Полынь-трава - Александр Васильевич Кикнадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вся работа, которая поручалась Томасу Шмидту, заключалась пока в одном: делать все, что обязан делать иностранный рабочий, служащий на германском предприятии, по возможности выдвинуться, обратить на себя внимание начальства, завязать связи.
В конце 1942 года Томас был послан по делам предприятия в Мюнхен. Здесь состоялась его встреча с Сиднеем Чиником. Эта встреча совпала с событием, о котором писала газета «Альгемайне хеересмиттайлунген» («Общевойсковые ведомости»):
«Внимание! Советские агенты-парашютисты! По заданиям советской разведки в район Мюнхена проникла группа немецких перебежчиков. Они занимаются шпионажем, вредительскими актами и предположительно оснащены радиопередатчиками. По всей вероятности, они одеты в форму вермахта, хотя возможно, снабжены также и гражданской одеждой. Они располагают фальшивыми удостоверениями, орденскими документами, свидетельствами о рождении, полицейскими формулярами о регистрации и выписке, мандатами от фирм вроде торгового общества «Ост» и иными бумагами... Они вооружены огнестрельным оружием и в своей одежде, обуви, личных вещах и т. п. прячут главным образом секретные донесения в миниатюрном формате. Поэтому при их задержании рекомендуется предельная осторожность. Попытки самоубийства во что бы то ни стало предотвращать. Их надлежит немедленно связать, обеспечить сохранность всего, что есть при них. При встрече сразу же доложить в главное имперское управление безопасности».
Чиник, извещенный Рустамбековым о готовящейся операции, приютил у себя незнакомца, пришедшего с паролем и мандатом сотрудника торгового общества «Ост». Устроил его встречу с Томасом Шмидтом, спрятал до прихода Рустамбекова радиопередатчик.
Службу мистера Аллана интересовала любая информация, добытая личным наблюдением, из газет или разговоров, о передвижении германских войск к побережью Ла-Манша и Па-де-Кале. Спрашивал себя Чиник: «Могут ли британцы опасаться теперь, после разгрома фашистов под Сталинградом, высадки немцев в Англии?» Мысль отпадала сама собой: Гитлер, не имея сил для вторжения, делал ставку на оружие возмездия «фау». Значит, задание, полученное Чиником, связано с предполагаемым открытием второго фронта. Его информация для англичан должна быть предельно достоверной, так приказала Москва. Союзники остаются союзниками и в невидимой войне.
Больше встретиться Чинику с Томасом Шмидтом не довелось.
Весной 1944 года завод, на котором работал Шмидт, разбомбила американская авиация. Вторая волна тяжелых бомбардировок снесла с лица земли заводской городок. Многие из тех, кто знал Шмидта, погибли. Сам Шмидт был легко контужен. Через несколько часов после того, как советскими войсками был взят Кенигсберг, Шмидта привезли на аэродром. Спецрейс Кенигсберг—Москва трагически прервался. Самолет сбили. Документы Томаса Шмидта были переданы полковнику Гаю.
Вскоре на небольшой ферме близ Регенсштадта и состоялась уже известная читателю встреча Гая с Евграфом Песковским, который становился отныне учителем из Прибалтики Томасом Шмидтом, в начале войны добровольно выехавшим на работу в Германию.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
Над окруженными германскими гарнизонами советские самолеты разбрасывают листовки и пропуска для сдачи в плен. Рядом с кружком изображен немецкий солдат с поднятыми руками; красными буквами написано: „Passierschein zum ver-lassen des Kessels" — «Пропуск для выхода из котла».
Песковский подумал не без удовольствия: «Прибавилось работы в походных типографиях — пять только слов на пропуске, но сколько в них оттенков».
Способность немецкого языка сказать многое в малом выразилась и в крохотном пропуске. „Passieren" значит «проходить сквозь что-либо или протирать через сито», a ,,schein“ — о, сколько значений в этом распространенном „schein": и блеск, и сияние, и, самое главное,— свет, свет для того, кто понимает, куда пришла война, чем кончается война. Но слово „schein" имеет и другой смысл: видимость, иллюзия... да, да... иллюзия бредовая, развеянная, расстрелянная залпами советских пушек у стен Берлина. „Verlassen" — оставлять, покидать. ,,Ver“ — означает доведение до конца... ошибку... искаженное прикрытие, а в глаголах, образованных из прилагательных, это и умирание и изменение состояния. И даже крохотный предлог ,,zum“ в таком контексте обретает особую нагрузку. ,,Zum“ — это стремление к чему-то, направление куда-либо. Куда? Что знает о новой жизни, которая предстоит ему, немецкий солдат? Что станет с Германией? Кто будет восстанавливать ее дома, фабрики, заводы? Кто будет сеять хлеб? Сколько уйдет лет, пока порастет травою след войны на земле и затянутся раны в людских сердцах?
Песковский знает одно: сейчас приобрели подлинный, истинный смысл слова песни, которую пел он в школе:
...От тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней.
Были месяцы, когда он старался забыть эту песню, как и песни другие, на которых воспитывались поколения, прошедшие через войну. Война кончилась. Для всех.
Только не для него. Он — в Гамбурге.
И обязан ждать человека с паролем «Вещий Олег».
Евграф Песковский
«В моих ушах звучит мотив старого романса «Не пробуждай воспоминаний минувших дней, минувших дней...» Это грустный романс. Но человек, сочинивший его, не догадывался, насколько счастлив. Рядом с ним был кто-то, способный пробудить воспоминания. Рядом со мной — никого. Я один, сам по себе. Все мои воспоминания только во мне одном, никому другому не дано пробудить их...
Мне нужно придать уверенность себе, создать, как говорил когда-то Рустамбеков, настроение, саморазрядиться после дней тем более тяжелых, что они проходили и проходят у меня бесцельно. День похож на день. Увы, уже и неделя на неделю.
Древние греки говорили: лучше разбить амфору, чем потерять день. Сколько таких потерь в «амфорном исчислении» у меня?
Психологи утверждают, что существуют так называемые «парадоксальные сны». Будто бы с их помощью передают потомкам свой спрессованный опыт разные поколения. Недолог сон: сорок — сорок пять минут, редко — час. Но в юные годы за этот час человек получает обширнейший объем информации, который должен помочь ему в жизни. Очевидно, я уже „вырос" из тех снов. Да и не эти вовсе видения способны помочь мне теперь.
Я хотел бы увидеть во сне сына, почувствовать теплоту его щеки, подержать в своей руке его руку.
Не пробуждай воспоминаний минувших дней, минувших дней.
Не возродить былых желаний в душе моей, в душе моей...
Не возродить? Я выключаю радио, выключаю свет, ложусь на спину, закрываю глаза, кладу руки под голову. По-прежнему непривычно колется в грудь борода. Я не люблю ее, она неприятна мне. Но тут уж я не волен выбирать: следовать ли моде или расстаться с бородой. Я был обязан изменить внешний облик так же, как, пусть ненадолго, изменить облик внутренний. Я должен был стать аккуратным, исполнительным работником фирмы «Конрад Ленц и сын», чудом уцелевшей после войны. Она производит
