Нимб над Мефистофелем - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заглянул домой, повидался с мамой и помчался к Агнии, захватив банку варенья и пирог с капустой.
Я много думал над словами Чехонина, сказанными после посещения Федора Михайловича. Думать-то думал, а не принимал его точку зрения, которую он полностью не высказал, лишь намекнул. Почему я узко мыслю? Почему по-мещански? И когда мне читать? Мы работали без выходных, с утра до вечера, а то и ночи напролет, некогда было выспаться. К тому же вечером у меня начиналась другая жизнь, приносившая мне радость. Я ее только-только познавал, она была для меня новой, насыщенной, отказаться от нее я не хотел.
А через пару дней нас подкараулило нежданное событие. Было очень поздно, стоял густой туман, его капли оседали на волосах и одежде. Мы проводили Туруса от ресторана до дома, Чехонин вытягивал из него мелочи, касающиеся жизни Француза. Я не понимал, зачем ему это, но внимал каждому слову и Туруса, и капитана. Но вот мы попрощались с музыкантом, отошли от его дома, и тут раздался выстрел. Мы оба остановились, как вкопанные, а через секунду Чехонин бросил мне:
– За мной! – И помчался назад.
Турус лежал на ступеньках, держась за грудь, его полное лицо перекосила боль, но он был жив. Бедняга таращил глаза сквозь нас, таращил неестественно, явно ничего не видя. Чехонин склонился над ним:
– Кто стрелял? Вы видели?
– Да... – промямлил Турус, закатывая глаза.
– Кто? Кто это был? – закричал Чехонин.
– Ммм... – только и выговорил Турус со стоном.
– Он потерял сознание? – спросил я.
Чехонин выпрямился, рванул на улицу, оставив меня рядом с музыкантом. Я присел перед ним, пощупал пульс на руке – его не было. Открывались двери, высовывались головы, кто-то ступил на лестницу, но сразу же и убежал. Свистящий шепот гулял по подъезду, а я все сидел на корточках и смотрел на человека, который несколько минут назад был жив.
Вернулся взмокший Чехонин, по его вискам струился пот, по носу скатилась капля, повисла над губой. Он устало присел на ступеньку рядом с трупом, утер лицо рукавом и проговорил понуро:
– Чего сидишь? Ищи телефон.
До полночи мы провозились в доме убитого, но ничего, что указало бы нам на убийцу, не обнаружили. Чехонин был мрачнее тучи. Оборвалась последняя наша надежда! Тем не менее, капитан сделал вывод:
– А за нами следят, Устин. Понимаешь, следят. И Туруса убрали потому, что мы к нему приклеились. Значит, мы верно высчитали... и просчитались. Досадно.
Он никогда не говорил «я», всегда «мы», хотя толку от меня по большей части не было никакого. Но заметил я это только в подъезде Туруса, заметил – и мне стало стыдно за свое скудоумие, за беспомощность, неопытность, незнание.
– Что теперь делать? – спросил я, готовый хоть в пекло лезть, лишь бы от меня была какая-то польза. Чехонин усмехнулся:
– Начнем сначала. Ничего, Устин, мы найдем убийцу. Теперь я уверен, что найдем. Столько трупов... Обязаны найти! Надо подумать. Есть у меня еще одна зацепка.
– Какая?
– Финка, Устин. Ее делали кустарно. Прощупаем здешних мастеров, они неплохо знают почерк друг друга. Жаль, мне только сейчас пришла в голову эта мысль. Но лучше поздно, чем никогда, верно? Ну, по домам...
Я не знал, что самые страшные часы близки и неизбежны, что мне предстоят потери, что смерть увижу собственными глазами, почувствую на себе ее беспощадную руку. А тогда я пришел около четырех часов утра к Агнии, разбудил ее. Она хоть и сонная была, а чуткая:
– Что случилось? Ты совсем потерянный...
– Убили музыканта, – рухнув на табурет, сказал я. – Застрелили в подъезде. Мы немного опоздали, убийца ушел...
Она прижала мою голову к своей груди, опустила нос в мои волосы. Я ощущал ее теплое дыхание, которое проникало в меня через макушку, распространялось по всему телу, давая силы. «Хорошо, что у меня есть Агния», – думал я.
Обычно она вставала раньше меня, готовила нехитрый завтрак, но в то утро после убийства музыканта я проснулся первым, когда едва-едва забрезжил рассвет. Проснулся и лежал, глядя на нее, боясь нечаянно потревожить. Агния лежала боком ко мне, положив сложенные ладони под щеку. Что-то в ее позе было трогательное и детское. А утро заполняло комнату светом, лицо Агнии все отчетливей выделялось на подушке, становясь необыкновенно прекрасным. Мы никогда не любили друг друга при свете дня, только при полной темноте, а тут меня потянуло к ней. Я коснулся губами ее губ, Агния потерлась своими губами о ладошки и перевернулась на спину. Ее светлые волосы соскользнули с виска, и открылось ухо...
