Хозяйка Меллина - Виктория Холт

— Я пойду с тобой, — ответила я, — только сначала закончим ужин.

Идя с Элвиан по галерее, поднимаясь по каменным лестницам и проходя через неизвестные мне комнаты, я, в который уже раз, поражалась тому, сколь огромен был этот дом и как мало я о нем знала. Наконец мы пришли в солярий. Часть его крыши была стеклянной, и я поняла, почему он так назывался.

На стенах висели прекрасные гобелены, изображающие сцены восстания Кромвеля и реставрации: казнь Карла Первого, возвращение в Англию Карла Второго, его коронация и посещение им судостроительных верфей.

— Не тратьте время на гобелены, мисс. Мама так любила здесь бывать. Она говорила, что отсюда видно все, что происходит внизу. Здесь два потайных окошка. Мисс, ну что же вы, разве вы не хотите их увидеть?

А я смотрела на изящный письменный стол, диван и стулья с золоченными спинками и представляла себе, как она сидела здесь, разговаривая со своей дочерью, — умершая уже Элис, которая, казалось, становилась для меня все более и более живой и реальной с каждым днем.

В обоих концах вытянутой в длину комнаты были высокие окна, завешенные парчовыми шторами. Такие же шторы закрывали, как я подумала сначала, двери — по одной в каждой стене солярия.

Элвиан скрылась за одной из этих штор и позвала меня оттуда. Пойдя на ее зов, я оказалась в алькове и вместо двери увидела звездообразное отверстие в стене. Хотя оно было довольно большое, оно было так хитроумно украшено каменной резьбой, что его можно было заметить, только зная, что оно там есть.

Я посмотрела в него и поняла, что оно выходит в часовню. Мне была отчетливо видна та ее часть, где был алтарь.

— Мама мне рассказывала, что раньше, в старые времена, если кто-нибудь из семьи или слуг был болен и не мог идти на службу в часовню, они приходили сюда, чтобы здесь молиться, наблюдая за всем сверху. В доме раньше был свой священник. Это мне уже не мама сказала. Она не так уж хорошо знала историю дома. Это мне говорила мисс Дженсен. Она ужасно много знала о нашем доме. И она любила приходить сюда и смотреть через глазок. И часовня ей тоже очень нравилась.

— Тебе было жаль, что она уехала?

— Да. А еще одно окошко — в другой стене. Из него виден большой холл, где сегодня танцуют.

Она подошла к шторам, висящим на другой стене комнаты, и отдернула их. За ними оказалось такое же отверстие в форме звезды.

Я взглянула вниз, на зал, и у меня перехватило дыхание от великолепной картины, которая мне открылась. На украшенном цветами помосте сидели музыканты, а гости в великолепных нарядах стояли и прогуливались по залу, разговаривая. Их было очень много, и до нас доносился гул их голосов. Элвиан, затаив дыхание, стояла рядом со мной. Ее глаза искали кого-то в этой толпе. Мне стало не по себе от того выражения напряженного ожидания, которое я увидела на лице девочки. Неужели она действительно верила в то, что Элис восстанет из могилы, потому что она так любила танцевать?

Мне захотелось обнять ее и притянуть к себе. «Бедная девочка, — подумала я, — несчастный, одинокий, потерянный ребенок!»

Но, конечно, я не сделала этого. Я знала, что Элвиан моя жалость не нужна.

Я увидела внизу Коннана ТреМеллина, занятого разговором с Селестиной Нанселлок. Питер тоже был там. Наблюдая за ними, я решила для себя, что если Питер Нанселлок был самым красивым мужчиной из тех, кого я видела в зале, Коннан был, несомненно, самым элегантным. Я мало кого знала из собравшихся внизу, но не узнать леди Треслин я, конечно, не могла. Даже в этой блестящей толпе она выделялась своей удивительной красотой. На ней было платье из огненного шифона, и я подумала, что редкая женщина может отважиться выбрать такой цвет. Но она не боялась привлечь к себе всеобщее внимание, скорее даже стремилась к этому, и ее наряд как нельзя лучше способствовал достижению этой цели. На фоне огненного платья ее темные волосы выглядели почти черными, а ее великолепные плечи и грудь сияли необыкновенной белизной. Прическу украшала бриллиантовая тиара, и бриллианты же сверкали в ее ушах и на шее.

Элвиан тоже заметила ее и нахмурилась.

— И она здесь, — пробормотала она.

— А мужа ты ее не видишь? — спросила я.

— Да, вон тот маленький старичок, который разговаривает с полковником Пенландзем.

— А где полковник Пенландз?

Она показала мне, где стоял полковник, и рядом с ним я увидела старого, согбенного человека с совершенно седыми волосами и морщинистым лицом. Было трудно поверить, что он был мужем такой женщины, как Линда Треслин.

— Смотрите, папа сейчас будет открывать бал. Раньше всегда он это делал в паре с тетей Селестиной, а мама была с дядей Питером. Интересно, с кем он будет сегодня? — Сейчас начнется музыка, — продолжала она. — Они всегда начинают с одной и той же мелодии. Знаете, с какой? Это старинный танец, под который танцевали наши предки. Мама и папа всегда сначала танцевали первые несколько тактов со своими партнерами, а потом вступали и все остальные пары.

Музыканты начали играть, и я увидела, как Коннан взял за руку Селестину и повел ее в центр зала. За ними последовал Питер Нанселлок, выбравший леди Треслин.

Я смотрела, как они танцевали старинный танец, и думала: «Бедная Селестина!» Даже в роскошном бальном платье из голубого атласа она выглядела бледно и неприметно в обществе Коннана и другой пары. В ней не было ни элегантности Коннана, ни красоты леди Треслин, ни эффектного обаяния ее брата.

Жаль, что традиция требовала, чтобы Коннан открывал бал в паре с Селестиной. Но в этом доме традиции соблюдались свято. Что-то делалось, потому что это делалось всегда, и часто только по этой причине. Ну что ж, так, наверное, принято во всех по-настоящему старинных семьях.

Прошел час, а мы с Элвиан все любовались танцующими. Мне показалось, что Коннан раз или два взглянул наверх, видимо, зная, что Элвиан могла быть в солярии. Я понимала, что ей уже пора спать, но решила, что в такой день можно разрешить ей лечь попозже.

Уже стемнело, но солярий освещался смотревшей на нас сквозь стеклянную крышу луной. В лунном свете комната приобрела какой-то таинственный облик. Казалось, что в ней может произойти что угодно, самое невероятное, фантастическое событие.

Я снова стала смотреть в потайное окошко. В зале теперь танцевали вальс, и я невольно начала раскачиваться в такт музыке. В свое время никто не был удивлен больше, чем я сама, когда оказалось, что я хорошо танцую. Благодаря этому умению у меня не было недостатка в партнерах на балах, на которые меня водила тетя Аделаида в надежде найти мне мужа. К огорчению тети Аделаиды, интерес ко мне моих кавалеров начинался и заканчивался танцами, дальше которых ни с кем из них дело не пошло.