Ставок больше нет - Глеб Соколов

– Вы хотите разделить судьбу Кеннеди? – Чуприков, начальник президентской охраны, не мигая смотрел в глаза руководителю государства.

«Шефа» передернуло. То ли его раздражало поведение высокопоставленного офицера, то ли озноб был вызван страхом.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? – спросил он.

– Немедленно покиньте Кремль. Пока не улягутся известные события… Мы не имеем права рисковать. Неясно, с какой стороны будет нанесен удар…

– И будет ли он нанесен вообще! – презрительная ухмылка исказила обычно спокойное лицо президента.

На этот раз передернуло Чуприкова.

– Вы хотите умереть? – наклонившись к президенту и глядя ему в глаза твердо спросил он. Так начальник охраны не позволял себе разговаривать с шефом ни разу. – Выстрел с этажа обычного здания на далласской улице. Но в окне, рядом с убийцей на несколько мгновений появлялся другой человек. Он был черным…

Твердость главы государства была поколеблена… Президент отшатнулся.

– Что вы говорите? Я не понимаю…

– Я описываю вам подробности одного из самых загадочных убийств двадцатого века. Смерть президента Кеннеди!.. Оно так и не было раскрыто. Тайна осталась тайной. Вы знаете: у нас появились основания проводить параллели между далласской стрельбой и смертью Брежнева, Андропова и Черненко… Какой смысл торчать сейчас в Кремле, подставляя себя под удар?!.. Если мы потеряем вас, Россия погибнет. В критический момент надо сохранить по крайней мере голову…

– Что?! Почему… – президент резко повернулся к вошедшему в кабинет человеку.

– Извините… – испуганно пробормотал тот. Это был Фурсенко – министр промышленности, науки и технологий, в чьем подчинении была космическая программа России. – Мне сказали: вам доложили, могу войти… Я не знал, что вы не один…

– Говорите! В чем дело?! – нервно спросил президент.

– Космическая станция…

– Что?!..

Фурсенко посмотрел сначала на главу государства, потом – встретился взглядом с Чуприковым.

– Мы не можем понять, живы ли те, кто находится сейчас там, в космосе… – собравшись с духом объявил министр.

Черное дисперсное вещество быстро распространялось по окружающему пространству. Оно проникало в самые дальние лакуны и пазухи – полости еще недавно здорового и сильного человеческого тела.

Студенистая масса в одном из таких мешочков, образованных соединительной тканью, поначалу без всякого волнения впитывала в себя эти темные капельки. Но вдруг что-то произошло: студень задергался, забился в отчаянной судороге, выплевывая из себя незваных пришельцев, словно неожиданно разгадав их суть.

Капелькам пришлось отступить.

Но через некоторое время они пришли снова. Их было много, они омыли студенистую массу черной волной, проникли в нее так глубоко, что она уже не смогла их выплюнуть. И это было доказательством: смерть – прежде всего математика. Гибель государства и общества – описываются математической формулой, которую можно проверить лишь в самые переломные моменты.

– Нет, я боюсь: сколько раз сам использовал тебя для таких дел. Колоду не дам подержать, не то что шафл. Посмотришь на запечатанную…

– Знаю твои запечатанные!.. Корчишь честного?.. Вторая карта – любимый метод?.. Сам хвастался! – другой голос негодовал.

При шулерском методе «вторая карта» из колоды сдается все время карта, лежащая под первой, специально подобранной. Та в итоге оказывается у шулера.

– Небось, наколол карты, – продолжал другой голос. – Заклеил в пленку.

«Старый способ» – подумал Гаспарян. На рубашке карты гвоздем делается метка. Чуткие пальцы шулера определят по ней масть и достоинство.

– Ладно… Блэкджек – не то. Слушай, есть интересная идея. Я предлагаю Техасский Холдем…

– Невозможно! Ты что задумал?

Мацыгина среди говоривших не было.

– Будем играть на очки. Представь, у каждого по двести штук баков. Тот, кто первый спустит сумму – проигравший. Победитель получает приз. Колоды сможешь внимательно осмотреть… Будут в фабричной упаковке. Съездим, куда укажешь. Я же не смогу зарядить колоды по всей Москве!

Внутри древней колокольни пахло сыростью… Антон перестал держаться за шершавую стену, сделал еще шаг внутрь. Обернулся. Площадь казалась вымершей.

До того момента, когда Куранты отметят боем начало следующих суток, оставалось совсем мало времени.

Интересно, в какой части колокольни все произойдет?

Свет, проникавший от входа, через несколько метров полностью гас во мраке. Задумка Анатолия Геннадиевича – отрубить освещение на лестнице – казалась напрасной.

