Мои Снежные монстры (СИ) - Трой Лика

Палец упирается в сжатое колечко попки, надавливает. Рвусь грудью вниз, пытаюсь вырваться. И замираю, когда он жаром дыхания опаляет кожу у поясницы, опускаясь губами все ниже. Больше не сопротивляюсь: не могу, да и не хочу. Хочу большего. Может, с ним получится…

А поговорим утром, и с Яром тоже. Я придумаю, как подать мысль правильно.

Все внутри пульсирует и бушует, требуя долгожданной разрядки.

- Чтоб я больше не слышал о подобном, ясно тебе?

- Неясно. Яр сказал – разговор завтра. Кто не рискует, тот…

Всё, я больше не могу говорить, слова сдыхают, превращаются в елочную мишуру. Тони, куснув меня за попу, приникает ртом к промежности, исследует языком, то яростно — глубоко, то до одурения медленно.

Страсть разгорается, захватывает каждый атом сознания, я стартую в пучину огня. Где же финиш…

Вцепляюсь в подушку, вжимаюсь лицом, пряча влажные стоны и всхлипы… Теряю счет времени.

На мгновение выныриваю в реальность, когда член, раздвигая губки, упирается в киску. А когда он толкается внутрь, я вскрикиваю, больше не сдерживаюсь. Пружина возбуждения сворачивается в тугую спираль, но все никак не рванет.

Тони вбивается глубже, быстрей, будто хочет выбить из меня глупые мысли, сжимает за ягодицы, пальцем поглаживает верхнюю дырочку, поддразнивает.

Эти касания заставляют меня сжаться сильней и задрожать, отчего уже из мужчины вырывается низкий рык наслаждения. Но сжимание не помогает уберечься от проникновения. Совсем чуть-чуть. Ох, нет… Это же так запретно, так остро, так… хорошо?

- Не надо, пожалуйста, - прерывисто шепчу, изворачиваюсь.

- Скоро ты будешь просить об обратном, милашка.

Он убирает палец, а я прикусываю губу, это «скоро» уже почти наступает, только вот мне нужен второй… мой истинный.

О боже, что за безумные желания…

Тони ускоряется, его руки на бедрах, с силой натягивают. Резче, на всю длину. Его захватывает волна кульминации, какая-то часть эйфорического ощущения по незримым каналам-связям передается и мне, резонирует.

Я кричу, а он часто и с хрипом дышит.

Мы в дуэте, но в этом ансамбле ощутимо не хватает третьего исполнителя…

Ночь подходит к концу, за окном уже не так темно, сумрачная дымка рассвета.

- Разбудишь меня, как проснешься?

Тони бурчит что-то утвердительно невнятное.

Мы лежим, я лицом к стене, а Антон обнимает меня за талию, прижимая к себе, как самую великую драгоценность, с которой он ни за что не расстанется. Он, похоже, уже засыпает: его дыхание ровное и глубокое. А я не могу уснуть, мысли крутятся вокруг предстоящего, вокруг всех этих истинностей и странных неизвестностей.

Что если, я для них ценность, но как вещь? Которая делает их сильней, и как единственная, с кем они могут удовлетворять потребности?

Я не хочу позволять себе чувствовать к ним что-то большее, чем они ко мне. Я должна точно понимать, кто я для них.

Ерзаю, убираю тяжеленную руку мужчины с талии, разворачиваюсь к нему лицом. Он приоткрывает глаза, вопросительно щурится.

Слова Агаты и мои колебания не выходят из головы, я повторяю ее вопрос вслух:

- А у тебя есть кто-то, кто тебе дорог? Больше всего на свете?

Красные огоньки в глазах Тони гаснут лишь на мгновенье. На крохотную миллисекунду. И вспыхивают еще острее и жарче.

- Конечно. Разве ты сомневаешься, малышка?

Я поворачиваюсь обратно к стене, скрывая, как губы сами по себе растягиваются в улыбку.

Глава 20

Меня будит холод и дискомфорт. Натягиваю одеяло до носа, поворачиваюсь лицом к Тони.

Которого нет.

Моргаю. На локте приподнимаюсь и смотрю по сторонам, на зашторенное окно.

Черт! Черт! Дьявол!

Вскакиваю, понимая, что я проспала, никто меня не разбудил на утренний разговор, и уже день, если не вечер. То есть… Оборотни уже ушли в свои бункеры.

А с Агатой что?!