Меня будто ножом в грудь ударило – мочка уха Агнии была разорвана. Ранка уже затянулась, но красноватый шрам и мелкие частицы запекшейся крови... Нет, это совпадение, дурацкое совпадение. Но оно меня выбило из колеи, я не знал, что думать. Откуда этот свежий шрам у Агнии? Надо разбудить ее и спросить, пусть она успокоит меня, развеет мои сомнения... нет, подозрения... А в чем я подозревал ее? Даже мысленно не мог произнести, не мог соотнести ее с Муркой, бандитской тварью. Она чудная, прекрасная, любящая... Нет, это моя работа подействовала на меня, потому так и лихорадило.
Агния проснулась, я притворился спящим. Она осторожно перелезла через меня, бесшумно задвигалась по комнате, ушла в ванную, потом на кухню. А я лежал с закрытыми глазами и думал, что мне все привиделось. Одновременно в голове у меня одна мысль сменяла другую. Кто такая Агния – я не знал, документов не видел, да и не спрашивал их. Как жила она, из какой семьи – понятия не имел. Чем занимается днем и вечерами, когда меня нет, – не в курсе. Я ничего не знал о ней! Мне было достаточно ее заботы, любви и того, что она есть. И я вновь отгонял от себя подозрения, внушая себе, что ранка на ухе Агнии – совпадение, не более.
Я решил уйти и подумать в одиночестве, спокойно подумать и прийти в себя. Она прильнула ко мне, когда я вошел на маленькую кухоньку, улыбнулась:
– Я разбудила тебя? Ведь еще рано.
Ее губы, глаза... Нет, я дурак.
– Не разбудила, – сказал я, поцеловав ее. – Мне сегодня с утра пораньше надо на работу. Я пойду...
– А завтрак? Без завтрака не пущу.
Она обхватила мою шею, уткнувшись лицом в грудь. Мне захотелось схватить ее на руки и... но мешал шрам на ухе Агнии. Я повторял про себя: дурак, дурак, дурак... А ухо все равно мешало.
На улице с крыш часто-часто капала вода, я подставил ладони под капли, потом размазал холодную воду по лицу. И пошел. Пошел на работу.
С Чехониным мы выясняли у воров, которые попались и сидели в ожидании суда, кто изготавливает оружие. В основном воры молчали, не желая попасть в категорию предателей. Наконец один из арестованных, дал адрес продавца, сказав, что самих оружейников не знает, но сбытчик нам на них укажет.
Между тем я сходил к эксперту, поинтересовался, как долго заживает ухо, если у женщины вырвали серьгу.
– В зависимости от организма, – получил ответ. – За месяц может срастись. А у некоторых и за полгода не заживет. Но в любом случае рубец останется на всю жизнь.
– А если ранка затянулась, но на рубце есть частицы запекшейся крови?
– Тогда серьгу вырвали недавно.
Я не знал, зачем спрашиваю то, что мне и так уже стало ясно. Впрочем, нужны были другие доказательства, поэтому я задал следующий вопрос:
– Скажите, а что еще может порвать ухо, если не вырывали серьгу?
– Ну, голубчик, – протянул он. – Чтобы определить характер травмы, надо посмотреть на само ухо. К примеру, острым ножом могли поранить. Или женщина упала и ухом зацепилась за гвоздь. Последнее мало вероятно, однако всякое случается...
– Спасибо, – обрадовался я, успокоившись.
Вот что мне нужно было: Агния поранила ухо случайно. Да, это совпадение, такое ведь тоже случается. Тем не менее, я надумал спросить ее, чтоб окончательно успокоиться. Вот дождусь вечера и...
Мы с Чехониным поехали по адресу, но не застали сбытчика дома, прождали его допоздна и промерзли, наконец решили отложить встречу на завтра.
– Ничего, никуда он от нас не денется, возьмем, – сказал Чехонин.
В тот год погода просто издевалась над людьми: после короткой оттепели опять подморозило, особенно к ночи, мы скользили на ровном месте – выбирали бугристый путь. Мои мысли заняты были Агнией, а не тем, о чем рассуждал Чехонин:
– Ты парень башковитый, Устин, но знаний у тебя нет. Учиться нужно, учиться ежечасно. Вот смотри, какой нам попался исключительный случай. Женщина-преступница. Изворотливая, умная, с прекрасным чутьем, по степени жестокости превосходит преступников-мужчин. Это редкость, если хочешь – врожденное призвание, как мне представляется. Я ведь до войны тоже работал с преступниками, изучал их. Мне всегда было интересно, почему человек идет на преступление. И знаешь, к какому выводу пришел? У некоторых людей есть тяга к преступлению. Да, да, именно так. При одинаковых обстоятельствах один человек борется с собой и трудностями, а другой предпочитает легкий путь, как ему кажется...