Былое и выдумки - Юлия Винер

– Куда же они девались?

– Подохли.

– Подохли? Отчего подохли? От эпидемии?

– Да, от эпидемии. Кушать им стало нечего. Распахали, и не стало травки кушать для лошадок.

– Зачем же вы пахали? Вы бы отказались.

– Да? Ты бы отказалась?

– Ну-у, я. Я же не умею.

Батырбай вздохнул:

– Ты хитрая. Вы все, русские, хитрые.

– А я не русская, я еврейка.

– Это все равно.

– О нет, совсем не все равно. Большая разница.

Но Батырбая эта разница совершенно не интересовала.

– Ты спать хочешь? Иди спи.

– Да ведь час уже прошел? Обед кончился?

– Иди спи. И я буду спать.

Проверять нас никто не приходил, и мы проспали часа, наверное, два. А потом часа четыре еще поработали, и за все это время зерноприемник наш наполнился едва на треть. Выяснилось, что Батырбаю, а также и мне, платили не за количество добытого зерна, а за убранные гектары. Работы комбайну было мало, поэтому катались мы по полю шустро, гектаров обработали порядочно. Могли бы и больше, но Батырбай сказал: «Хватит. При нормальном урожае столько за день убрать невозможно». – «Но он же не нормальный, – заикнулась было я, – давайте поездим еще, подзаработаем как следует». – «Нельзя», – сказал Батырбай. Он заглушил мотор, отцепил трактор от комбайна, прицепил к трактору полупустой бункер, я влезла туда и уселась на зерно, и мы поехали на ток.

Сквозь неплотно пригнанный задок бункера зерно бойко трусилось на землю. Мне было жаль зерна, я старалась отгрести его от задней стенки, удержать. Но старалась я только в этот первый день. Вскоре я повидала дороги, по которым грузовики возили зерно в Кустанай на элеватор, и поняла, что старания мои бессмысленны. Зерно валялось по обочинам только что не сугробами. Грузовики лихо мчались по выбоинам, поливая дорогу зерном из всех щелей. Выбоины тоже были забиты зерном так, что их словно и не было.

И все же полную бессмысленность нашей работы, да и всего гигантского мероприятия в целом, я еще как следует не сознавала. Зерно, хотя и ничтожно мало в соотношении с огромным пространством и с чудовищным количеством людей и техники, все же поступало на элеваторы. Кроме того, я еще надеялась, что все это только здесь так, а в других местах иначе, лучше.

Скоро и эта надежда испарилась. К нам, проездом в медпункт или в баню, заглядывали иногда члены других студенческих бригад, приехавших раньше нас. Рассказывали, как все это выглядит у них. Картина такая же или хуже…

Руководствуясь здравым смыслом, следовало бы нам всем немедленно бросить это бесполезное расходование энергии и возвращаться домой. Насильно нас там никто не держал. Заработать денег на проезд – и мотать оттуда. Ну, потрепали бы немножко по комсомольской линии, но вряд ли сильно. Всегда можно было отговориться плохим самочувствием, болезнями (среди нас начиналась дизентерия), трудовыми травмами.

Но… мало кто в те времена и в тех условиях руководствовался здравым смыслом. Начиная с самой верхушки. Здравый смысл, устами немногих отважных экономистов и агрономов, говорил, что решение грозившего стране тяжелого хлебного кризиса лежит не на целине, а в черноземной средней полосе, где есть и вода, и люди, на землях, давно обработанных и культивированных, но вконец истощившихся от неправильной и слишком интенсивной эксплуатации при отсутствии удобрений. Это, разумеется, тоже требовало и средств и времени, однако несравненно меньше, чем «освоение». Так говорил здравый смысл. Но взбалмошный мужик Хрущев, заманивший нас сюда, повелел решить проблему иначе. Единым махом. И хлеба будет – завались, и молодежь, несколько взбудораженная «оттепелью», вдохновится, займется делом и успокоится. Ну, и стали решать. Пару лет понадрывались на полубесплодных полях. В конце концов хлебная проблема была решена простейшим способом – с помощью золота. Потекло в страну зерно из догоняемой и даже перегоняемой Америки, и освоение тихо увяло.

Мы, разумеется, тоже никакого здравого смысла не слушались и рьяно продолжали свои бессмысленные труды. У нас, именно у нашей группы, в нашей бригаде, была важная побудительная причина.

…Заезжавшие к нам в гости соседи с тоской рассказывали, что творится у них в бригадах. Бесконечные споры и распри из-за распределения работ и заработков. Принятую здесь систему учета и понять было трудно, а проверить еще трудней. Но главная проблема была даже не в этом. Самые сильные парни прилично зарабатывали на тяжелых, хорошо оплачиваемых работах. Те, что пооборотистей, отхватывали себе занятия и полегче, и повыгодней. А тем, что послабее, особенно девочкам, редко выполнявшим даже полнормы на дешевой работе, начислялись гроши.

Начались схватки за предпочитаемые работы. Порой доходило до драк. Распадались дружбы, зарождалась зависть, ненависть. Авторитет бригадира таял, никто никого не хотел слушать. За съестными припасами посылали одного-двоих в сельпо, там закупали для каждого члена бригады по его деньгам. Одним много, другим меньше, третьим еще меньше. Этим посланным не доверяли, подозревали в махинациях, выбирали других, но и тем доверять нельзя… Готовили пищу раздельно, поодиночке или малыми группками, внутри которых тоже кипели споры и ссоры. Ели каждый свое. Некоторые просто подголадывали. Кто-то уже сбежал домой.

У нас ничего похожего не было и даже быть не могло. Кто-то очень разумный среди нас предвидел возможность такого поворота событий и сумел его предупредить в самом начале. Судя по всему, идею подал Мама. Догадываюсь, что Папа воспринял ее без восторга, тем более что его подруга была категорически против. Предложение было вынесено на общее собрание.

Мама встал и сказал:

– Вот, например, она, – он положил руку на плечо сидевшей рядом маленькой, худенькой девушки, – вкалывает с полной отдачей. И я тоже так работаю. Теперь посмотрите на меня и посмотрите на нее.

Контраст был убедительный. Все с интересом ждали продолжения.

– Я большой и сильный и зарабатываю прилично, даже если учетчик жульничает. Не сегодня завтра приедет сельпо, и я смогу купить себе в кредит много еды. А она – спасибо, если хоть что-нибудь сможет купить. Да не только она, а и многие из нас. Вот и получится: я и другие, как я, будем сидеть и нажираться, а кое-кто будет смотреть и слюнки глотать. И так будет все время, пока мы здесь. Нас это устраивает?

Все заволновались. Одни говорили – нет, не устраивает, другие считали, что непорядок, конечно, но делать нечего, кто какой родился. Третьи пожимали плечами – а чего, нормально, кому напрягаться неохота, тот пусть и ест поменьше…