Нежность лунного света - Барбара Картленд

Все это время ее не оставляло чувство, что теперь она безраздельно принадлежит Ориону. Наверное, и он чувствовал то же самое.

Когда Орион надевал ей на палец обручальное кольцо, на лице его было выражение безоглядного счастья.

Священник благословил их, они встали с колен, и Орион поцеловал Афину.

Это был чистый, святой поцелуй, и Афине казалось, что Бог даровал ей в жизни самое главное – любимого мужа.

– Ты мое сердце, моя душа, – прошептал по-английски Орион.

Когда новобрачные вышли из храма, их ожидало множество людей. Жители Дельф были полны решимости на славу повеселиться по случаю рождения новой семьи.

Ориона и Афину, осыпая цветами, снова посадили в фаэтон и отвезли обратно в таверну, где уже были накрыты столы. Мадам Аргерос помогали готовить и другие жительницы деревни. Одной хозяйке таверны было бы не под силу принять такое количество гостей.

Немедленно были открыты бутылки вина, и новобрачные выслушали не менее сотни тостов с пожеланиями семейного счастья.

Афина была слишком взволнована событиями этого дня и почти не могла есть, но мадам Аргерос заставила ее попробовать несколько вкусных блюд, а девушка не осмелилась огорчить отказом гостеприимную и добрую хозяйку таверны.

Когда с кушаньями было закончено, а столы убраны, начались танцы. Афине представилась возможность увидеть греческие народные танцы. Многие из них греки танцуют уже не одно столетие, привнося в них элементы танцев и других народов, оказавших влияние на культуру и духовную жизнь Греции.

Девушка впервые услышала настоящую греческую музыку, которая, конечно, не звучала в столице, в королевском дворце.

Она увидела аулос – тростниковую свирель, о которой упоминается в связи с празднествами в честь Диониса, – флейту, лиру и тимпан – барабан, на котором руками отбивали ритм. Деревенские музыканты использовали также кроталу – род кастаньет, – а также цимбалы.

Своего рода уступкой современности был аккордеон, на котором играл мальчик, одетый в фустанеллу, в греческой шапочке с длинной, до пояса кисточкой.

Афине показалось, что музыканты одеты более живописно и нарядно, чем остальные гости.

Развлечения в честь новобрачных начались с танца чассапико, «танца мясников», по словам Ориона. Танец был завезен в эти края из Константинополя. В нем участвовали четверо мужчин, которые прищелкивали пальцами в такт танцевальным па.

Настоящее веселье началось, когда появился музыкант с бузуки – неуклюжей, огромной мандолиной, – из которой извлекались то грустные, то задорные, ритмичные мелодии.

Каждый номер сопровождался одобрительными возгласами, продолжительными аплодисментами и криками «Браво!».

Быстрый и легкий танец сервико, который Афине показался почему-то славянским, заставил пуститься в пляс большинство присутствующих. Если бы хватило места, наверное, танцевали бы все.

Затем мужчины танцевали зеймбекико. Они положили друг другу на плечи руки и с неожиданной для них грацией двинулись по кругу. Афина подумала, что в Англии почему-то считается, что хорошо могут танцевать только женщины. Греки-мужчины на ее глазах опровергали это представление. Было видно, что танцоры получают огромное удовольствие от танца и буквально живут им, вкладывая всю душу в ритмичные движения. Чувствовались и их уважение и товарищеская теплота в отношении друг к другу. Им долго и горячо аплодировали.

Затем под аккомпанемент бузуки музыкант запел любовную серенаду. Певучая мелодия понравилась Афине. Она подумала, что подобная песня способна тронуть сердце любой женщины, даже самой холодной и высокомерной красавицы.

Афину серенада растрогала настолько, что она сжала руку Ориона, и тот ответил ей крепким рукопожатием. Когда певец умолк, на мгновение воцарилась тишина. Потом публика разразилась аплодисментами, и в этот момент Орион потянул Афину за руку. Они незаметно выскользнули через боковую дверь, о существовании которой девушка даже не подозревала, на улицу. Над ними было усеянное яркими звездами ночное небо.

Новобрачные вышли на тропинку, которая вилась среди кустов, а по ней – на дорогу. Им удалось не попасться на глаза гостям, толпившимся возле таверны.

Афина молчала. Она была готова следовать за Орионом куда угодно. Ее переполняло радостное возбуждение при мысли о том, что они наконец-то остались одни.

Деревенская улица была совершенно безлюдна. Музыка из таверны доносилась все глуше, по мере того как они отходили от деревни.

С каждым шагом молодые люди словно приближались к тому невыразимо безмятежному миру, центром которого был священный храм.

В небе ярко сияли звезды. Всходила луна.

Афина почувствовала, что Орион ведет ее туда, где она совсем недавно познала чудо первого поцелуя и где она навсегда отдала ему свое сердце.

Они вышли на узкую тропинку, которая шла к храму Аполлона и древнему амфитеатру, но Орион, не сворачивая, повел ее дальше по дороге.

Афина вопросительно посмотрела на него, но он ничего не ответил. Впрочем, она и сама поняла, что он ведет ее туда, где встретил впервые, в храм Афины.

На сухой песчаной дороге их шаги были не слышны, и Афине казалось, будто они с Орионом проплывают над бездной, в которую струит свои воды легендарный Кастальский ключ. Вскоре они оказались у лестницы, что вела к святилищу древней богини.

Они прошли через небольшую оливковую рощицу, и перед ними оказалась поляна, на которой вздымались ввысь три прекрасные дорические колонны.

В лунном свете их гладкая, мраморная поверхность светилась серебром.

Афина невольно залюбовалась этой волшебной красотой. Потом почувствовала, как Орион обнял ее и нежно прошептал:

– Жена моя! – будто желая убедиться в истинности этих слов.

Приблизив девушку к себе, он заглянул ей в лицо.

– Ты красивее, моя дорогая, всех красавиц мира! Теперь ты моя. Навсегда моя, до конца наших дней. Никогда в жизни мы больше не расстанемся!

– Я люблю… люблю тебя! Орион… я люблю… люблю тебя! – прошептала Афина.

– У меня не хватает слов, чтобы выразить мои чувства к тебе, – ответил Орион. – Ты само совершенство. В тебе поражает не только твоя божественная красота, но и твоя нежность, твое очарование, твоя доброта, твое мужество.

– На самом деле я… вовсе не храбрая, – ответила девушка. – Мне придают смелости только мысли о тебе!

Их губы соприкоснулись, и она ощутила жгучий, волшебный, восхитительный огонь желания.

Орион еще крепче прижал ее к себе и снял с нее золотистую шапочку вместе с фатой, затем отколол булавки, которыми фата прикреплялась к платью.

После этого он осторожно расстегнул застежку золотого ожерелья и начал расстегивать пуговицы свадебного платья.