Утоли моя печали - Юлия Вознесенская

Потом я углядела в стороне крохотную яркую звездочку. Она разгоралась все ярче и становилась крупнее, и вскоре я поняла, что она приближается ко мне. Затем я увидела, что от звезды протянулся ко мне сквозь мрак туманно-светлый луч и лег между нами мерцающей светлой полосой, как лунная дорожка на воде, а сама звезда превратилась в светящийся силуэт, очертаниями похожий на человека, довольно скоро приближающийся ко мне по этому, им же самими испускаемому, лучу.

Силуэт приблизился и оказался стоящей передо мной прямо на световой дорожке фигурой… — человека, статуи? Нет, кого-то гораздо более величественного. Это было ослепительно прекрасное Существо, выше меня ростом, с чуть туманными, как бы размытыми, но гармоничными чертами лица. От Существа ко мне шел не только свет, но и какое-то тепло, лишенное теплоты в собственном смысле, — это было что-то вроде физически ощутимого потока расположения и приветливости. Каким-то образом я сразу почувствовала, что Существо это полно любви и мудрости.

— Ирина! — негромко произнесло Существо и протянуло ко мне руку. Я благоговейно коснулась его руки и почувствовала, как через нее в меня струятся покой и любовь.

— Вы — Бог? — с трепетом спросила я.

— Да что это вы такое говорите, Ирина! — сказало Существо, и мне послышалась в его голосе улыбка. — Бога нельзя ни видеть, ни слышать, а вы меня и видите, и слышите — только вот почему-то не узнаете!

Его ли черты обрели большую ясность, мои ли глаза приспособились к ослепительному белому свету, но я стала лучше различать Человеческие черты на сияющем его лице. — Что-то знакомое в нем проступало, но, конечно, на земле я такого прекрасного лица не видела и видеть не могла.

— Ты мой Ангел Хранитель? — попробовала я еще раз.

— Да вы приглядитесь, Ирина, — я же Валера, Валера с Сенной!

Я так и ахнула, и, если бы световая дорожка под нашими ногами не казалась мне зыбкой, будто разостланный на воздухе длинный половичок из золотой соломы, я бы так и села на нее от неожиданности. Я вгляделась пристальней и убедилась, что в лице Существа теперь и в самом деле явственно проступали черты моего соседа по квартире.

— Валерий! Да, теперь вижу, это в самом деле вы! Но что с вами произошло, как это вы стали таким?

— Да вроде ничего со мной не происходило. Я вдруг проснулся среди ночи и увидел яркий свет в окне. Поглядел — а это нашу церковь снова взрывают. Когда ее уже взрывали когда-то, нас всех из домов повыгнали на улицу, и я видел, как это происходило: церковь поднялась на воздух, а потом рухнула вниз. Так было и этой ночью. Но только на этот раз я все хорошо видел, потому что церковь была освещена синим огнем. И еще я понял, что я погиб при этом взрыве. А что с моими — не знаю. Потом поставили меня на эту дорогу, дали напутствие и велели: «Иди!» — Ну, я перекрестился и пошел.

— Какое напутствие, Валера? Мне никто ничего не говорил. Я вообще никого кроме вас не видела, хотя бреду в этой темнотище уже довольно долго.

— А я вот на самом деле встретил моего Ангела Хранителя, он-то мне все и разъяснил.

— И что же он вам сказал?

— Он сказал, что дорога эта ведет в Рай, и на ней я встречу всех, с кем встречался в жизни, и если я перед кем-то виноват, то должен покаяться, попросить прощенья и примириться. Он сказал, что я не дойду до Рая, пока не примирюсь со всеми. «Ты заплатишь все долги, отдашь все до последнего духовного грошика, хотя бы ты затратил на это миллион лет, а иначе до Рая тебе не дойти» — вот что сказал мне мой Ангел Хранитель. Поэтому, Ирина, давайте не будем терять время, а пойдем вперед: очевидно, мы Должны часть пути снова пройти вместе, как проходили его при жизни. Разговаривать можно и на ходу.

— А почему мы с вами оказались вместе на этой дороге, Валера, как вы думаете?

— А я не думаю, я точно знаю, мне Ангел сказал: потому что я очень перед вами виноват, Ирина. Я должен покаяться и попросить у вас прощенья. Между прочим, я как раз об этом и думал перед тем как умереть.

