Загадка Белой Леди - Дмитрий Вересов

Там творилась мистерия плотской любви. Мистерия, отраженная в сотнях, тысячах, миллионах пар, сплетавшихся, расплетавшихся, принимавших изощреннейшие позы, издававших мучительные и сладостные звуки, и горьковатый пот любви капал на запрокинутые лица Глеба и Епифании.

И тогда, пронзенный судорогой небываемого в жизни сладострастия и тем самым освободившись от него навсегда, Глеб понял, что отныне их единственный шанс остаться вместе заключается только в том, чтобы любой ценой исчезнуть из этого места, – иначе их любовь закончится, как только они встанут с бирюзового ковра и перешагнут через Алекса, стража меж двух миров. И слова полупьяного героя, первым из людей воспарившего в черную бездну космоса, всплыли у него в мозгу.

– О да, да, любимый, – горячо шептала Епифания, лаская дыханием его щеку. – И больше никто никогда ни за что уже не разлучит нас.

– Да, мы больше с тобой никогда не расстанемся, – подтверждал Глеб и, осторожно отодвинув назойливую голову воина Авадонны, добавлял уже совсем на ухо: – Сегодня ночью… Может быть, сегодня ночью…

Но той ночи долго не было для них.

Только спустя много лун закат неожиданно стал красным, как кровь, и Алекс, угрюмо забившись в угол, заворчал обреченно и глухо.

– Сегодня! – одними глазами произнес Глеб.

Епифании ничего не надо было объяснять, и весь остаток вечера они уже беззаботно болтали о всяких пустяках, открыто прогуливаясь по коридорам и лугам, держась за руки и ни на кого не обращая внимания. Только их взгляды понимающе говорили друг другу: «Сегодня ночью», вызывая неизменную улыбку блаженства на устах. И только особенно звонко и настойчиво стрекотал несдающийся маленький воин.

Точно так же улыбнулись они друг другу, и прочитав на одной из дверей объявление, что «сегодня ночью» все обитатели гостиницы приглашаются на просмотр нового фильма Бунюэля «Ускользающая жизнь».

Только они вдвоем понимали смысл этого названия полностью. Именно «сегодня ночью», пока все будут смотреть кино, они ускользнут по-настоящему. И навсегда, навеки сольются в одно единое целое.

– Какими дураками мы были до сих пор, – счастливо улыбался Епифании Глеб. – Мало того что делали не то, что хотели, но еще и постоянно жили не с теми, с кем хочется.

– О да. Зачем я выходила замуж за принца? За дипломата? За режиссера? Зачем отдавала себя другим? Как будто возможность есть и пить чуть вкуснее и одеваться чуть богаче может и в самом деле составить все счастье жизни… – тихо вторила Епифания, полная радостью до краев, как тонкостенная чаша..

Но вот настал час, когда луна уже высоко стоит в бархатном небе, собирая хороводы крупных, как жемчуг, звезд. Все обитатели гостиницы начали стекаться в просмотровую залу, и Епифания попросила Алекса занять для них места в середине.

Алекс ушел, и расслабившийся, вероятно, под действием излучаемого Епифанией и Глебом счастья воин Авадонна тоже отправился помочь своему коллеге.

Глеб с Епифанией, заговорщицки улыбнувшись друг другу, легко и незаметно заскользили к уже давно примеченному ими выходу в сад.

Обитатели гостиницы были настолько заинтригованы разрекламированной премьерой, что никто не обратил внимания на странную парочку, выпорхнувшую на улицу. Все шумно рассаживались, торопясь занять места поудобней и с усмешкой поглядывая на сидящих прямо в центре зала двух стражников. Впрочем, некоторые даже попытались прогнать их из зала, поскольку мест могло не хватить на всех людей, а просмотр фильмов отнюдь не входил в обязанности животных.

– Давай скажем им, что сюда должны прийти наши хозяева, мне, честно говоря, уже надоело огрызаться, – предложил Алекс, на которого в основном и обрушивалось людское недовольство.

– Лучший способ дать всем и сразу понять, для чего мы здесь, – это самим представиться нашими господами, – бесстрастно ответил несгибаемый воин Авадонна.

– Отличная мысль, старина, – радостно буркнул бульмастиф и тут же преобразился в Глеба, предлагая тем самым своему приятелю принять облик его госпожи. Тот не замедлил это сделать, бросив благодарный взгляд на своего компаньона.

Но вот все расселись, свет погас, и сеанс начался.

