«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957) - Георгий Адамович

Он получил письмо от Глеба Струве, который сообщает ему, что Чех<овское> изд<ательст>во хотело поручить писание «Истории эмигр<антской> литературы» кому-либо из парижан. Было будто бы два кандидата. Но т. к. возникло опасение, что парижане будут восхвалять и превозносить все парижское, то книга поручена ему, Глебу Струве[383].

Не знаю, насколько это все верно. Не знаю и того, совпадает ли это с моим делом, т. к. я пишу не Историю, а ряд отдельных очерков, без притязаний на полноту. Сообщаю я Вам об этом исключительно потому, что Вы проявляли ко всему этому интерес и внимание.

Уезжаю завтра в Англию. Адрес мой прежний: 104, Ladybarn Road, Manchester 14. Крепко жму Вашу руку, от души желаю благополучия и здоровья и прошу передать низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

86. Г. В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 20 октября 1954 г. Манчестер

[на бланке Манчестерского университета]

104, Ladybarn Road,

Manchester 14 20/Х-54

Дорогой Марк Александрович

Шлю Татьяне Марковне и Вам искренний привет и поклон из Манчестера, серого и мокрого, как обычно. Как Вы живете? Как Ваше здоровье? Надеюсь, что Ваши мрачные мысли о нем рассеиваются, тем более что и причин для них, вероятно, нет. Был бы очень рад получить от Вас несколько слов об этом, — а о себе мне рассказывать нечего, даже если бы я этого хотел. Les jours se suivent et se ressemblent[384]. О том, что «Опыты» продолжаются с редактором Иваском, Вы, вероятно, уже знаете. Яновский мне пишет, что, по его мнению, «продолжение» будет кратковременным, но я в этом не уверен, т. к. Ян<овск>ий в «оппозиции» «Опытам» и добра им не желает. Кстати, Мария Самойловна просила меня написать предисловие к переводам ее мужа к Е. Браунинг[385]. Я согласился, написав, что об условиях «спишемся потом». А сегодня получил от нее довольно забавный ответ на это (но ceci[386], конечно, mot entre nous[387]). Видели ли Вы книгу Ходасевича?[388] Там есть рассуждение о «Казаках», настолько странное и даже детское, что я руками разводил, читая. Еще есть утверждения, что Богданович лучше Лафонтена. Мне не хочется об этом писать в газете, скажут — сводит счеты, но стоило бы! Книга обманчиво-умная, скорей — поза под умного человека, с какой-то показной суровостью в мыслях, чем ум и чутье настоящие.

Дела мои с Чех<овским> изд<ательст>вом все в том же положении, да надо сказать, что и милейшая Вера Леонидовна[389] не очень торопится с перепиской. Я послал дважды, страниц по 20, — до сих пор не получил ничего! Если видите Леон<ида> Леон<идовича>, будьте добры, попросите его поторопить. Я ведь им посылаю переписку по их же желанию, отчасти с расчетом на быстроту.

Простите, что пишу чернильным карандашом, оттого неясно. До свидания, дорогой Марк Александрович, крепко жму Вашу руку.

Ваш Г. Адамович

Я послал Цвибаку, как было условлено, статью об Ал<ександре> Абр<амови>че[390]. Надеюсь, что он ее получил вовремя, но не помню, когда был самый день юбилея и был ли уже или будет.

87. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 24 октября 1954 г. Ницца 24 октября 1954

Дорогой Георгий Викторович.

Мы оба сердечно Вас благодарим за память, за вопросы о состоянии здоровья. Оно в прежнем положении и у Т<атьяны> М<арковны>, и у меня; хуже не стало, а моя программа теперь вообще: чтобы не стало хуже. А как Вы?

Об уходе Гринберга из «Опытов», с объявлением об этом в газете[391], я узнал из писем Лунца и Романа Гуля (он мне писал по делам моей повести в «Новом журнале»). Лунц сообщил еще, что ушел и Пастухов, что теперь Иваск, но журнал будет выходить книжками всего в 96 страниц. Причина ухода Гринберга, по словам Лунца, — денежное расхождение с Цетлиной. Покойный Иван Алексеевич и я ушли в свое время из «Нового журнала» без писем в редакцию, без сообщения в газетах.

Цвибак прислал мне страницу «Н<ового> р<усского> слова» об Александре Абрамовиче[392]. Я прислал бы ее Вам, но Яков Моисеевич в препроводительном письме сообщает, что посылает то же Вам и Д. Аминадо. Ваша статья хороша, а стихи Аминадо — плохие, как мне в более сильных словах написали два человека из Нью-Йорка (не Цвибак).

Т<атьяна> М<арковна> и я оба глубоко возмущены Вашим поступком в отношении нас: Вы сообщаете в письме, что на Ваши слова об условиях Марья Самойловна прислала «довольно забавный ответ» — а какой ответ, не сообщаете!!! Да еще просите держать это (что?!) в секрете!!!! Ультимативно требуем, чтобы Вы подробно и по возможности скоро объяснили, что она Вам ответила. В этом случае, но только в этом, обязуемся никому ничего не сообщать. В самом деле, пожалуйста, напишите, — особенно интересуется Т<атьяна> М<арковна>. И не подумайте, что у нас против нее злоба, — нет никакой, — а просто нужны же «забавы» в нашей скучной жизни.