Клетка пустая, дверь нараспашку болтается. Покореженный ошейник лежит в углу на полу, рядом с ним засохшие бурые капли.

Кровь.

Неужели они все-таки…

Сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони. В висках простукивает, в душе разливается ртуть. Холодная с металлическим привкусом.

Охренеть просто…

Поэтому они меня не разбудили, чтобы не мешалась? Сразу решили, как поступят, все разговоры им не нужны были. Конечно, они же мужчины, альфа-самцы, кто там еще…

Взлетаю по лестнице, бегу по коридору на кухню-столовую, хочу в дверь с размаху ворваться и разборки устроить.

Но нет.

Хватит, набегалась, надо мыслить разумней. Сначала разведаю обстановку, не верю я, что Снежные могли что-то плохое сделать, ведь я не чувствовала в Тони кровожадности.

А в Яре?

…

На кухне трое. Дан за столом и еще двое… людей или нелюдей… сидят прямо на полу перед кофейным столиком с шахматной доской: седоватый рослый мужчина и девушка-шатенка со стрижкой каре. При моем появлении они синхронно поднимают головы, глядя на меня.

- Приветик, - Дан лениво взмахивает рукой.

Настороженно впиваюсь взглядом в сидящих, прохожу вперед. У мужчины мимика отсутствует, взгляд потухший, смотрит сквозь меня, а у шатенки на лице любопытство, вздернутые вверх брови.

Тут какая-то на удивление спокойная атмосфера, будто это не сходка хищников в предвкушении оргии, а собрание друзей за предновогодним столом. Стол, кстати, действительно завален едой и напитками, аромат соответствующий – желудок сразу напоминает о своем существовании. Из колонки звучит негромкая музыка.

Стараюсь дышать спокойно, вполне миролюбиво спрашиваю:

- Привет, всем. Как рана, Дан?

Седоволосый издает фыркающий звук.

Дан скалится в улыбке, демонстрируя ряд острых, почти звериных, зубов:

- Сойдет. Спасибо.

- Да… Не за что. А где… остальные?

Девушка встряхивает копной волос, звонко говорит:

- Я - Злата. Это - Слепой, - показывает на мужчину. – С Даном вы уже познакомились. А Семен на улице, оленя разделывает, скоро придет.

Киваю. Я думала их будет больше. Мысль о том, что девушка одна, а мужчин трое, я благоразумно глушу.

- Я - Ника. Рада знакомству.

Слепой качает головой, отворачивается к шахматной доске. Слышу бурчание:

- И чего только в комнате не сидится… Слон А четыре – Эф семь. Шах.

Он и вправду слепой? Фигуру переставляет за него Злата, и прежде, чем я успеваю придумать достойный ответ Слепому, она машет мне жестом, корчит лицо, мол не обращай на него внимание.

- Я все вижу, - говорит Слепой.

Она отрицательно мотает головой - не видит.

Я бы посмеялась, да вот после увиденного в подвале мне не смешно. Только собираюсь прямо спросить, что с Агатой, как ко мне подходит Дан, держа два бокала в руке.

- Расслабься, Слепой. Все зашибись, праздник же, ну. Часа через три будет луна, вот тогда и повоем. На вот, возьми, - всовывает мне в руку бокал с красной жидкостью и палочками корицы - глинтвейн. - А Ярый и Тонич - всё. Закрылись по бункерам. Час назад.

Злата деловито заправляет прядь волос за ухо, рубит слона конем. Рассеянно добавляет:

- И лазутчицу с собой взяли.

- Шах. Ладья дэ один – дэ восемь.

Падаю на ближайший стул. Машинально подношу бокал ко рту, глотаю пахучую жидкость. Глинтвейн обжигающе скользит по пищеводу, но я не чувствую вкуса. И тепла тоже.

Заставляю себя молчать. Хотя в мозги колючками впивается вопрос – зачем? Зачем они взяли Агату с собой?! Но что не убили, это радует, не все потеряно, значит я не ошиблась в них, так что можно держаться плана.

Слепой вздыхает:

- Человек в стае, куда смотрят древние.

Злата пытается пнуть его под столом ногой, но седой оборотень невозмутимо отстраняется, и она промахивается. Дан разводит руками:

- Он у нас перед полнолунием впадает в маразм, старик совсем. Помереть луна не дает, но и жизнь такая себе…

Слепой запускает в него пешкой. Дан ловит ее одной рукой перед самым носом.

Злата доверительно говорит: