Опасные манипуляции 2 - Роман Феликсович Путилов

знаю, что будет ждать меня в по дороге домой или дома по возвращению. Сессию я сдавала без проблем, половину зачетов получила автоматом. Последний экзамен сессии — «Экономическая статистика» неожиданностей не сулил.

В аудиторию начинали запускать в четырнадцать часов, я как всегда пошла первой, но моей фамилии в экзаменационной ведомости не обнаружилось. Преподаватель, скучный как сама статистика, доцент Климович предложил мне немного подождать, пока в деканате разберутся с этим вопросом. Деканат разбирался четыре часа, потом оттуда принесли дополнительную ведомость с моей фамилией. В результате заветную оценку я получила около восьми часов вечера.

Выйдя из главного корпуса, я остановилась в раздумьях на ступенях. Мела поземка, неприятные воспоминания событий недавнего вечера подсказали мне, что идти лучше на метро. Я сделала шаг, поняла, что уперлась в серый пуховик какого-то мужчины, заступившего мне дорогу.

— Привет Люда. Узнала?

— Нет.

Я подняла глаза. Плотный мужик лет тридцати. Темные волосы, глаза цвета черного кофе. Обычное лицо. Черная вязанная шапочка на голове. Вроде бы где-то видела, и голос знаком.

— Не узнаю.

— Жаль, думал, что принцессы дольше помнят своих спасителей.

— Николай?

— Точно.

— Ты как меня нашел?

— Забыла, где я работаю?

— Ментов не люблю.

— Уже поздно и темно, если позволишь проводить тебя до дома, возможно, я смогу изменить твоё мнение хотя бы о себе.

Николай подал мне руку и довольно замурлыкал:

— Усики блатные, ручка крендельком, галифе штабные, серые на ем.

— Николай, шансон не люблю, и поешь ты довольно фальшиво.

— Прости, слух есть, но вот голосом не владею и без ста грамм пою без души.

— Ты еще и пьёшь…

— Работа такая.

Обмениваясь мало значимыми фразами, дошли до метро, затем доехали до нужной станции. Проходя мимо здания Дорожного РОВД Николай ткнул рукой в одно из темных, зарешетчатых окошек, сказал, что это его кабинет. Затем он попытался развлечь меня, погружая в новейшую криминальную историю района, рассказывая о забавных, с его точки зрения, и необычных преступлениях, совершенных в домах, мимо которых мы проходили. Причем были пропущены только здание детского сада и учебного комбината, где я, будучи школьницей, осваивала профессию машинистки.

Проводив меня до квартиры, Николай галантно раскланялся и убыл. Руки не распускал, губы не тянул, телефон не попросил, стало даже немножко обидно. Руку подавал, двери открывал, в метро кинул за меня заранее приготовленный жетон, хотя сам прошел по красному удостоверению. Это плюсы. Но все же, вариант не мой. Вроде не дурак, язык подвешен, но люди его профессии олицетворяли для меня силу темноватую, недобрую, тесно переплетенную с грязью и злом, насилием. Нет, иногда их можно использовать, если правильно мотивировать. Мои отношения с опером Сидоровым тому пример. Но видеть вот это рядом ежедневно? Удовольствие из разряда сомнительных. Нет, как-то другим я вижу мужчину подле себя, буду надеяться, что больше преследовать меня он не будет и, веского повода, встречаться с ним у меня не появится.

Повод появился буквально через день.

На пейджер пришло сообщение от неизвестного абонента: «Верни нож».

На следующий день еще три, аналогичного содержания.

Еще через день, вернувшись из театра, куда ходила с подружкой, застала маму какой-то рассеянной. На мои вопросы, что случилось, мама отвечала, что ничего не случилось, все в порядке, чужой никто не заходил. Но какая-то заторможенность в ее словах и движениях заставила меня встревожиться.

Я прошла по квартире, внимательно осматривая каждый уголок, и вдруг боковым зрением уловила темное пятнышко на моей кровати. Подняв диванную подушку, я увидела небольшой лоскуток, завязанный узлом, от него явно тянуло чернотой. Я взяла старую варежку, через нее подняла лоскут, сложив варежку и лоскут в пакет. Пришлось одеваться, идти на улицу, сжигать пакет за помойкой. Я стояла, нюхала запах паленой шерсти от горящей варежки, смотрела в морозное черное небо с искорками звезд. Мне надо было дождаться, что бы сгорела та дрянь, которую кто-то засунул в мою кровать. Внезапно огонек взметнулся вверх ярким зеленым языком. Надо понимать сгорело содержимое лоскута. Вернувшись домой, я села за стол напротив мамы, взяла ее за руки, вгляделась в глаза, и спросив:

— Мамочка, вспомни, к нам кто-то заходил? — попыталась надавить на ее эмоции. Мама на мгновение застыла, затем на ее лице отразилось крайнее изумление.

— Как я могла забыть, голова дырявая, Стеллочка заходила.

— Вот видишь, как хорошо! Что делали?

— Чай попили, поговорили.

— Что-то нового у нее случилось?

— Нет, все хорошо, учится, обещала заходить, жалела, что тебя не застала, сказала, что хочет помирится.

— Ну и хорошо, я с ней обязательно помирюсь.

Вечер прошел внешне спокойно. Мама, вспомнив о визите младшей дочери, была в хорошем настроении. А я в очередной раз умело скрывала тот ледяной холод, сковавший меня изнутри. Не знаю, что за гадость подложила мне сестрица в своем гостинчике, но вопрос надо было решать срочно.

Утром следующего дня, преодолев сопротивление внутреннего голоса, оравшего что этого делать не надо, я вошла в помещение Дорожного РОВД, проскользнула мимо дежурного, смешавшись с толпой сотрудников, спешащих на службу. Прошла до конца коридора, ткнулась в дверь предпоследнего кабинета с правой стороны. Дверь не поддалась. Со вздохом и брезгливым выражением на мордашке, мне пришлось сесть на краешек продавленного стула, стоящего напротив кабинета. Минут через пятнадцать в коридоре показалась знакомая фигура, Николай шел, уткнувшись глазами в кипу бумажек официального вида. Дойдя до кабинета, не отрывая взгляда от бумаг, Николай сунул ключ в замочную скважину, рассеянно буркнул в мою сторону:

— С заявлением? В четвертый кабинет, мое дежурство закончилось.

— Без заявления, но к вам.

Николай вскинул на меня глаза, недоумение во взгляде сменилось радостным узнаванием, затем тревогой.

— Люда? Заходи. Что-то произошло?

Я зашла в кабинет. Да, небогато. Обычный кабинет мелкого начальника на производстве. Два стола, два сейфа, стулья новые, длинная скамья полированного дерева вдоль стены.

— Проходи, садись на этот стул, что-то случилось?

— Ничего страшного, если есть пять минут, расскажу.

— Время есть, я после суток до завтрашнего утра совершенно свободен. Чай,