Я не читал книги Ходасевича, и достать ее здесь негде. Покойный Х<одасевич> был очень выдающийся поэт и такой же знаток поэзии, но у меня всегда было определенное впечатление, что он в прозе понимает очень мало. Не приписывайте это мое впечатление личной обиде, — он иногда меня ругал (и больше меня, чем мои книги), но много чаще очень хвалил. Вдобавок у него не хватало и просто знаний. Языков же он, кажется, совершенно не знал, — только этим и можно еще кое-как объяснить то, что он ставил Богдановича выше Лафонтена.

Позавчера, за день до получения Вашего письма, я как раз видел Веру Леонидовну, — она недели две была в отсутствии, по делам ее фирмы. Сказала мне, что завтра (почти наверное сказала: завтра) высылает Вам рукопись. От нее узнал, что она переписывала страницы о Штейгере, Поплавском, Фельзене[393]. Значит, вы изменили план книги? Леонида Леонидовича увижу послезавтра и непременно ему, на всякий случай, напомню.

Кончаю письмо. Несмотря на проливной дождь, иду в Артистик на концерт пианиста Рофе[394]. Мне всучил билет Масловский, который ему покровительствует. Сабанеев же, в полное отличие от генерала, говорит, что Рофе играет неважно. Программа интересная.

Татьяна Марковна и я шлем Вам самый сердечный привет и лучшие пожелания.

88. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 28 октября 1954 г. Манчестер

104, Ladybarn Road Manchester 14 28/Х-54

Дорогой Марк Александрович

Очень рад был получить от Вас письмо. Спасибо. Рукопись от Веры Л<еонидов>ны я получил третьего дня, а писал о Поплавском, Штейгере и Фельзене потому, что, боюсь, одними «старшими» не заполню всю книгу (т. к. 300 страниц или около того). Я этих трех выделил как покойников, да, кстати, у меня и были о них старые статьи. Теперь собираюсь писать о Вас и Зайцеве, но простите заранее — многое тоже будет взято из прежних статей. Мне кажется, это мое законное право, а что из всего этого предприятия выйдет — не знаю.

Получил сегодня письмо от Софьи Юльевны Прегель с сообщением, что «у Веры Ник<олаевны> все сошло блестяще», т. е. собрание 23-го[395]. Были какие-то речи и очень много народу. Что же, тем лучше, и я рад за В<еру> Н<иколаевну>. Выступал даже Зуров, «сменив гнев на милость». В чем и почему был гнев, С<офья> Ю<льевна> не пишет.

Относительно инцидента с Марией Сам<ойлов>ной: я напрасно употребил слово «забавный». Ничего забавного нет, а дело вот в чем.

Предложение написать предисловие к переводам Мих<аила> Ос<ипови>ча сделал мне Пастухов, от имени М<арии> С<амойловны>, с просьбой ответить не ему, а ей и с указанием, что об условиях речь будет после. Так я и сделал, об условиях упомянув вскользь. В ответ пришло письмо от М<арии> С<амойловны> с благодарностью за согласие, с сообщением, что рукопись мне послана, и с такими словами: «Заплачу Вам по 1 доллару за страницу, как в “Опытах”».

Предисловие мое будет — страницы 2–3. Поэтому я хочу написать М<арии> С<амойловне>, что никак на ее условия согласиться не могу, не хочу вступать ни в какие пререкания, что журнал — другое дело, и поэтому прошу ее 3 долларов мне не присылать, а работу эту я сделаю даром, из уважения к памяти М<ихаила> О<сиповича>.

Надо сказать, что я еще в Париже говорил об этом с Кантором. Он сказал «minimum 50 долларов», и это я и думал написать М<арии> С<амойловне>, если бы она n’avait pas pris les Levants[396]. Ведь переводы надо сравнить с оригиналом, а сонетов этих довольно много, да и вообще, даже в слове «заплачу» — не спрашивая моего согласия — М<ария> С<амойловна> проявила большую desinvolture[397], по-моему.

Вам, вероятно, скучно читать столь подробное изложение столь ничтожного дела, но Вы сами у меня подробностей потребовали. Как по Вашему, именно так следует М<арии> С<амойловне> ответить — или не отвечать ничего?

Иваск меня забрасывает письмами об «Опытах» и о своих планах. Очень жаль, что Вы для них недоступны. В ближайшем № будет «Ад» Зайцева — Данте, о котором Иваск отзывается кисло, но помещения которого требует издательница.

Да, С<офья> Ю<льевна> пишет, что очень болен Ремизов и что д-р Зернов настроен пессимистически. А я как раз собирался написать о его последней книге с «бездарным Толстым»[398] и прочим в дополнение к дифирамбу, написанному в «Н<овом> р<усском> с<лове>» Мазуровой[399]. Кстати, я эту Мазурову не знаю, но Тэффи когда-то мне очень смешно рассказывала, что она — т. е. Тэффи — однажды написала ей довольно резкое письмо с литературными возражениями, а в ответ получила письмо от Мазуровой: «Спасибо, что хоть вы меня побранили, а то со всех сторон слышишь — умная, талантливая, замечательная!»