сцены в гримуборной Жорж перестал что-либо понимать. Если это не Эльвира, то кто же тогда? В театре у него не было заядлых конкурентов, по жизни тоже вроде бы не имелось врагов. Или, может, какой-нибудь тайный вздыхатель Юли? Но, если бы у нее был поклонник с большими возможностями, это уж как-то проявилось бы и раньше. Нет, бедная девочка так переживала из-за непонятного ей разрыва с Жоржем. Не может быть, чтоб у нее имелся другой мужчина, да еще с такими злодейскими наклонностями.

Но тогда кто? Кому это надо, кому выгодно?.. На днях Жорж получил окончательное подтверждение рокового диагноза в медицинском центре, где анонимно проходил обследование. Теперь он раздумывал, ставил себя перед выбором: как жить дальше? Лечиться, обнародовав свою болезнь, или уехать куда-нибудь в глубинку, в медвежий угол, и там тихо сгинуть под чужим именем, предоставив столичным сплетникам решать задачку «Что сталось с Жоржем Фалиным?

И все-таки, прежде чем махнуть на себя рукой, не следует ли разобраться, кто виноват? Размышляя над этим мучительным вопросом, Жорж все время приходил к одному и тому же выводу: его погубил тот, кто как-то связан с гибелью Марины. Жорж, который на всех углах кричал о том,

что не верит в ее самоубийство, что у Марины не было оснований уходить из жизни и что вообще суицидальный синдром был чужд ее натуре, — такой Жорж кому-то мешал. Но его убийство могло бы наделать много шума и привлечь к высказываниям Жоржа уважительный интерес. А вот опустившийся пьяница и развратник-спидоносец ни в ком не вызовет сочувствия, и никто не воспримет его слова всерьез. Да еще и дополнительно будет брошена тень на Марину: вот, дескать, с каким барахлом она якшалась.

Жорж застонал, стараясь отогнать невыносимые догадки. Только сейчас ему пришло в голову, что, обнародовав свою болезнь, он лишний раз опорочит память Марины.

Понурив голову, Жорж медленно побрел прочь от театра, и сам не заметил, как оказался на улице, где жила Лиля Чубарова.

Марина и Лиля дружили еще со старших классов. Пожалуй, в жизни Марины Лиля была единственной настоящей подругой. Все остальные появлялись и как-то незаметно исчезали, переходя в разряд неблизких приятельниц или просто знакомых. И потом часто именно с их подачи за спиной Марины острыми шипами вырастали слухи и сплетни.

А Лиля не была завистлива по самой своей природе. Она не обладала красотой Марины, но не комплексовала по поводу внешности, была живой и открытой, и многие считали ее интересным человеком и обаятельной женщиной. Она, как и Марина, с детства мечтала о кино и театре, но у нее не было актерского таланта, и Лиля приняла эту реальность, не маялась злобой и завистью, а решила стать искусствоведом, чтобы в таком доступном ей качестве приблизиться к любимому делу. В Лиле было что-то теплое, располагающее, она вызывала доверие даже у малознакомых людей, И сейчас, в тяжкую минуту, Фалин невольно потянулся к ней, хотя не был у нее в гостях уже давно, со времени развода с Мариной.

Жорж боялся, что окажется неприятным гостем, но, когда Лиля открыла ему дверь, на ее лице не отразилось даже тени досады или недовольства. Да и удивления она почти не выразила. Сразу догадавшись, что ему плохо, ни о чем не стала спрашивать, а перво-наперво усадила за стол, угостила чаем с ватрушками.

Простое, но приятное лицо Лили в обрамлении коротких каштановых волос, крепенькая фигура в домашнем халате, внимательный взгляд зеленовато-карих глаз — все это действовало на Жоржа успокаивающе, как свет домашнего очага после холодной, темной улицы. Он хотел бы полностью излить свою душу этой милой, уютной женщине, но не мог. Груз, который упал ему на плечи, нельзя было разделить ни с кем. Из груди Жоржа непроизвольно вырвался глубокий вздох, и Лиля, помолчав, спросила:

— Что, тяжко тебе, Гоша?

— Не то слово, — ответил он, на секунду прикрыв глаза. — С тех пор, как Марины не стало, давит меня что-то изнутри. Я все думаю, что, если бы тогда был с ней рядом, то она бы не умерла.

— Это ты зря, — спокойно возразила Лиля. — Твоей вины тут никакой. Ну, а то, что казнишься, — понятно, ты ведь Марину очень любил. Я-то в курсе ваших дел. Знаю, как Эльвирка вас развела, как потом она вместе с Цегельником выжила Марину из театра.

— Да не в Эльвирке дело! — Жорж с досадой махнул рукой. — Если бы Марина хоть немного любила меня, ничего бы ни у какой Эльвиры не вышло. Вся беда в том, что не нужен я был Марине, тяготилась она мной… — Жорж вскинул на собеседницу вопрошающий и какой-то воспаленный взгляд. — Вот ты, Лиля, ты была ее единственной подругой. Скажи, она вообще любила кого-нибудь в жизни? Или вся ее страсть уходила на фильмы, на пьесы? Неужели даже в юности не случалось такого, чтоб она теряла голову? Ведь за Голснищева она вышла в двадцать один год, не мог же это быть брак только по расчету?

— Знаешь, вообще-то Марина была очень скрытной, — сказала Лиля, задумчиво глядя куда-то в сторону. — Она казалась общительной, легкой, могла рассказывать разные истории о своих поклонниках, при этом смеяться, делать какие-то намеки. Но это была артистическая откровенность. По-настоящему в свою душу она никого не пускала. Ни Евгению Константиновну, ни меня. Ты вот спросил о Голенищеве. А я, честно говоря, и сама не знаю, что у них с Виктором были за отношения. Иногда мне казалось, будто там не семейная жизнь, а какое-то перетягивание каната. Каждый тащил в свою сторону и был уверен, что только на его стороне правда. Знаю, что однажды дело у них дошло до драки. После этого Марина и подала на развод. А он потом женился на Кире Шубниковой и строил из себя образцового патриарха, главу семьи. Но, мне кажется, никого, кроме Марины, он по-настоящему не любил.