Выскользнув никем не замеченными в сад и впервые наконец оставшись по-настоящему наедине, Глеб с Епифанией на какое-то мгновение даже застыли неподвижно от охватившего все их существо непередаваемого восхищения. Темное южное небо было сплошь усыпано звездами, каждая из которых обращалась к ним по-своему. «Мы с вами», – пела Кассиопея. «Будьте мужественны», – шептала Большая Медведица. И северная Полярная звезда призывно мерцала, будто желая приятного путешествия и указывая направление: «В Россию! Да, в Россию, в эту загадочную страну, где добро давно смешано со злом, а жизнь со смертью…»

Или это были не слова звезды, а их собственные мысли, одновременно вспыхнувшие в сознании обоих? Глеб с Епифанией счастливо переглянулись: «Пора!»

И вот оба, шаг за шагом углубляясь в высокую, приветливо волнующуюся под их шагами траву сада, стали торжественно скидывать с себя одежды. Вот тяжело упал в сторону твидовый пиджак, в ту же секунду превратившись в серого барсука, чьи глаза в последний раз призывно сверкнули в ночи и навсегда скрылись в зарослях. Вот плавно легла мягкая длинная джеллаба, став неглубоким озерцом, в котором отразилась лиловая луна. Вот остались лежать, не примяв ни былинки, брюки, рубашка, шелковая нежная сорочка, белье, все немедленно оживающее, разбегающееся, расползающееся, наполненное непобедимой силой жизни. Последнее, что увидел Глеб, был его черный носок, метнувшийся в сухую норку испуганной мышью. Теперь в целомудренной траве видны были лишь серебряные от лунного света плечи и руки.

Еще несколько шагов, и оба плавно опустились на бархатное ложе заботливо склонившейся под их телами густой и сочной травы.

Роса выпала настолько густо, что скрыла в белесом тумане оба раскинувшиеся на земле тела, которые, словно огромные жадные губки, стали впитывать в себя божественную влагу.

Они лежали рядом, взявшись за руки, глядя в бездонное, начинавшее понемногу голубеть небо, и молчали. Неземной покой объял их, и странное блаженство соединения с землей, небесами, природой разливалось по их телам. Клубившийся вокруг туман наполнял их какой-то странной, доселе незнакомой, холодной нежностью.

Но вот горизонт начал розоветь, ласка тумана становилась все теплее, блаженство огня все больше начинало растекаться по их жилам и разливалось до тех пор, пока они не слились с этим розовеющим облаком окончательно и не устремились к сияющим небесам.

Вздох восхищения пронесся по кинозалу в тот момент, когда на экране двое влюбленных, слившись в одно лиловое облако, поднялись из травы и… испарились, оставив после себя лишь примятую траву там, где еще секунду назад лежали два тела. Вспыхнул свет, и зрители с уважением посмотрели на сидящую с изумленными лицами пару, на мужчину и женщину, которые все еще продолжали смотреть на экран, не в силах оторваться от этих оставшихся следов бегства, – и уже ничего вокруг не замечали…

Но фильм неожиданно продолжился.

– Сирэневый туманНад нами проплывает,Над тамбуром горитПолночная звезда.Кондуктор, не спеши,Кондуктор, понимаешь,Что с девочкою яПрощаюсь навсегда… —

весело напевал небритый водитель, обходя грузовик вокруг и пинком грязного сапога проверяя, хорошо ли накачаны колеса.

Глебу было безумно холодно, все тело ныло и болело. Одежда была в грязи, волосы спутаны, на левой скуле запеклась кровь. Он смотрел в серое пасмурное небо и мучительно пытался что-то вспомнить.

Но вот хлопнула дверца машины, и песня сменилась надрывным урчанием стартера. Затем двигатель неохотно завелся, и грузовик, неуклюже переваливаясь на ухабах и монотонно завывая, пополз куда-то в одному ему ведомую даль.

Вдруг Глеба пронзило яркое воспоминание – добродушно улыбающееся лицо в военной фуражке с птичкой. И вслед за этим в ушах прозвучал голос: «Погрузят на полуторку, словно мешок с говном, и…»

И перед мысленным взором Глеба всплыло печальное лицо Епифании.

– Епифания! Епифания, где ты?! – закричал он и попытался встать.

Однако когда ему с трудом удалось едва приподняться, опершись на руки, над ним склонился какой-то человек в драной телогрейке и шапке-ушанке.