— Вы — виноваты в чем-то передо мной?! Да Бог с вами, Валера! Вы меня так тепло встретили в той квартире на Сенной, заботились обо мне, когда я заболела, и вообще с самого начала вели себя как самый добрый сосед. Карнизы мне повесили…

— А вы не все про меня знаете! Вы ко мне относитесь как к порядочному и доброму человеку, а я совсем не такой. Когда я на работу уходил, Лена велела мне непременно зайти по дороге в аптеку и купить для вас аспирин, а потом взять в молочном киоске молоко. В аптеке была очередь, я отстоял и аспирин взял, а потом глянул на часы — на работу опаздываю! Я решил, что молоко позже куплю, на кольце, когда у меня перерыв будет. А чего-то сегодня день выдался суматошный, на улицах пробки, я все время опаздывал: приду на кольцо — а мне уже назад заворачивать. Сначала я честно собирался выкроить пять минут и сбегать за молоком — там и молочный киоск есть неподалеку, да все как-то не успевал и не успевал! Я уж и корил себя: если бы сигареты кончились и надо было за ними бежать, небось успел бы! А потом я решил, что после работы сделаю крюк и зайду в круглосуточный гастроном, там и куплю для вас молоко, решил и успокоился. А где-то на самом донышке души подленькая мысль мелькала: а если сил не хватит крюка давать и в круглосуточный идти, так ведь и без молока Ирина один вечер обойдется — не грудной младенец, завтра куплю! С этим я пришел домой и сразу лег спать, даже Лене ничего не сказал. А ночью проснулся — церковь взрывают! И я прямо сюда и загремел. Как мне мой Ангел Хранитель сказал про долги перед людьми, я сразу же вас первую и вспомнил, кого последнюю обидел, — ну, с конца начал. Не успел оглянуться, а вы вот она! Так что простите меня, что не позаботился о вас, не купил молока, а главное — за подленькие мои мысли.

С этими словами Валера бухнулся на колени на световую дорожку и коснулся ее лбом.

— Валера, милый, да встаньте вы! Нечего мне вам прощать. Молоко какое-то дурацкое… Разве можно сейчас о таких мелочах думать?

— Молоко для больной — не мелочь! А уж Что сам себя при этом оправдывал, так это и вовсе бессовестно.

— Хорошо-хорошо, Валера, я вас прощаю. Только вы поскорей встаньте, пожалуйста Пожалейте вы меня, передо мной еще никто и никогда не стоял на коленях, мне же неловко Валера поднялся и сказал с облегчением:

— Фу, камень с души! Вот был бы ужас если бы я вас не встретил здесь, а так бы и ушел в вечность с этой последней виной.

— Какой вы удивительный, Валера! Вот уж не думала, что рядом со мной настолько духовный человек живет…

— Да бросьте вы, Ирина, какая уж там духовность! Я ведь только среднюю школу кончил, да и ту из-под палки… А чего это мы стоим? Давайте пойдем дальше. Мы ведь не куда-нибудь идем, а прямо в Рай.

— Конечно! Идемте, Валера. А вдруг и вправду дойдем?

И мы пошли рядом по светящейся во мраке полосе. Дорога под ногами была упругая и пружинила, как будто снизу ее подпирал сильный воздушный поток. Мы шли и разговаривали о том о сем, больше всего обсуждая события минувшей ночи. Как же это могло быть, что церковь, которую взорвали уже почти полвека назад, вдруг снова взлетела на воздух и взрывом увлекла нас за собой? И одних ли нас? Но мы так ни до чего и не додумались и решили что нам были показаны зрительные образы каких-то невидимых духовных процессов, только вот что это были за процессы — этого ни я, ни даже Валера, который, как вскоре выяснилось, был все-таки православным и даже вполне церковным человеком, не понимали. Валера вдруг спросил:

— Ирина! А почему вы сказали, что перед вами никто никогда на коленях не стоял? Разве у вас никто не просил прощенья в Прощеное воскресенье?

— Я и не знаю, что это за Прощеное воскресенье такое.

— Вербное, или Прощеное, воскресенье — это последнее воскресенье перед Великим постом, когда все православные люди кланяются друг другу в ноги и просят прощенья за все, чем огорчили друг друга в минувшем году и вообще за всю жизнь.

— Как интересно! Нет, я о таком обряде даже не слыхала.

— Разве вы не православная?

— Православная, наверно: когда я родилась, меня крестили.

— И верующая?

— Да вроде бы. Но я не считаю, что для того чтобы верить в Бога, нужно ходить в церковь и поститься.

— А вот если бы ходили, то через неделю после Прощеного воскресенья, в следующее воскресенье, когда церковь празднует Торжество Православия, вы бы услышали точное определение того, что есть православие, а что — нет, должен православный посещать храм или не должен, обязан он причащаться или нет.

— Ну, мне хватает и своего собственного мнения!

— Вот вам заодно объяснили бы, что есть наше собственное мнение с точки зрения истинного Православия! — засмеялся Валера. — И как оно, это собственное мнение, называется.

— И как же оно называется?

— Да очень просто — прелесть.