Вкус манго - Мариату Камара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнула. Нечто подобное Мари говорила нам, пытаясь отучить от ябедничества, например, на тех, кто ел лишнее. «Дитя, — говорила она тому, кто жаловался, — если ты обвиняешь другого в плохом поступке, то, скорее всего, хочешь совершить его сам».
— Санко следовало искать соломинки у себя, — продолжала Ябом. — Он начал добывать алмазы и вывозить их в Либерию в обмен на оружие, необходимое для ведения войны. А еще Санко агитировал парней становиться солдатами. К тому моменту юноши часто уже были эмоционально сломленными. Страна у нас бедная, ни образования, ни работы у людей нет, других перспектив те парни не видели, вот и стали для лидера повстанцев легкой добычей. Мариату, наша страна одна из беднейших в мире. Вот переедешь в Англию и сразу все поймешь. Ты увидишь, какая у лондонцев одежда, какая еда, какие дорогие дома, какие роскошные театры и музеи. У нас есть красивые песчаные пляжи, но, пожалуй, это единственное, что есть у нас и чего нет в Англии.
За разговором мы просидели на скамейке около часа. Едва стих теплый утренний ветерок, государственный флаг перестал развеваться.
— Нам пора войти в здание и заполнить бланки, — сказала Ябом, глядя на положение солнца. — Уже перевалило за полдень, и если мы не оформим бумаги, ты никуда не поедешь!
Прежде чем мне сделали свидетельство о рождении, пришлось ответить на уйму вопросов. В кабинете первого этажа нас с Ябом усадили напротив женщины в наряде, который я теперь ассоциировала с бизнесом: белая блузка с узкой бежевой юбкой и черные туфли на высоком каблуке.
Первые несколько вопросов были легкими.
— Где ты родилась? Где живешь сейчас? Полное имя твоей матери? — допытывалась женщина, а потом попросила: — Назови дату своего рождения.
Эта просьба поставила меня в тупик. Я посмотрела сперва на чиновницу, затем на Ябом и пожала плечами:
— "Ты не одна такая, — успокоила меня чиновница. — В большинстве районов Сьерра-Леоне даты рождения детей не фиксируются. Но нам нужно что-то записать. Попробуем угадать?
— Как считаешь, в какое время года ты родилась? — спросила Ябом.
Я крепко задумалась.
— Отец говорил, что в день моего рождения шел дождь. Но с его слов получалось, что в то время дождя не ждали. Может, тогда заканчивался сезон засухи? — рассуждала я.
— Пусть будет май, — предложила Ябом.
Чиновница записала месяц, а потом спросила:
— У тебя есть любимое число? Нам нужен не просто май, а конкретный день.
Цифры я выучила лишь во Фритауне, когда начала побираться. Тогда я и усвоила, что деньги бывают разного номинала.
— Даже не знаю. Мне нравится двадцать пять, — ответила я.
— Тогда пусть будет двадцать пятое, — кивнула женщина.
День рождения я прежде не отмечала, но знала, что появилась на свет четырнадцать лет назад. Так двадцать пятое мая стало моим официальным днем рождения.
В конце беседы чиновница попросила меня расписаться.
— Я не умею писать, — сказала я.
— По требованию государства официальный документ вроде свидетельства о рождении или паспорта должен содержать подпись. Поскольку очень многие люди потеряли на войне руки, допустимо «расписываться» ногами. Мы сделаем отпечаток пальца ноги.
Ябом нагнулась, сняла шлепку у меня с правой ноги, вытерла большой палец сухой салфеткой и макнула в синие чернила. Потом она прижала мой чернильный палец к нескольким документам.
— Отлично, — проговорила чиновница, когда мы закончили. — Твое свидетельство о рождении будет готово недель через шесть.
— Тогда твой отъезд в Англию станет на шесть недель ближе, — добавила Ябом, когда мы поднялись, чтобы уйти.
После нашей первой встречи я то и дело порывалась рассказать Ябом о Билле из Канады, но каждый раз передумывала. Не то чтобы я не доверяла социальной работнице. Как раз наоборот: мягким характером она напоминала мне Фатмату, которая делала для меня очень много и никогда не просила ничего взамен. Я просто беспокоилась, что отъезде Англию сорвется, если Ябом узнает, что мной интересуются другие благотворители.
Тем временем родственницы начали собирать для меня западные наряды. Я девушка миниатюрная: после переезда в Северную Америку выяснилось, что у меня четвертый размер одежды[3]. Большинство вещей, которые жертвовали в лагерь, были мне велики, поэтому Абибату и Фатмата обратились за помощью к отцу Маурицио. Вскоре после этого он передал мне джинсы в итальянском стиле — зауженные, облегающие фигуру, как перчатка. Футболки, которые отыскал священник, тоже сидели плотно.
Впервые примерив джинсы, я воскликнула:
— Как женщины в таком ходят?! Я даже колени согнуть не могу.
— Зато каждый изгиб твоего тела видать! — засмеялась Фатмата.
Вскоре в палатке у нас стало некуда ступить. Вдоль стен комнатушек и раньше лежала запасная одежда, теснились кастрюли и сковородки, мешки с рисом и другими припасами, которые мы приготовили к сезону дождей. Сейчас еще добавился большой черный чемодан, который принесла мне Ябом. В него я и сложила вещи от отца Маурицио.
Как-то вечером мы сидели у костра с Мари, Абибату, Фатматой и Адамсей. Мальчики и мужчины ушли в мечеть. Обычно, когда собиралась сугубо женская компания, все болтали наперебой, но в тот вечер было тихо.
— Мариату, прости меня, — начала Мари, вороша костер палкой. — Я не поверила тебе, когда ты рассказала свой дурной сон с пальмовым маслом.
Удивленная ее извинением, я не знала, что сказать.
— Возможно, ни один из нас больше не увидит родной дом, — вмешалась Абибату. — Эта война идет слишком долго и причиняет слишком много страданий. Но у тебя, Мариату, есть шанс. Шанс чего-то добиться.
— Мне бы тоже очень хотелось уехать, — тихо проговорила Адамсей. Ее лицо блестело от слез. Мне хотелось обнять ее и сказать: «Езжай вместо меня». — Помнишь, как после Манармы я неделю не могла выбраться из буша?
Я медленно кивнула. К то му моменту, как Адамсей попала в больницу Порт-Локо, ткани вокруг ран уже поразила гангрена. Докторам пришлось завершить начатое мятежниками: отрезать моей двоюродной сестре большую часть левой руки.
— Ты умнее меня, Мариату, — продолжала Адамсей. — Ты всегда знаешь дорогу и хорошо разбираешься в людях. Ради меня постарайся не потеряться в чужой стране под названием Англия, а потом укажи путь и мне.
— Мариату, ты наша надежда на будущее, — сказала Мари. — Воспользуйся медицинской помощью, получи образование, найди работу.
Целую минуту все молчали; искры от костра взлетали в небо. Прервала молчание моя тетя, снова подав голос:
— Никогда не смотри назад, Мариату. Начнешь оглядываться погрязнешь в сожалениях и упущенных возможностях. Смотри только вперед.
Утром, когда я
