Кровью омытые. Борис и Глеб - Борис Тумасов

— Они, сыне, должны покориться воле отца.

— Но вправе ли я, владыка, встать над ними, быть великим князем вместо отца?

— Трудный вопрос, сыне, не ведаю яз, что и ответить. Полагайся на Господа.

— Намерился я челом бить великому князю отпустить меня в Ростов.

Митрополит не долго думал, сказал:

— В твоих словах ответ на вопрос. Положись на разум Господний, яз же, княже, просить стану отца твоего.

За обеденной трапезой Владимир сидел смурый. Борис нe ведал отчего, хотел спросить, да не посмел. Но вот великий князь чашу отодвинул, сказал:

— Владыка со мной речь вел. Ты, говорит, ростовского княжения алчешь. Так ли?

Борис голову опустил. Владимир нахмурился:

— Иное я те готовил, ан ты упорствуешь, хоть с виду и тих. Вздумал в Царьград, настоял. Смиренно вел, но я сдался. Ныне в Ростов заблажал.

Княжич хотел слово вставить, что не желает вражды с братьями, да побоялся, вспылит отец. Только и промолвил:

— Воля твоя…

— Воистину, моя воля, да коли бы ведать, что завтра грядет, отказал, ан со Свенельдом совет держал и порешил: отпущу. Но ведай, коли призову, поспешай немедля. В Киеве на княжение сядешь. Трудно будет, но помни, ты — мой сын любимый.

Замолчал Владимир, а Борис на отца посмотрел. Тот губы поджал, глаза строгие. Выбрался из-за стола, покинул трапезную. От двери бросил коротко:

— После Ивана Купалы с Богом.

Поднял Борис глаза, прошептал:

— Услышал ты меня, Господи, не довели до вражды с братьями, согласия с ними ищу.

А жизнь в Киеве текла своим чередом, утро начиналось, как всегда, со звоном колокола в Благовещенском храме, ударами молотов в кузницах, с криками возчиков, тарахтеньем колес на мостовых, со смехом и визгливой бабьей руганью у колодцев.

К утру затихали караульные на стенах, а вскоре город, оглашался ревом стада, щелканьем бичей и возгласами пастухов.

Днем шумно жил Киев и не стихал до самой ночи.

В воскресный день Борис сказался на торгу. Не потолкаться ради выходил он сюда в коий раз, а в надежде повидать Ульку, наказ Георгия передать. Да Улька, по всему, на торге не бывала. Заметил как-то Аверкия, но не подошел. Вот и нынешний день не появилась Улька. Борис уже домой собрался, как вдруг заметил ее. Улька шла с плетеной корзиной, покрытой холстиной, из рядов с битой птицей. Окликнул ее княжич, Улька повернулась на зов, удивилась:

— Буди здрав, княжич. В коий раз выбралась на торг, и ты здесь. А Георгий валку повел. — Вздохнула.

— Ты, Улька, Георгия жди, так он велел. В час отъезда ни о ком речи не вел, только тя вспоминал.

— Свыклись мы с ним.

— Может, ты и свыклась, да только у Георгия сердце к тебе прикипело.

Будто не слышала этого Улька, подняла глаза на Бориса:

— Я пойду, княжич?

Иногда вспомнит Владимир Святославович, как в Киев из Новгорода пришел, и тех бояр, какие с ним в ту пору были — Илья в Муроме с Глебом, Добрыня у Ярослава, Светозар пал на засечной линии, остались Свенельд да еще Блуд. Потом из младшей дружины перешли Путша, Еловит и другие…

После разговора с Борисом созвал князь Владимир бояр Свенельда с Блудом да еще несколько, и хоть не пир устроил, но угощение знатное, без блюдонош, отроки на стол подавали, не было и гусляров.

Чего только на столе не было: мясо жареное и вареное, рыба всякая, окорока запеченные и холодного копчения, а уж пирогам счета не было.

Пили не вино заморское, а меды хмельные, в бочоночках на цепях закачанные. Разговор вели ровно, говорили как уже о решенном. Владимир поведал о намерении отправить Бориса со Свенельдом в Ростов, печалился о предстоящей разлуке, но таково, утверждал великий князь, желание сына.

Бояре кивали согласно, поддакивали.

— Пора, — говорил Блуд, — иных сыновей совсем в ранние года на княжение посылал.

— Что же, — заметил Свенельд, — я с князем рядом буду, а ты меня знаешь, Владимир Святославович, тем паче Бориса пестовать не надобно, разума у него достаточно.

У Блуда любопытство проснулось:

— А что, Владимир Святославович, ты ведь намеривался Борису киевский стол завещать?

— Мнение свое не изменил, и, ежели смерть учую, Борису присягнете.

— О чем речь, великий князь, не мы ль твои товарищи?

Вернулся Блуд домой, первым делом кликнул девку:

— Мотнись на перевоз к колченогому, пусть хоть из-под земли сыщет мне Лешко, и пусть тот незамедля ко мне явится.

Лешко пришел к вечеру. Посмотрел на него Блуд, рыло воровское, за бородой и космами морды не видать, только глазки, глубоко запавшие, бегают да нос мясистый торчит.

— Ты, вор, слушай и запоминай, в Туров отправишься. Скачи, коня по пути не пропей. В Турове явишься к боярину Путше, челом ударишь, передай, великий князь Бориса отправляет в Ростов Великий, но после себя оставит Киев за сыном гречанки… Как о том скажешь, тут все и забудь, ино навеки память отшибут.

Каждый раз, проходя мимо подворья боярина Блуда, Борис задерживал шаги. Ему все казалось, сейчас появится Георгий. И никуда он не подался, ни за какой солью, а гоняет голубей. Поднимет голову княжич, парит стая, но не Георгием вспугнутая.

Теперь, когда Борису известен день своего отъезда в Ростов, ему особенно жаль, что нет в Киеве Георгия. Уж он-то непременно отправился бы с ним в Ростов, а захотел бы, взял с собой и Ульку.

В тот день, когда Борис наконец-то встретил Ульку и передал ей слова друга, он возвращался домой довольный.

Борис думал, что сыскал-таки Георгий свою любовь. Настанет время — женится Георгий, будет у него свое подворье, своя семья и непременно таков же рыжеголовый отрок, как Георгий…

Мысли на свою жизнь перебросились. К тому времени и у него будут жена и дети. Ужли случится такое, думает княжич, ведь он еще не встречал той девицы, какую бы полюбил. А может, отец найдет ему жену, как Святополку? Привезли Святополку невесту из земли ляхов, а Ярославу у свевов невесту сыскали. А была ли у них любовь?

О том у Бориса разговор с Анастасом случился, на что иерей невозмутимо ответил:

— Стерпится, слюбится…

А еще поговаривали, у Ярослава невеста красоты неописанной, но гордостью обуреваема. Злые языки сказывали, Ингигерда будто бы называла Ярослава хромцом.

Размышлял о том княжич, и хотелось ему, чтобы везли ему невесту из иного государства. Борис хотел, чтоб досталась ему жена по любви, как у Георгия к Ульке…

Проходил Борис мимо подворья воеводы Блуда, воротний мужик колпак войлочный скинул:

— Здрав будь, княжич. Нет молодого боярина, и мимо проходишь?

— Что мне у воеводы без Георгия?

— И то так. Вона и сам Блуд идет, легок на помине.

И мужик отступил за ворота. А воевода уже подошел, отдышался.

— Жарко! — Отер пот.

На Блуде кафтан суконный, шапка низкого меха, порты в легкие сапоги вправлены.

— Не зайдешь ли, княжич? Ты, поди, без Георгия и дорогу к нам позабыл. А мы-то тя любим. Георгий, даст Бог, к морозам вернется, а ты в ту пору в Ростове уже княжить будешь. — Блуд спрятал усмешку в бороде. — Звучит-то как, ростовский князь! — Воевода палец поднял. — Надолго ли?

— О чем речь, боярин?

— О том, сказываю, надолго ли в Ростов отправляешься?

— То как великий князь укажет.

— Воистину. Ярослав отсидел в Ростове, ныне в Новгороде хозяин. Ты же, глядишь, в Киеве на великом княжении окажешься.

— Речь твоя непонятная, воевода. Аль хоронишь великого князя? Так Владимир Святославович еще в теле.

— Помилуй Бог, княжич, я ведь к слову.

— Такие слова мне слышать больно, и я не жду смерти отца.

— Винюсь, не подумавши брякнул. — И разговор перевел: — Так зайдешь?

— Нет, воевода, вдругорядь. Ты же боярыне Настене поклонись. А когда Георгий воротится, пусть в Ростов собирается. Ждать буду.

Направился Борис вверх, в Гору, а Блуд ему в спину посмотрел с угрюмым злорадством:

— Поди, незнамо те, сыну гречанки, доли своей…

На следующее утро припомнился Борису разговор с воеводой и на душе осадок неприятный. Петляет словесами боярин Блуд, нет в них ясности. К чему Ярослава приплел, о великом княжении намекал…

Однако разговор тот Борис в себе оставил, Владимиру о нем не обмолвился..

Недели не минуло, как Лешко подъехал к Турову.

— Эге, — сказал сам себе, — не город Туров, городок…

Оставив позади посад, по бревенчатому мосточку въехал в крепость, где хоромы княжеские бревенчатые, дома боярские, здесь же церковь, недавно поставленная, бревна и потемнеть не успели.

У бояр Путши и Онфима двор с двором сходятся, может, оттого они друг у друга гости частые, то трапезу вместе делят, а иной раз о чем услышат, друг с другом делятся.

В последние годы, особенно когда Святополк из Киева возвратился, разговор к одному поворачивало, кому великое княжение достанется.