– Чтобы не спугнуть! – пояснил агент.

В руках у Антона – маленький электрический фонарик. Выхватывал из темноты лишь маленький участок кирпичной стены, угол сбитой ступени.

Поднявшись немного, Антон выключил свет, остановился и прислушался.

Кругом – абсолютная чернильная темнота.

Фонарик выбросил вперед узкий сноп света. Рубцов двинулся вверх. Звук шагов отдавался в каменных сводах эхом.

Вдруг показалось: эхо вторит еще чьему-то медленному топоту. Тут же остановился, луч фонаря заметался по лестнице.

Нет, почудилось… Сколько еще остается пройти?..

Щелкнув кнопкой фонарика, ринулся в темноте вверх, хватаясь левой рукой о стену. Боялся одного – упасть, разбиться о каменные ступени.

В какое-то мгновение почувствовал: теряет ориентацию в пространстве. Следом забрезжил свет. Подъем внутри первого, самого широкого восьмигранника – позади. Рубцов выскочил на галерею, остановился, перевел дух.

И тут понял, что поодаль кто-то стоит.

27.

Медленно черный и угловатый автомобиль, казавшийся в сравнении с огромной Боровицкой башней маленьким, подкатил к воротам.

Моросил противный дождичек. Гараничев снял руку с рулевого колеса, перенес ее на широкий, обшитый натуральной кожей набалдашник рычага коробки-автомата… Маликов сидел на заднем сидении. Со стороны могло показаться: степенный, в летах шофер везет в Кремль молодого шефа.

Лохматкина в салоне не было. Через несколько минут после того, как «ниссан президент» выкатился из ворот выставочного центра и заскользил по мокрой улице, с неудачливым продавцом раритета случилась истерика, – нервный приступ. Он рыдал, матерился, проклинал какого-то приятеля, о котором Гараничев ничего не знал, жену, изменившую ему с официантом, размазывал по лицу слезы и уговаривал агентов заехать по дороге в Кремль в какой-нибудь ресторан, – он угостит всех коньяком, потому что «если теперь не нажраться – то все, нервы лопнут, сердце остановится!»

В конце концов Лохматкин согласился, чтобы его высадили прямо посреди дороги… Гараничев видел, как владелец уникального «ниссана» ловил такси. Машины притормаживали, но потом, вглядевшись в голосовавшего, давали по газам, обдавая его брызгами мутной уличной воды.

Рудалев вздрогнул. Какой-то далекий гудок – поезда ли, тревожно ли сигналившего грузовика, – раздавшийся в ночной тишине полигона, испугал его. От кожаной обшивки салона, от сидений пахло сыростью. Промозглый ночной холод забирался под одежду.

Брюки дорого костюма от «Ральф Лоран», надетого на нем, были измяты и перепачканы в глине.

Не распуская до конца узел, сорвал с шеи галстук. Бросил рядом с собой на то, что было когда-то роскошным пассажирским сиденьем. Принялся «работать» дальше…

– А, черт!.. – вскрикнул он.

Со стороны главного въезда по совершенно пустой трассе приближался автомобиль. Фары его были погашены.

Охрана Кремля взирала на необычную машину с любопытством… Гараничев расслышал, как один из сотрудников в штатском бросил другому:

– Я думал она того… Посимпатичней! А это какой-то допотопный катафалк! Надо же…

Остальные смотрели на «ниссан президент» без насмешки. Гараничеву показалось: во взглядах – почти суеверный страх. «Они не могут ничего знать!.. – подумал он. – Им сообщили лишь то, что машина, которая проследует на территорию Кремля, будет из бывшего гаража Центрального Комитета… Да только ведь эти парни – молоды. Вполне возможно, уже не знают что это такое – гараж ЦК».

Охранники тщательно проверили документы, которые протянул им Гараничев… Один из них связывался при этом с кем-то по рации. Томительно тянулись минуты – Гараничев не пытался ускорить события. Знал – так надо. Сам был из этой же системы, хотя и из другой, еще более привилегированной ее части.

Наконец, путь был свободен…

Рука Гараничева опять легла на рычаг коробки-автомата. Передвинув его, отпустил тормоз. «Допотопный катафалк», тускло поблескивая боками, тронулся с места, начал набирать скорость. Здания Оружейной палаты и Большого Кремлевского дворца проплывали с левой стороны, как декорации постановочного спектакля, – безжизненные и нереальные. Гараничев зябко поежился. О том, что вполне возможно, находится прямо перед ним, практически, в его руках, старался не думать.